Тайна сибирской платформы - Осипов Валерий Дмитриевич (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
И вдруг Лугова осенило. Черт с ними со всеми! Он поедет без разрешения! Он должен увидеть Катю во что бы то ни стало! А потом пусть добавляют хоть еще тридцать лет ссылки.
Ночью к Лугову, когда он собирал необходимые в дороге вещи, постучали. Павел Иванович, ничего не подозревая, открыл дверь. На пороге стояли Кожухов и два казака.
— Во избежание нарушения вами инструкции о правилах содержания ссыльнопоселенцев, — сказал Кожухов, откашлявшись, — я вынужден подвергнуть вас аресту, господин Лугов.
…Из «холодной» Павел Иванович написал Кате короткое письмо.
«Милая Катюша, — писал Павел Иванович, — много горя причинил я тебе и поэтому не имею права судить тебя. Поступай, как находишь нужным. Прости меня… Дай бог тебе счастья. Павел Лугов.
Р. S. Моя жизнь сломана, разбита, я не могу больше связывать тебя. Живи вольно. Спасибо за книги и за мои рукописи».
Через неделю Лугов попросил исправника освободить его из «холодной», обещав, что никаких действий, противоречащих правилам содержания ссыльных, он предпринимать не будет. Кожухов выпустил Павла Ивановича, но установил за ним дополнительный надзор, в котором сам принимал деятельное участие. Каждую ночь, часа в два, исправник подкрадывался к окну Лугова и осторожно заглядывал внутрь. Павел Иванович всегда сидел в одной и той же позе — подперев голову руками и неподвижно глядя на язычок пламени керосиновой лампы. На огонек залетали мотыльки и бабочки. Павел Иванович не отгонял их, и они долго и громко бились о круглое стекло лампы.
Постояв у окна минут двадцать, Кожухов на цыпочках, осторожно уходил к себе. Спать он ложился спокойно.
Павел Иванович не убежал ни в то лето, ни в следующее, ни через год, ни, через три года. Он, казалось, смирился со своей судьбой и даже отказался подписать прошение на высочайшее имя о снижении срока высылки, которое посылали в 1912 году, после Ленского расстрела, многие якутские ссыльнопоселенцы. Теперь его часто можно было видеть на берегу Вилюя. Павел Иванович подолгу сидел на краю высокого крутояра и задумчиво смотрел вдаль — на зубчатый таежный горизонт.
Потом он поднимался и шел к себе. Дома, разложив на чисто выструганных досках множество голубовато-зеленых камешков, Павел Иванович долго рассматривал их в лупу, потом садился к столу и писал. Павел Иванович заканчивал свою диссертацию — «Минералогия африканских кимберлитов».
Диссертации не суждено было увидеть свет. Однажды утром, когда старая якутка Марфа, уборщица нюрбинской инородной управы, начала топить печь, в комнату вошел Павел Иванович с толстой пачкой каких-то исписанных бумаг в руках. Он выслал Марфу, сел перед печкой и стал медленно бросать бумаги в огонь одну за другой. Когда все бумаги кончились, он стряхнул с колен случайно вылетевший из печки пепел и сказал Марфе, что теперь можно продолжать топить.
После этого, зайдя в свою комнату, Лугов пошел к Вилюю. На плече он нес большой тюк из рогожи. Подойдя к берегу, Павел Иванович опустил тюк на землю, несколько минут смотрел на него, потом, вздохнув, столкнул тюк в воду.
Так была закончена диссертация бывшего доцента кафедры минералогии Петербургского университета Павла Лугова. Это произошло в августе 1917 года.
Через два года, весной 1919 года, Нюрбу осадил отряд белогвардейца Крюкова, уходившего с Лены после того, как он был разгромлен под Якутском партизанскими частями. Горстка нюрбинских коммунистов и комсомольцев приняла неравный бой.
Услышав первые выстрелы на околице села, Павел Иванович (он уже несколько месяцев не поднимался с кровати) послал уборщицу Марфу к командиру нюрбинских коммунистов якуту Васильеву.
— Пойдем, очень надо, — говорила Марфа Васильеву, сударской Пашка очень просит прийти.
Когда Васильев вошел в комнату Лугова, Павел Иванович достал слабой рукой из-под подушки картонную папку, крест-накрест перевязанную бечевкой, и протянул якуту.
— «Го-род Я-кутск. Рев-ком», — по складам прочитал Васильев.
— Обязательно доставьте по адресу, — шепотом сказал ссыльный.
Отряд Крюкова разбил маленькую группу защитников Нюрбы. Спаслось только несколько человек. Забрав запас продовольствия и лошадей, белогвардейцы ушли вверх по Вилюю.
…Спустя месяц на старом нюрбинском кладбище хоронили ссыльнопоселенца Павла Лугова. Простой, некрашеный гроб стоял у края неглубокой могилы. Вокруг него расположились ребятишки, которых Павел Иванович учил русской грамоте. Тут же стояло несколько взрослых якутов. Лица их были бесстрастны. Подслеповато моргая, они молча смотрели на покойника.
Павел Иванович лежал в гробу подтянутый, помолодевший. На губах его застыла радостная улыбка. Он словно благодарил всех за то, что никто не помешал ему обрести это спокойствие, к которому он стремился так долго.
Якуты стали забивать гроб. От стука молотков с соседних могильных холмиков с криком поднялось в воздух кладбищенское воронье. Птицы долго кружили в чистом голубом небе до тех пор, пока люди узкой цепочкой не потянулись с кладбища. Тогда они опустились на старое место, а одна даже ухитрилась примоститься на новый деревянный крест, на котором чернильным карандашом было нацарапано: «Пашка сударской хороший был человек».
Сидевшая рядом с крестом якутка замахала рукой, и ворона, обиженно каркнув, улетела. Марфа — это была она — посидела на свежем холмике еще немного, а потом поднялась и пошла домой. Она торопилась прибрать в комнате покойника, пока на службу не пришли все члены нюрбинского комитета бедноты, заменившие чиновников инородной управы.
Марфа быстро шла по берегу Вилюя: Ветер гнал по реке свинцовую рябь. На противоположном берегу глухо шумела тайга. Незакатное северное солнце посылало на землю косые холодные лучи. А над тайгой, над Вилюем, над кладбищем, над новым деревянным крестом — надо всем миром висело ничем не омраченное, прозрачное голубое небо.
Глава третья
ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ НА ВОСТОК
Ночь в аэропорту
Звездной июльской ночью лета 1956 года я сидел в зале ожидания Внуковского аэропорта и с тоской поглядывал на минутную стрелку больших стенных часов, которая, как мне казалось, двигалась по циферблату слишком медленно даже для такого неповоротливого существа, как минутная стрелка.
Я летел в Якутию, на алмазные месторождения. В кармане у меня рядом с корреспондентским билетом лежала командировка и билет до центрального поселка Амакинской экспедиции, — она занималась в якутской тайге поисками и разведкой этого самого драгоценного, самого редкого на земле минерала.
Каких-нибудь два-три года назад безоговорочно считалось, что недра нашей страны очень бедны алмазами. Мы даже не догадывались, что имеем на востоке богатейшие запасы этого полезного ископаемого. В дни работы XX съезда Коммунистической партии страна узнала об якутских алмазах, обнаружение которых было названо с трибуны съезда «замечательным открытием последних лет». В Директивах по шестому пятилетнему плану съезд записал: создать в Якутии первые предприятия алмазодобывающей промышленности.
…Впереди лежал заоблачный путь в одиннадцать тысяч километров. Около сорока часов предстояло провести в воздухе, пересечь страну с запада на восток и, пролетев чуть ли не над всей Россией, приземлиться в далекой таежной Якутии, на берегу угрюмого Вилюя, в столице алмазного края.
За мою короткую журналистскую жизнь (после окончания факультета журналистики Московского университета я всего второй год работал в одной из центральных газет) это была у меня первая такая далекая командировка. Я очень волновался, боялся опоздать на самолет, приехал во Внуково на целых три часа раньше и теперь томился от безделья.
