Точка опоры - Коптелов Афанасий Лазаревич (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
…В Киеве тоже ждали. Уже второй месяц ответственные за побег члены комитета дежурили в доме на окраине города, откуда был виден мужской тюремный корпус. Перед побегом его участники в условленном окне повесят сушить два полотенца…
Их было уже двенадцать. Кроме одного эсера, все искровцы. Убегут — затеянный процесс лопнет, как мыльный пузырь.
На воле для каждого раздобыли носовой платок — липовый паспорт. Каждому передали по сторублевому кредитному билету. Для каждого составили маршрут, приготовили укрытие на первые дни.
Заговорщикам удалось заполучить полупудовый стальной якорь, который они, пользуясь живой пирамидой из участников побега, зацепят за наружный выступ каменной ограды. Им передали также веревку, чтобы беглецы могли спуститься по ней на землю.
В тюремной кладовке, где староста хранил продукты для всех политических, заговорщики из разорванных простыней сделали нечто похожее на веревочный трап, по какому взбираются лоцманы на борт судна. Тринадцать ступенек из разбитого стула. Исподволь они приучили надзирателей к чарочке водки перед каждым ужином и держали наготове порошки снотворного, чтобы в решающий час всыпать в бутылку; под конец распределили обязанности: кто отнимет у часового во дворе винтовку, кто вобьет ему кляп в рот, кто свяжет руки, кто — ноги.
Во время вечерних прогулок, играя в чехарду, научились так ловко вспрыгивать друг другу на спину, что для живой пирамиды у стены им могли потребоваться считанные секунды.
И в тюрьме, и в городе все было готово, оставалось только в удобный час подать сигнал.
Его ждали каждый вечер…
И вот появились в окне долгожданные два полотенца: этой ночью решено бежать!
Наготове встречающие. Надежные кучера ждут седоков. Ждет лодочник на Днепре. Ждут комитетчики на явочных квартирах.
Но едва успели сгуститься поздние сумерки, как в тюрьме защелкали выстрелы, вспыхнул свет во всех окнах. С улицы донесся топот жандармских коней…
Неудача?
Да, как видно, провал.
Для всех ли? Неужели ни один из двенадцати не успел перемахнуть через ограду? Неужели ни одного не осталось в живых?
Прождали всю ночь — никто в назначенных местах не появился.
Погибли? Ранены? Брошены в карцеры?..
В условленном окне белело полотенце. Единственное! И комитетчики вздохнули облегченно: побег был отложен!
Значит, все живы?
А почему стреляла охрана? Почему примчались в тюрьму конные жандармы?..
К концу дня в комитет доставили записку — помешали уголовники, предпринявшие попытку к побегу раньше политических. Есть раненые.
Придется ждать, пока взбудораженная жизнь в тюрьме войдет в прежнюю колею, пока приостынет взбешенное начальство. И пока луна снова будет на ущербе…
Ульяновы не знали о кровавой кутерьме в Лукьяновке. Просто ждали побега. Взволнованно желали друзьям удачи. И ждали встречи с ними в Лондоне.
3
В Мюнхене Вера Кожевникова благополучно закончила работу: выпустила майский номер, отправила тираж с транспортерами. И после небольшого отдыха в Швейцарии приехала в Лондон.
Ее муж сидел в Таганке, дети жили у бабушки, и она рвалась в Россию. И разговор начала с Москвы:
— Говорят, Старухе нужны люди.
— Да, — подтвердил Владимир Ильич и, слегка прищурившись, испытующе посмотрел на собеседницу. — Но там очень трудно.
— Будто у меня нет никакого опыта. Вон Надя помнит еще по «Союзу борьбы»…
— Знаю, Вера Васильевна. А предупредить обязан. Похоже, в Москве орудует дьявольски изворотливый провокатор. Иначе я не могу объяснить бесконечные провалы.
— Но у меня надежная явка.
— Вот как! Уже явку раздобыли! У кого же?
Вера Васильевна принялась рассказывать: в Швейцарии ей посчастливилось встретиться с одним знакомым, который только что бежал из сибирской ссылки. Владимир Ильич, вероятно, его помнит. Это Лалаянц…
— Исаак Христофорович?! Товарищ Колумб? Еще бы не помнить — в Самаре вместе начинали! В Петербурге, в Москве. У мамы останавливался много раз проездом. А вы до сих пор о нем ни слова.
— Да так как-то получилось… — смутилась Кожевникова. — Он просил передать приветы.
— Спасибо. Очень рад слышать о старом друге.
— И я рада, — кивнула головой Надежда.
— А как он выглядит? — Владимир Ильич подался поближе к собеседнице. — Сильно изменился? Ведь прошло семь лет, как мы не виделись. Похудел небось?
— Чувствуется, устал за время побега из Сибири.
Расспросив о друге, Владимир Ильич задумчиво помял бородку.
— Ну что ж… Если явка от Лалаянца… — И кинул взгляд в глаза Кожевниковой. — А не устарела явка? Позвольте узнать, к кому?
— К Анне Егоровне Серебряковой.
Владимир Ильич опять помял бородку и глянул на жену. Та подтвердила:
— Встречается фамилия в нашей переписке.
— Она из нелегального Красного Креста. Помогает всем, кого отправляют в ссылку. Наши транспортеры у нее останавливаются. Анна Ильинична с ней знакома.
— Понятно. — Владимир Ильич опустил ладонь на стол. — Анюта разбирается в людях.
И никто из них не подозревал, что и Лалаянц, снабдивший явкой Кожевникову, в свое время оказался в сибирской ссылке благодаря «услугам» Серебряковой, что и частые московские провалы тоже ее «услуги» охранке.
— Значит, мне можно собираться в путь-дорогу? — спросила Вера Васильевна и шевельнула ридикюль. — У меня и паспорт уже есть.
— Вот какие агенты пошли, даже паспорта сами раздобывают! — рассмеялся Владимир Ильич. — И как же вас звать?!
— Юлия Николаевна Лепешинская, родная сестра Пантелеймона! — с торжествующей улыбкой сообщила Кожевникова, не сомневаясь, что уж теперь-то получит согласие на отъезд в Москву.
Но Владимир Ильич сказал:
— Посоветуемся. — И после секундной паузы добавил: — Москве крайне нужны наши люди.
— А теперь по чашке чая, — пригласила к столу Надежда.
Накануне отъезда Кожевниковой опять разговаривали втроем.
— Твоей помощницей в Москве будет хорошая девушка — Глафира Ивановна Окулова, — сказала Надежда. — Мы ее знаем еще по сибирской ссылке. Она уже извещена о твоем приезде. Можешь на нее полагаться как на себя. И опыт у нее уже немалый. Псевдоним легко запоминается — Зайчик.
— Любопытно, — улыбнулась Вера. — И приятно.
А приятно было оттого, что этот расхваленный Зайчик может сойти за ее подругу.
— Мы надеемся, — заговорил Владимир Ильич, — Московский комитет будет искровским и на съезд изберет нашего человека, подлинного марксиста. Это для вас программа-максимум. А самое ближайшее — финансовая поддержка. Вы теперь сами знаете, в каких наитяжелейших условиях нам приходится работать. Очень хотелось бы, — лицо его вдруг потеплело, озаренное сердечной улыбкой, — чтобы вы попытались встретиться с Горьким. Ради нашего дела. Скажите, что мы его любим, ценим, восторгаемся его произведениями, его служением пролетариату. В особенности в восторге от «Буревестника», этого гимна борьбы.
Вера, запоминая каждое слово, покачивала головой.
— Ну, и о деньгах, — продолжал Владимир Ильич приглушенно, как бы извиняясь уже перед Горьким за неловкую, но неизбежную просьбу, — заведите разговор. Как-нибудь поудобнее. Вы это сумеете. Он, говорят, в большой дружбе с Федором Шаляпиным. Если тот к нам расположен в какой-то степени, конечно, меньше, чем Горький, возможно, тоже поддержит. А вы действуйте через Горького… Как его найти? Он бывает в Художественном. Там идут его «Мещане». И готовится новая пьеса. Посмотрите спектакль сами. Если это не помешает вашей конспиративности. Или Зайчика отрядите в театр. Нам о Горьком и его произведениях необходимо знать все. — Приподнял палец. — Верится, что он пойдет с нами.
Когда стали прощаться, Надежда два раза как бы плюнула через плечо:
— Тьфу-тьфу! Как говорится, ни пуха ни пера тебе, Наташа.
Вера, зардевшись от сердечной теплоты провожающих, порывисто наклонилась и шепнула ей на ухо:
— Как говорится, пошла к черту.
