Шишкин лес - Червинский Александр (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗

Восемьдесят шестой год. Джип Эрика стоит на пустынной улице рядом с Гайд-парком. На коленях у Макса огромная банка с икрой.

— Старичок, — говорит Эрик, — в том, что Горбачев объявил о выводе войск из Афганистана, наша с тобой заслуга. Такие, как мы, блин, расшатали систему.

Он держится за сердце.

— Что с тобой? — замечает это Макс.

— Сердчишко стало пошаливать, блин.

— Какой блин?

— Блин — это теперь, старичок, говорят вместо «блядь». В России рождается новый язык. Новые люди, новые песни. Все стремительно меняется. Ты только послушай, что там поют на открытых концертах!

Включает на полную громкость магнитофон, и хриплый голос Шевчука разносится по Гайд-парку:

Проходящая мимо джипа дама испуганно шарахается в сторону.

— Гениально, блин! — радуется и трет сердце Эрик. — А, старичок? — и подает Максу лист бумаги. — Надо подписать вот здесь и здесь. Это доверенность на пользование твоим счетом.

Макс подписывает не читая.

Эрик был очень увлекающимся человеком. Вскоре он умер от инфаркта, но к этому времени икру Максу уже начал привозить Степа. В год Чернобыля Степа и Даша приехали к Максу уже во второй раз.

За окном крошечной квартирки Макса в Лондоне кирпичная стена. Уродливый пластмассовый стол. Дешевая мебель. Папа, грустно оглядывая убогое жилище блудного сына, распаковывает чемоданы.

Макс и мама сидят перед телевизором. Кадры хроники Чернобыльской катастрофы. Пожарные, умирающие в больнице. Дети и старики, слишком поздно эвакуированные из зоны. Взволнованный голос комментатора.

— У вас это не показывают? — говорит Макс.

— Нет, — мама вытирает глаза.

— Вот, мы привезли икру, — говорит Степа. — Вообще разрешают везти одну б-б-баночку и одну бутылку водки на человека. Но мы идем через д-д-де-путатский зал, и я пронес десять банок. Ты можешь п-п-помочь мне их продать?

— Папа, я сейчас не в состоянии разговаривать про икру, — смотрит на экран телевизора Макс.

— Но завтра ты будешь в состоянии п-п-поводить нас по магазинам?

— Как ты можешь сейчас думать о магазинах?

— Приходится думать, деточка. У нас же в магазинах пусто. Ты мне должен показать недорогие места. Но сначала надо продать икру, чтоб понять, сколько у нас денег.

— Папа! — вскрикивает Макс. — Ты хоть понимаешь, что произошла катастрофа мирового масштаба?

— Это все сильно п-п-преувеличено. Я звонил Михаилу Сергеевичу, и он меня успокоил.

— Ты уже дружишь с Горбачевым? — усмехается Макс.

— Было бы преувеличением назвать это дружбой, ты знаешь, я не так легко схожусь с людьми, но вот меня на съезде с ним п-п-познакомили, и как-то сразу сложилась какая-то д-д-душевная близость.

— Но у тебя и с Брежневым была душевная близость! — орет Макс. — И с Хрущевым! И со Сталиным! Ты считаешь, это нормально?

— Ненормально, деточка, жить как ты, — спокойно возражает папа. — В этой конуре вместо Шишкина Леса.

— Зато я здесь свободен! — кричит Макс.

— Свободен ставить спектакли в заштатных театриках вместо лучших театров Москвы. Б-б-болван.

— В Англии лучшие в мире театры!

— Почему же ты торгуешь икрой?

— Потому что ты мне ее привозишь!

— А как бы ты иначе жил?

— Мне платят за мои постановки!

— Тебе платят гроши.

— Гроши? Ха-ха! А вот посмотри, какие гроши! И в пылу спора Макс достает из ящика стола и показывает Степе листки бумаг с банковским отчетом. Степа смотрит и задумчиво жует губами.

— Деточка, откуда у тебя эти м-м-миллионы?

— Папа, я не деточка! И я ставлю спектакли в Лондоне, Берлине и Париже! И я очень хорошо зарабатываю! И я прошу больше денежную тему не поднимать! И икру не привозить!

Так мой брат Макс в первый и последний раз в жизни проболтался о существовании секретного банковского счета. Папа сразу понял, что деньги Максу не принадлежат, и разговор продолжать не стал. Но запомнил. Папа никогда ничего не забывает.

Чернобыльская катастрофа была пятнадцать лет назад. Время быстро бежит, сейчас уже девяносто восьмой год. Тогда Макс Петрову помог, а теперь Петров помогает нам, поэтому Сорокин ночью в поле протягивает Маше стаканчик горячего кофе. А Маша бьет его по руке, и кофе проливается.

— Какая мерзость! — ужасается Маша. — Нас все время подслушивали?

— Да. Я потом все объясню, — говорит Сорокин. — Но Петьку уже нашли. Его нашли у Левко, но вам надо еще здесь подождать. Кто-то от Левко должен приехать за деньгами. Его задержат здесь с поличным, а потом вы вернете деньги Петрову и получите свое имущество назад. Ну вот, собственно, я уже все и объяснил.

— Какая мерзость! Какая мерзость! — повторяет Маша и оборачивается к Степе. — И ты знал, что они нас все время подслушивают?!

— Нет. К-к-к-клянусь, не знал, что слушают, не знал, — озадаченно бормочет мой папа и спрашивает у Сорокина: — Он что, и сейчас нас слышит?

Сорокин молча показывает на Машин мобильник. Маша швыряет мобильник на землю и топчет его ногами.

— Понимаешь, деточка, я немного тогда присочинил, — говорит Сорокину Степа. — Я боялся, что мы столько денег не достанем...

— Я уже это понял, — усмехается Сорокин.

— Я п-п-подумал, у кого еще может быть столько денег, — оправдывается Степа. — И интерес к искусству. Что, теперь у меня б-б-будут неприятности?

— Какая мерзость! Какая мерзость! — повторяет Маша.

Жорик уже стоит в темноте у проходной «Мосфильма». Тычет в кнопки мобильника:

— Ну, что ты не выходишь? Я тебе говорю, чего ты просила, я достал. Не помнишь, что просила? Ну, про кино у нас базар был. Про кино!

Игнатова лежит щекой на трубке:

— Спать, Жорик. Не звони мне больше. Завтра. Сейчас спать.

Молодой режиссер Асатиани все еще сидит за монтажным столом. Такой же одержимый, как я. Может быть, ему удастся прилично закончить мой фильм.