Олеко Дундич - Дунаевский Александр Михайлович (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Товарищ Дундич, с Сороковым бида! Лежить ранетый, а пулю выколупать никому. Пропадае хлопэць.
— Где он?
— В околоток видвезлы.
Дундич — на коня. Шпитальный — за ним.
Околоток помещался в бывшем кулацком доме. В одной его половине лежали раненые и больные, в другой находилась семья фельдшера. Самого фельдшера не было в живых. Осколок снаряда, угодивший в санитарную повозку, сразил его насмерть. Нового фельдшера не прислали, и вся полковая медицина держалась на рослом санитаре атлетического телосложения. Он стоял возле корчившегося Сорокового, держа в руке скальпель, не зная, что с ним делать.
— Да что я в медицине? — оправдывался санитар. — Принести да вынести. Отправить бы его в город, да с места трогать нельзя. Пропадает парень.
— Не пропадет!
— А вы в нашем деле разбираетесь?
— Нет, а помочь берусь.
Сашко перестал стонать. На его бледном лице вспыхнул луч надежды. Сашко верил Дундичу и знал, что тот слов на ветер не бросает.
— Потерпи, Четрьдесять, часок-другой.
Дундич вышел с санитаром в другую комнату.
— Давай поскорее бинт, вату, йод.
Не прошло и нескольких минут, как Шпитальный увидел Дундича с забинтованной головой.
— Що за кумэдия? — удивился Шпитальный. — Быться — ни з ким не бывся, а в голову ранетый.
— Не спрашивай, Сашка выручать надо. Ты ведь местный, не знаешь ли, где у беляков лазарет?
— Неподалеку, на хутори. Верст десять с гаком будэ.
— А медицина там сильная?
— Дохтора немае, усим командуе хвельдшерыця Лидия Остапивна. Вона живэ на хутори, шоста хата з краю, с ризными ливнями.
— Ты с ней знаком?
— Я? Да. А вона зи мною — ни. Личность видома, за нэю Мамонтов, колы ще полковником був, волочився.
— Поехали! — скомандовал Дундич.
Гражданская война велась на степных просторах без твердо очерченных линий фронта. Бои шли за крупные и важные в военном отношении населенные пункты, за железнодорожные узлы, за подступы к ним. В остальных же местах редко можно было встретить посты боевого охранения.
Выехав за околицу, всадники придержали коней. Дундич вынул из кармана погоны. Капитанские нацепил на свои плечи, унтер-офицерские дал Шпитальному.
— Товарищ кома…
— Какой я тебе, к черту, «товарищ», — оборвал на полуслове Шпитального Дундич. — Называй меня «ваше благородие, штабс-капитан Драго Пашич».
— Слухаюсь, вашескородие! — и Шпитальный, ухмыльнувшись, приложил руку к козырьку.
Остановились неподалеку от дома с резным петухом на коньке. В одном из трех окон, выходивших на улицу, горел свет.
— Жди меня здесь, — шепотом произнес Дундич, передавая Шпитальному повод. — Пойду узнаю, дома ли она.
Дундич скрылся в темноте. Через несколько минут до чуткого уха Шпитального донеслось:
— Лидию Остаповну в лазарет позвали, — отвечал старческий голос. — Должна скоро быть.
Дундич направился к Шпитальному, но, услышав разговор, который вел коновод с незнакомым ему человеком, спрятался за дерево.
— С какого полка, милок? — интересовался незнакомец.
— С шестого донского генерала Краснощекова полка, — отчеканил Шпитальный.
— А почему лошади бесхвостые?
Шпитальный не сразу нашелся. Он сделал вид, что не расслышал заданного вопроса. В разговоре наступила опасная пауза. Она насторожила Дундича. Выкрутится Шпитальный или придется его выручать? И тогда Сороковой останется без медицинской помощи.
Разговор о бесхвостых лошадях казак завел не случайно. На Дону каждому было известно, что красные конники подрезают лошадям хвосты, а беляки их оставляют.
— Нэ чую, про що пытаешь, — прикинулся глуховатым Шпитальный.
Казак повторил свой вопрос.
— Коней мы у Дубового Яра у красных взяли. Хвосты ще не выросли.
— Тогда другое дело, — ответил казак. — Ты бы так сразу и сказал. — Казак нарочно чиркнул спичкой.
Желтоватый огонек осветил Шпитального, его унтер-офицерские погоны, сердитый взгляд.
— Извините, господин унтер-офицер, — заискивающе произнес казак. — Не видал, с кем разговариваю.
Когда Дундич подошел к Шпитальному, он уже был один. Ждать Лидию Остаповну возле ее дома было опасно.
— Поедем в лазарет, — предложил Дундич.
Проехали улицу; вдруг из переулка вышла статная женщина в шляпке.
— Вона, вона, — вполголоса произнес Шпитальный.
Дундич быстро сорвал с головы бинт и направился навстречу.
— Простите, если не ошибаюсь, Лидия Остаповна?
— Она самая. С кем имею честь?
— Штабс-капитан Драго Пашич.
— Очень приятно, — ответила фельдшерица, кокетливо поправляя выбившийся из-под шляпки локон. — Что вас привело к нам?
— Небольшое дело.
— Господин штабс-капитан, вы говорите с акцентом. Вы не здешний, иностранец?
— Так точно.
— Уважаю иностранцев. Вежливые, светские люди. Читала, что под Новый год на станцию Чир приезжали английский генерал Пуль, французский капитан Фукэ и другие английские и французские офицеры. Вы были на этой встрече?
— Да, милая Лидия Остаповна! Без меня ни одна встреча не проходит. Английскому генералу Мамонтов вручил на память казачью нагайку. Знаете для чего? Чтобы ею большевиков крепче бить.
— А мне Константин Константинович ничего не передавал?
«Этой бы нагайкой да тебя по мягкому месту, чтобы не таскалась с белыми», — подумал Дундич и, не обрывая нити разговора, сказал:
— Ах, простите, чуть не забыл. Его превосходительство поручил передать вам небольшой сверток. Эй, унтер, подай даме генеральский подарок!
— Слухаю, ваше высокородие! — откликнулся Шпитальный. — Зараз принесу.
Дальше все произошло с молниеносной быстротой. Шпитальный связал руки фельдшерице, а Дундич, заткнув ей рот платком, вновь представился:
— Я — Красный Дундич. Приехал за вами. Надо спасти жизнь хорошему человеку. Спасете — и мы вас отпустим. Даю слово!
Дундич перебросил фельдшерицу через седло, прикрыл буркой.
По хутору ехали шагом, не торопясь. Это раздражало Шпитального. Раз дело сделано, надо ветром нестись домой. А Дундич почему-то медлит. Но тогда он еще не знал всех приемов своего командира. Оказывается, даже в минуты смертельной опасности Дундич сохранял спокойствие, чтобы не навлечь на себя подозрений.
Однако стоило всадникам выехать за околицу, как они дали волю коням.
Стрепухов внимательно выслушал своего помощника. Он ни разу не перебил его, а лишь одобрительно кивал головой. Решительность и находчивость Дундича нравились командиру полка.
— Я всю правду рассказал, Петр Яковлевич, а теперь отдавайте в трибунал.
— Да что ты, Ваня. Я пошутил. К награде тебя представлю. — Стрепухов притянул к себе Дундича и крепко обнял. — Ах ты, мой человечный человек. Недаром пословица молвит: «Друга любить — себя не щадить». Ну, как себя чувствует твой дружок, Сороковой?
— Пулю вынули, ему стало легче. Заснул парень. Фельдшерица при нем.
— Слово перед ней сдержишь, отпустишь? Честность всегда уважается, даже противником. Вот генерал Краснов нас обманул. Когда его красногвардейцы под Гатчиной захватили, он слово дал, что руки на народную власть не подымет. Его под «честное генеральское» отпустили, а он брехуном оказался. Сначала с немцами снюхался, теперь с Антантой. Против народа белоказаков поднял. Я его знаю — ничтожный человечишко. А наше, большевистское слово — это честное слово.
— Фельдшерица на прежнее место не вернется. Сама не хочет.
— По…нят…но… — протянул Стрепухов. — А колдаировская деваха? Спишем?
— Да что вы, Петр Яковлевич! Дозвольте за Марийкой съездить.
— Не время, Ваня. Вот возьмем Иловлю, тогда и в отпуск съездишь. Погоди малость.
Дундич нахмурился: «погоди» его не устраивало.
— Схожу в околоток, — сказал Дундич, подымаясь. — Погляжу на Сорокового.
— Сходи. От меня привет передай.
«В бою — зверь, а среди людей — самый сердечный. А я на него гневался, почему не доложил, почему без спроса. А когда докладывать? Жизнь Сорокового на волоске была…» — рассуждал Петр Яковлевич, оставшись в горнице один.
