На росстанях - Колас Якуб Михайлович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Что с тобой случилось? — спросил Андрей.
— Тьфу! — плюнул еще раз Янка. — Знаешь, брат, такая приснилась гадость, что и теперь еще противно во рту.
— Что же тебе снилось?
— Снилось, братец, что ходил по лугу, собирал горький чемер и ел.
Нельзя было без смеха смотреть на сморщенное, перекошенное лицо Янки. Лобанович покатывался со смеху, слушая о происшествии, которое приснилось его приятелю.
— Можно сказать, сон библейский.
Раздевшись, Янка бросился в Неман, плыл, набирал в рот воды, полоскал рот и отплевывался.
— Богатый будешь, Янка, раз приснился такой сон.
— Если бы это была правда, я готов еще раз увидеть свой сон, — шутил Янка. А затем повернулся к Андрею и сказал: — А может, и в самом деле разбогатею. Знаешь, мой дядя Сымон, учитель якшицкой школы, прислал письмо, чтобы я приехал к нему. Говорит, хороший заработок есть.
— Вот видишь, сон тебе в руку. А когда получил ты письмо?
— Недавно Якуб принес, переслали из Микутич. Как ты мне советуешь, ехать или не ехать?
— Почему же не поехать! Возьми только разрешение от полиции.
Спустя день Янка собрался в дорогу, а еще через день мать, дядя Мартин, Якуб с сестрами проводили и Андрея за ворота дома. Дядя хотел отвезти его на станцию на подводе. Андрей категорически отказался.
— Не все еще убрано с поля, зачем терять время?
Мать долго стояла возле калитки и смотрела вслед сыну. В ее сердце была обида: Янка поехал в деревню к дядьке на какие-то заработки, а зачем же Андрея тащат в Менск? Не к добру это. Она стояла, пока Андрей не перешел Среднюю гору и не скрылся из глаз.
Не радостно было и на сердце у Лобановича. Во-первых, ему жалко было покидать дом и родных. Он знал, как тоскуют о нем мать и все близкие. Во-вторых, тревожила также и мысль: почему только его и Владика из всей учительской группы вызывают к жандармскому ротмистру? Эта тревога еще усилилась, когда Андрей узнал на станции Столбуны от одного знакомого о том, что Владика Сальвесева посадили в бобруйскую тюрьму. Арестовали будто бы за распространение прокламаций и нелегальной литературы. А каковы же причины того, что вызывают его, Лобановича? Может, сотрудничество в беларусской газете?
Дорога немного успокоила Лобановича. Он постепенно свыкся и с мыслью о допросе у жандармского ротмистра. Его радовало то, что дядя Мартин и семья не будут сидеть голодными, так как с поля все собрали. Даже и телушечки не придется продавать. С такими мыслями ехал Андрей в Менск.
На Подгорной улице тогдашнего Менска было больше деревянных домов, чем кирпичных. Домик, в котором находились канцелярия и квартира жандармского ротмистра, стоял в глубине двора. Крытое, просторное крыльцо-веранда почти терялось в густой зеленой листве дикого винограда. На стене, на видном месте, блестела свежей краской жестяная табличка с обозначенным на ней номером дома. Оглядываясь, Андрей тихо взошел на обвитое зеленью крыльцо. На стене, сбоку от входа в жандармское логовище, висела на толстой проволоке ручка звонка. Лобанович постоял немного, подумал, взглянул на часы. Было половина одиннадцатого, время, когда чиновники уже сидят за своими столами. Лобанович потянул за ручку и начал прислушиваться. Вскоре послышались медленные, тяжелые шаги. Дверь открыл здоровенный жандармский вахмистр. Он окинул Лобановича пронзительным, сердитым взглядом и сурово спросил:
— Вам что нужно?
Лобанович молча подал ему вызов к ротмистру с таким видом, будто и сам он важная персона. Вахмистр взял пакет, посмотрел на конверт, потом на Лобановича и еще более сурово буркнул:
— Заходите!
Он провел Лобановича в приемную и показал на жесткий деревянный диван:
— Ждите здесь! — а сам направился куда-то в глубину дома.
"Видимо, спит либо завтракает", — подумал Лобанович. Но минут через пять издалека послышался звон шпор, и тотчас же вошел ротмистр. Не поздоровавшись, он открыл свой кабинет и, кивнув головой в сторону двери, спокойно сказал:
— Ступайте за мной!
Ротмистр пошел впереди, за ним Лобанович, а вахмистр замыкал процессию.
Войдя в кабинет, ротмистр сразу же сел в стоявшее за столом кресло. Теперь Лобанович разглядел его вблизи. Это был одетый в аккуратно пригнанную форму офицера царской армии еще молодой, широкоплечий человек среднего роста, с красивым и даже симпатичным лицом. В каждом его движении чувствовалась военная выправка. Он показал Лобановичу рукой на стул возле стола, а сам отпер ящик, достал довольно объемистую папку с разными бумагами и документами. Отыскав нужный ему исписанный лист бумаги, он положил его перед Лобановичем.
— Здесь записано показание одного из ваших коллег. Можете ознакомиться с ним. — Затем ротмистр достал из стола лист чистой бумаги. — Напишите коротко о вашем участии в учительском собрании. Что это было за собрание. Постарайтесь уложиться в один час. Сможете?
— Постараюсь.
Ротмистр запер стол и твердой, быстрой походкой вышел из кабинета в другую дверь, завешенную шторой.
Прежде чем приняться за дело, Лобанович взял "показание одного из коллег". Владик Сальвесев писал по выработанному Лобановичем и Янкой плану.
Поведение ротмистра очень удивило Андрея. Жандармский вахмистр также вышел из кабинета, и Андрей остался совсем один. "Что это — хитрость какая-то, западня? — спрашивал он сам себя. — Вероятно, за мной следят из тайного угла. Надо быть осторожным".
Назначенный срок еще далеко не кончился, а свои показания Андрей написал, и написал аккуратно. После этого он стал разглядывать кабинет, не сходя с места. На переднем плане висели портреты Николая II и царицы. И больше ничего не было на стенах.
Оставалось уже мало времени до конца срока. "Что же будет дальше?" — с беспокойством ждал Андрей.
Ровно через час пришел ротмистр; видимо, он "подкрепился" — от него попахивало коньячком.
— Ну что? — спросил он, усевшись в кресло.
Лобанович молча подал бумагу. "Чем меньше говорить, тем лучше", — мысленно заметил он себе.
Ротмистр внимательно присматривался к написанному. Казалось, его больше интересовал почерк, чем содержание показаний.
— А красивый у вас почерк, — наконец проговорил он.
— Учителю уж так положено.
Ротмистр открыл ящик стола, взял какой-то исписанный лист, вгляделся в него, перевел глаза на написанное Лобановичем, а затем и на него самого. Усмехнулся.
— Я не пророк, но могу вам сказать, что ваш почерк сыграет роль в вашей жизни… Можете быть свободным. — И ротмистр кивнул головой, давая знать, что Лобанович может идти.
XXXI
Очутившись на улице и убедившись, что сзади жандармов не видно, Лобанович почувствовал себя так, будто с его плеч свалился тяжелый камень и сам он вторично родился на свет. Все его страхи развеялись и растаяли, как тучки в засушливую погоду. Но теперь перед ним встал вопрос: почему жандармский ротмистр так присматривался к его почерку? Правда, это могла быть простая случайность, тем более что Лобанович и от друзей слыхал про свой красивый почерк. И все же точного ответа на интересующий его вопрос Лобанович не находил. Но хорошо уже и то, что он свободно ходит по улицам, сливается с толпой людей, снующих туда и сюда по тротуарам. Как хорошо было бы поговорить сейчас с Янкой! Но Янка далеко, живет где-то на реке Березине, у дяди.
Более близкого знакомого, чем Болотич, у Андрея в Менске не было. Минут через десять он переступил порог чистенькой квартиры бывшего друга.
— А, это ты, крамольник! Ну, рад видеть тебя, — такими словами, сдобренными шуткой, встретил Болотич Андрея. — Садись! — сказал он гостю. — Скоро ли вас будут судить?
В словах Болотича слышались какие-то снисходительно-барские нотки, и это не понравилось Андрею. Не понравились ему прилизанность квартиры и самого хозяина ее и подчеркнутый порядок во всем.
