Печки-лавочки - Шукшин Василий Макарович (серия книг .txt) 📗
– Ладно, – сказал профессор, – мы еще выберем время.
Велика матушка-Русь!
И на восходе солнца, и на заходе солнца, и бельм днем и ночью – идут, идут, идут поезда. И куда только едут люди? Куда-то все едут, едут…
Молоденький офицерик, от которого вкусно пахнет маминым молоком, говорит миловидной соседке по купе:
– Все это хорошо, но это – сплошная чувствительность. Мы сегодня – не те.
– Но это же прекрасно, – неуверенно сказала соседка. И прочитала:
– Не мужские стихи, – проговорил жестокий лейтенант. – Розовый конь – это не из двадцатого века. Согласитесь.
Как тут не согласиться! И миловидная соседка пожимает плечами, что можно понять, как «пожалуй».
Две дамы от души состязаются в любезности.
– Позвольте, разрешите, я полезу на верхнюю полку.
– Да нет, зачем же? Я могу туда прекрасно полезть.
– Но меня это нисколько не затруднит!
– Меня это тоже ничуть не затруднит. Что вы!
– Прошу вас, устраивайтесь внизу. Честное слово, меня ничуть не затруднит…
– Нет, пожалуйста, пожалуйста…
Внизу на диване полулежит здоровенный парнина и, отложив «Огонек» в сторону, с интересом слушает дам.
А вот – дядя… Вооружившись мешком и чемоданом, таранит встречных и поперечных в проходе общего вагона. Ему кричат:
– Что же ты прешь, как на буфет! Дядя!..
– Ну, куда? Куда?
– Эй!.. Можно поосторожней?!
Дядя – ноль внимания. Трудный опыт российского пассажира подсказывает ему, что главное – занять место. Можно себе представить, что когда-нибудь все вагоны будут купейные, а если будут общие, то в них будет свободно… И что же будет? – тоска зеленая!
Едут, едут, едут…
Спят…
Читают…
Играют в карты…
Играют в домино…
Рассказывают друг другу разные истории из жизни…
Едят…
Едят…
Едят…
Иван двинул с дороги письмо домой.
"Здравствуйте, родные: теща Акулина Ивановна, дядя Ефим Кузьмич, тетя Маня, няня Вера, дед и детки: Валя и Нина! Во первых строках моего письма сообщаю, что мы живы-здоровы, чего и вам желаем. Пишу с дорога, поэтому еще конца нет. Едем мы хорошо, но я по ошибке схватил купейный билет, но зато едем без горюшка. Едем по просторам нашей необъятной родины, смотрим в окно. Погода стоит хорошая – градусов двадцать пять по Цельсию. Один раз ходили в вагон-ресторан. Взяли на первое – по борщу, на второе – бистроганов. Едет с нами один старичок профессор, очень хороший. Ну, были другие разные происшествия – приедем, расскажем. Поедем мы через Москву. И вот этот самый профессор говорит, что когда приедем в Москву, то сможем у него остановиться хоть на сколь – у него пятикомнатная квартира. Ну, Нюра поддержала это предложение, потому что ей охота посетить ГУМ. Я тоже наметил для себя кое-какие места, например, зоопарк. Если удастся, съезжу в крематорий. Об нас не беспокойтесь. Берегите детей.
Иван".
И вот – Москва.
По радио торжественно объявили:
– «Граждане пассажиры! Наш поезд прибывает в столицу нашей Родины – город-герой Москву!»
Нюра и Иван заметно взволновались. Особенно Нюра.
Профессор с интересом наблюдал за ними.
– Ваня!.. Глянь-ка, дом-то! Вань! – вскрикивала Нюра.
Ивану тоже страсть как интересно, но он сдерживал себя. И Нюру.
– Чего ты орешь-то? Чего орешь-то? – Он даже посмеялся, пригласив взглядом и профессора – тоже посмеяться вместе над Нюрой. – Ну, дом… колоколенкой.
– Гостиница «Ленинградская», – сказал профессор.
– Сколько этажей? – спросил деловитый Иван.
– Черт его знает!.. Понятия не имею.
Поезд остановился.
Профессор и Иван с Нюрой вышли на перрон… Профессор высматривал кого-то в толпе.
– Сын должен встретить, – пояснил он. – Иван, расскажи ему про учительницу… Вообще поговори с ним, а то эти молодые ученые… решили, что они все знают…
– Тоже ученый? – полюбопытствовал Иван, но только заради одной голой вежливости, потому что ему куда как важнее все, что вокруг него.
– Постоим тут, – велел профессор. – А то разминемся.
Остановились в сторонке от потока.
– Народу-то, народу-то! – все изумлялась Нюра.
– Миллионов десять живет? – поинтересовался точный Иван. – Или побольше?
– Понятия не имею! – несколько даже гордо ответил профессор. – Это наши ученые знают… Знают, а ничегошеньки сделать не умеют. Вавилон растет и растет. Вон он! О-о!.. Одна поступь чего стоит!.. Ужасно самовлюбленный народ… – Профессор помахал рукой.
– Чую, батько! – громко сказал высокий молодой человек, выдираясь из людского потока.
– Наконец! – сказал веселый, иронический профессор.
Они поцеловались. Профессор представил сына:
– Сын.
– Иван, – сказал сын.
Иван тоже назвался:
– Иван.
Профессор засмеялся.
– Нюра, – сказала Нюра. И подала ладонь лодочкой.
– Это мои гости, – пояснил профессор. – Мать здорова?
– Относительно…
– Твои?
– Все в порядке. Хорошо съездил?
– Хорошо. Пошли, пошли, чего мы стоим? Пошли.
– Тебе звонили из…
Трое наших затерялись в толпе.
А «миллион народа» все двигался и двигался, говорил, кричал, толкался, торопился, нервничал…
Хозяина и гостей в квартире профессора встретила довольно толстая, круглолицая Мария Ивановна.
Перецеловались, перезнакомились в прихожей…
– Проходите сюда! – позвал размашистый, великодушный профессор. – Иван!..
– Да, папа?
– Не ты, Иван-гость. Ну и ты – давайте сюда! Иван-сын, как у тебя день?
– У меня лекции. Я отпросился тебя встретить.
– «Лекции», «лекции», – недовольно заметил профессор. – Поговорил бы лучше с живыми людьми – это не социологические столбики с цифрами…
– Социология – это как раз живые люди, – отрезал сын. – Вечером мы с удовольствием поговорим.
– Вечером у вас Дом кино, театр, друзья… Послушал бы, правда. Иван, расскажи ему про учительницу…
Где-то в одной из комнат затрещал телефон. Иван-сын скоро пошел туда.
– А ведь какая видимость деятельности! – все ворчал профессор.
Иван и Нюра не понимали: всерьез профессор чем-то недоволен или же это такая его манера говорить дома?
– Папа, тебя! – позвал сын.
Профессор пошел к телефону.
Супруги Расторгуевы на малое время остались одни.
– Опять вылетел с языком? – сердито, негромко заговорила Нюра. – Чего рассказывал про учительницу-то? Про какую учительницу?
– Да это… про Федорову…
– Тьфу! Вот пропишут куда-нибудь в газету!.. Сказал – рассказал такой-то. Чего рассказывал-то?
Иван лихорадочно обдумывал положение.
– Ну, во-первых, можно сказать, что я был выпивши… Спьяну молол. Так? Потом, я говорил, что она получает сто рублей… Но я же забыл алименты! Сорок семь рублей алиментов. Сто сорок семь – не такая уж это бедность.
– Дрова бесплатно привозют, – подсказала Нюра.
– Налогов меньше. Телефон провели, а мне, допустим, фигу…
– Для чего он тебе, телефон-то?
Иван сердился, что не понимают тонких извивов его мысли.
– Да здесь-то, для сравнения-то, надо чего-нибудь говорить! Мало ли, что он не нужен, делай вид, что пропадаешь без телефона…
– А чего ты ему говорил-то?
– Та-а…
– Ванька, скажи! Я, может, чего-нибудь придумаю – выручу тебя. Чего говорил-то?
– Ну, говорил, что я, необразованный человек, живу лучше ее… Ненормально, мол, это. Оно, так-то подумать – ненормально, конечно. Она наших детишек учит, а живет хуже… Да я готов ей вскладчину допла…
В комнату вошли профессор с сыном.
– Ну иди, иди, – говорил отец. – Ай да наука!.. Наизусть на дом не задают?
