Тот, кто убил лань - Лакербай Михаил Александрович (читать книги .txt) 📗
— Довольно! Хватит! — завопил визирь. Он беспомощно опустился в свое кресло.
Безмолвно сидел он несколько минут, потом поднял отяжелевшую голову.
— Скажи мне, Шукри-шериф, только одно. Зачем понадобилось Нури-махаджиру так бессовестно лгать?
— Зачем? — уверенным голосом произнес Шукри. — Это известно всем окружающим и неизвестно только вам, потому что вы ко всем так добры, отзывчивы, благородны, а порой, как вот к Нури-махаджиру, излишне доверчивы.
— Говори ясней, Шукри-шериф.
— Неужели вы до сих пор не заметили, что Нури-махаджир коварный карьерист, который ни перед чем не остановится?
— Ну, допустим, это так. А дальше что?
— Ему, неблагодарному, как видно, мало всего того, что вы сделали для него, повысив его с должности простого курьера до шерифа. Теперь он уже мечтает о вашем месте!
— Ка-а-ак? Что ты сказал? О моем месте? — Все тяжелее становилось визирю от таких неожиданных открытий.
— Мои агенты донесли, — продолжал Шукри, — что Нури не раз хвалился своим абхазам-махаджирам, что скоро он свалит самого визиря, то есть вас, как свалил Шевкет-шерифа, и будет властелином всей трапезундской области, что ему обещала поддержку красавица черкешенка Аза, новая жена Султан-Хамида. Я проверил донесения, и они оказались точными.
— Это интересно, — горько улыбнулся визирь.
Шукри торжествовал. Затея ему удалась. Визир был покорен.
— Что же ты предлагаешь? — робко спросил визирь.
— Уберите Нури-махаджира со своего пути, великий визирь, и как можно скорее.
— Да, — произнес визирь. — Теперь мне многое становится ясным. Спасибо, тебе, Шукри-шериф, за бескорыстную и преданную службу. Награжу достойно. А теперь прими мой приказ: немедленно, сейчас же арестовать Нури-махаджира, связать его и бросить в каземат. На пятницу, после намаза, назначить казнь.
— Это вместо свадьбы? — съязвил Шукри.
— Да, — ответил визирь.
Весть об аресте и предстоящей казни Нури-махаджира всполошила весь Трапезунд и население лагеря абхазов-махаджиров, расположенного в далекой степи; здесь особенно любили молодого Нури, так как он, работая в городе, постоянно помогал своим землякам. Сестренка же Нури, юная Эсма, не чаяла души в брате; она потеряла в изгнании отца и мать, и только Нури оставался опорой в ее жизни.
Сто с лишним километров одолела она за сутки вместе со старой своей теткой Шемекья, чтобы прибыть к утру проклятой пятницы, когда была назначена казнь Нури.
На ближайшем базаре девушка встретила женщину-абхазку, тоже махаджирку, но живущую в городе.
Она, оказалось, знала тайну гнева визиря: ее родственница находилась в его гареме.
— Когда я шла сюда, на базар, то видела, как визирь и его помощники вошли в Назимовскую мечеть, — рассказала женщина. — С ними был и противный Шукри, донесший на Нури-махаджира.
— Да? — вспыхнула Эсма, и по ее загоревшимся глазам было видно, что ее осенила какая-то счастливая мысль. — О-о, я прошу вас, милая женщина, проводите меня до этой мечети и покажите, кто из них визирь и кто Шукри.
Они подошли в тот момент, когда визирь и его помощники совершили намаз и покидали мечеть.
— Тот, что идет впереди, высокий — сам визирь, а позади него, справа, низенький толстяк — Шукри, — указала ей спутница.
Эсма внимательно посмотрела на мужчин и, плотно закрыв лицо чадрой, подбежала к визирю, бросилась к его ногам и крепко обхватила их руками.
— О-о, сжалься над бедной сиротой, великий наш визирь! — взмолилась она.
— Кто ты, женщина, и чего просишь?
— Выслушай мою жалобу, великодушный и справедливый визирь. Ваш помощник Шукри-шериф, вот этот самый, — показала она на Шукри, — жил со мной больше месяца в гостинице, а потом выгнал меня, ничего не заплатив. Он должен мне двести лир. Я умираю с голода.
— Ну? — обернулся к Шукри визирь. — Что ты скажешь на это?
— Как видно, аллах помрачил женщине разум, великий визирь, — ответил совершенно спокойно Шукри. — Плетет какую-то чепуху!
— Нет, нет! Он, великий визирь, обманывает вас, как обманул и меня. Пусть поклянется аллахом над святым Кораном, что не знает меня, не видел никогда, не жил со мной и не должен мне обещанных двести лир.
Визирь грозно взглянул на Шукри.
— Что теперь ты скажешь, Шукри-шериф? Женщина эта действительно сошла с ума или говорит правду?
— О, я охотно поклянусь над Кораном, великий визирь, только для того, чтобы окончательно рассеять ваши оскорбительные сомнения. Велите принести Коран.
— Да, да, да! Пусть поклянется над Кораном! — кричала девушка, еще крепче сжимая ноги визиря.
— Святой мулла, — обратился к мулле визирь, — принеси Коран и прими клятву от Шукри-шерифа.
И когда мулла принес из мечети Коран, визирь приказал:
— Встань, женщина! Подними чадру и покажи свое лицо Шукри-шерифу. Пусть он посмотрит на тебя и поклянется, что действительно никогда не видел и не знает тебя.
Девушка вскочила на ноги и сорвала с головы чадру. Красота ее была необыкновенной, ошеломляющей. Визирь не мог оторвать глаз от нее.
— Ну, клянись же, Шукри! Я слушаю тебя, — сказал визирь, втайне завидуя своему шерифу, досадуя, что не он, а этот чурбан целый месяц владел таким неземным созданием.
Шукри протянул обе руки над Кораном и торжественно произнес:
— Клянусь великим аллахом, что девушку эту глаза мои видят первый раз в жизни, что не имел с ней никаких дел и никаких денег ей не должен.
— Что ж ты скажешь теперь? — обратился визирь к девушке.
— О великий визирь! Прости меня за нескромность, которую я вынуждена была позволить себе. Но, видит аллах, иначе никак не смогла бы я разоблачить подлый и коварный поступок Шукри. Я — Эсма, родная сестра Нури-махаджира. Этот негодный человек, Шукри-шериф, завидуя уму и способностям Нури, наклеветал на него и на меня. И вы ему поверили. А теперь вы убедились, что он обманывал вас. Казня сегодня невинного Нури, вы возьмете на себя грех, который вам никогда не простится. Освободите Нури!
Визирь распорядился немедленно освободить Нури-махаджира и назначил его старшим шерифом, а Шукри заключил в каземат.
Юная Эсма вышла замуж за визиря и стала зваться Эсмой-ханум.
Тесть и зять.
Перевод С. Трегуба
— Был я тогда молод, — улыбаясь начал свой рассказ любимец колхоза Шхангерий Бжаниа, — мне не перевалило и за шестьдесят. Это теперь мне сто сорок восемь, хоть я еще бодр и крепок. А тогда я чувствовал себя совсем молодцом. В то время жил в нашем селе почтенный старик — пусть легка будет ему земля! — Барганджи Абидж. Он выдал свою дочь Сайду замуж за человека, мало ему известного, так как юноша этот приехал в наш Очамчирский район из дальнего — Бзыбского. Это теперь леса почти все вырублены, и дорога проложены, и поезд ходит, и машина, а в те времена все побережье покрывал густой лес, и попасть в Бзыбскую часть Абхазии было нелегким делом.
Увезли после свадьбы дочь Абиджа Сайду, и спустя год захотел старый Абидж проведать дочь и зятя. Сопровождать его собрались мы все: и я, и другие наши односельчане, друзья Абиджа, его родственники. Зять принял нас как подобает, с почестями. Пир устроил на славу, шумный и веселый. Длился он дней десять, не меньше.
В это время Абидж ближе присмотрелся к зятю, и мы заметили, что старик расстроился. Как ни старался он скрыть это от нас, не удалось. Долго думал он про себя свои думы, но в конце концов не выдержал и поделился с нами.
"Я, — сказал он, — не знал раньше своего зятя Данакая Джикирбы. Теперь вижу: настоящий он ахаца, славный, храбрый, благородный и щедрый. Люди его уважают. Кроме того, он высок и статен. Что по сравнению с ним моя дочь? Без приданого вошла она к нему в дом — негде было мне взять, раз я сам небогат. А вдобавок ко всему — и это страшнее всего — она еще и хромая. Ну какая она жена для такого замечательного джигита? Жалко мне ее. Разве долго продлится ее счастье? Еще скажут, что я, старый Абидж, постарался сплавить с рук свою дочь, повыгоднее ее пристроить. Не-ет, если б я раньше его так хорошо знал, ни за что бы не согласился. Я решил увести дочь обратно. А Данакаю передайте, что я первый буду искать ему жену, достойную его и красотой и умом. Да я и самого князя Нахарбея Чачбу буду уговаривать выдать за Данакая свою красавицу дочь".
