На росстанях - Колас Якуб Михайлович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Пока я буду накрывать на стол, ты прочитай вот эту заметку, — безразличным тоном сказал Андрей.
В руках у Янки очутился "Менский голос". Он так и впился глазами в статейку. Лобанович резал колбасу и украдкой следил за приятелем. А Янка, по мере того как читал, менялся в лице, несколько раз озадаченно возвращался к началу статьи, глядел на подпись, на название. Наконец протер глаза и долгим взглядом посмотрел на Андрея.
— Ну, что скажешь, Янка, на это?
— Братцы мои! Матушки и батюшки! — не мог прийти в себя Янка. — Не обманывают ли меня мои глаза? Не ослеп ли я? Не водит ли меня черт по болоту? — Янка весело перекрестился. — Что же это значит? — развел он руками и вдруг схватился за бутылку. — Выпить за того доброго человека, который подал за бездомных "огарков" голос в "Менском голосе"!
— Выпить! — поддержал приятеля Андрей. — А вот о чарке мы забыли. Из чего будем пить?
— Как из чего? Обойдемся без веревки, была бы коровка!
Янка передал бутылку Андрею.
— Горелка твоя и твоя новость! Благословись, отче Андрей! Хлебни! Из горла в горло!
Андрей выбил из бутылки пробку.
— Так вот, братец Янка, возрадуемся и возвеселимся. Пусть отступится от нас лихо, а хорошо начатое пусть хорошо и кончится. Будь здоров!
Горелка забулькала во рту у Лобановича за частоколом зубов. Добрую чарку влил он в рот.
— Столько же, брате, возьми и ты, — передал он бутылку Янке и отметил ногтем на стекле, сколько тому полагалось выпить.
Янка взял бутылку, глянул в сторону Панямони и Столбунов, затем повернулся лицом к Микутичам, поднял глаза на Демьянов Гуз.
— Слышите вы, местечки и села, и ты, Демьянов Гуз, и вы, дороги, по которым мы ходили, ходим и будем ходить! Будьте здоровы! Будь здоров и ты, добрый человек, закинувший за нас доброе слово в "Менском голосе"! Пусть тебе легко икнется в эту минуту! И ты, Нейгертово, будь здорово!
Лобанович усмехнулся. Янка глотнул в два приема свою порцию, крякнул, вытер губы, почесал нос и заметил:
— Должно быть, еще выпьем!
— Горелка еще есть, — потряс Лобанович бутылкой. — Давай закусим!
Янка посмотрел на бутылку, прикинул на глаз, столько ли он выпил, сколько было отмерено, и заявил:
— Немного перебрал! Знаешь, натура уж моя такая — на работе не дотягиваю до нормы, а во время выпивки перетягиваю!
— Ну, ты немного клевещешь на себя, Янка!
— Клевещу потому, что мне весело, а водка начинает дурманить.
Друзья сидели над рекой под кустом, закусывали, шутили, прикладывались к бутылке. А когда опорожнили ее, Янка дал полную волю своим чувствам:
— Есть ли на свете такой вельможа, которому я позавидовал бы сегодня? Есть ли такой замок или дворец, на который я променял бы этот куст над Неманом? Ничего подобного нет!
Янка энергично махнул рукой.
— Откуда же у тебя такое счастье?
— Из двух источников: один — статья, а другой — вот эта бутылка, к сожалению пустая.
— Из пустой бутылки можно сделать полную. Но как же ты относишься к "Кудеснику"? Каково, на твой взгляд, его значение для нас?
— Да ведь это, братец, дождь в великую засуху! — воскликнул Янка. — Ты вот посмотри на луг, на пригорки: выжгло их солнце с весны, а прошли дожди — они начали оживать. Видимо, произошел и для нас какой-то благоприятный поворот.
— Так приблизительно рассуждает и Костя Болотич. Он сказал даже: "Менский голос" для полицейских, для попов и чиновников то же самое, что "Символ веры" для правоверных христиан".
— Браво! — крикнул Янка.
— Знаешь, дружище, если на то пошло, сбегай к Моне — он сразу же здесь, за мостом, — и возьми еще "крючок", тогда я расскажу тебе, как появился "Кудесник" в черносотенной газете и кто он такой.
— На край света побегу ради этого!
Лобанович хотел дать деньги.
— Моя копейка также не щербатая, — отвел руку приятеля Янка и помчался к Моне.
Под тем же лозовым кустом рассказал Лобанович приятелю о всех своих приключениях — об изгнании из Вильны, о визите к редактору "Менского голоса" и о результатах этого посещения.
— Знаю, мой друже Янка, — сказал в заключение Андрей, — правда, прикрытая дерюжкой, интереснее, чем голая правда. И мне кажется, что ты даже разочарован историей "Кудесника". Наша репетиция не пропала даром.
Янка сказал в восхищении:
— "Кудесник", ты хитрый старик!
XXVII
Андрей и Янка обосновались на некоторое время на просторном гумне дяди Мартина. Если бы заполнить это гумно доверху хлебом и сеном, добра хватило бы на три таких хозяйства. В одном из углов лежала довольно большая куча прошлогодней соломы, изгрызенной мышами. Там, разостлав дерюгу и накрывшись домотканым одеялом, друзья спали крепким крестьянским сном.
Гумна нарочно строились так, чтобы в них имел свободный доступ наружный воздух, поэтому в стенах гумен и над широкими воротами вдоль всей стрехи обычно было много щелей. С двух сторон под крышей были даже парные оконца без стекла, через которые влетали и вылетали ласточки — они очень любят гнездиться на гумнах. Надо заметить, однако, что щели на гумнах оставлялись с таким расчетом, чтобы в них не засекал дождь, а зимой ветер не нагонял снега.
Всходило солнце. Пробуждалось ясное летнее утро. Тысячи щелей и дырочек загорались на солнце, и все гумно наливалось сверкающими потоками света, блестело, жило и сияло в золотых лучах.
— Убей меня гром, если что-нибудь подобное видел когда-нибудь царь, — сказал, пробудившись, Янка и залюбовался лентами ярких лучей, в которых носились мириады пылинок. — Ты слышишь, что я тебе говорю? — спросил он, не услыхав ответа приятеля.
Андрей наблюдал, как над гнездами трепетали легонькими крылышками юркие ласточки и мирно щебетали.
— Знаешь ли, Янка, я никогда не видел, чтобы ласточки дрались между собой, — заметил он, пропустив мимо ушей слова друга — он просто не слыхал их.
— Славные птушенции! — подхватил Янка. — Когда они начнут щебетать над гнездом, я вспоминаю молодиц, которые соберутся порой с ведрами возле колодца и на все голоса разливаются.
На гумно долетали привычные отзвуки трудового крестьянского дня. Несколько раз стукнула дверь в хате, скрипнули ворота в хлеве — это мать пошла доить корову. Вот заскрипел журавль над колодцем. Немного спустя застучал секач в корыте — готовился завтрак свиньям. Затем послышался недовольный голос Юзика, другого брата Андрея, — он выгонял на пастбище скотину, недоспал, был сердит и свою злость вымещал на коровах. Дядька Мартин остановил Юзика также сердитым окриком:
— Что ты хлещешь кнутом корову? Что она тебе сделала? Вот возьму этот кнут да хлестну по твоей спине.
Юзик молчал, пока двор не остался позади, а потом огрызнулся:
— Не достанешь, руки коротки! А кнут — вот он, в моих руках.
— Гляди, Дюбок, чтоб он не очутился в моих руках!
Дядька Мартин сидел на толстом полене и отбивал косу. Однообразный стук молотка по железной бабке, вбитой в колодку, вторил утренним звукам, разносившимся по двору. Ко всем прежним звукам сейчас присоединялось пение горластого петуха.
Лобанович вспомнил, какая сейчас горячая пора: дядя Мартин ладил косу, приближалось время косьбы. Нужно было торопиться: ведь если русиновцы скосят свои полосы, то они сразу же и лошадей пустят на скошенный луг, и если останутся там две полоски луга дяди Мартина, их потравят, потопчут кони. Совесть Лобановича говорила — надо помочь Мартину.
Друзья лежали молча. Каждый думал свое. И вдруг Лобанович прервал молчание.
— Знаешь, Янка, какой афоризм скажу я тебе?
— А ну! — оживился Янка, словно очнувшись.
— Всему на свете есть конец, — торжественно промолвил Андрей.
— Это правда, как правда и то, что если человек голоден, то он хочет есть, — подпустил "жука" Янка.
