Трудная любовь - Давыдычев Лев Иванович (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗

Лев Иванович Давыдычев

Трудная любовь

Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Утро в редакции начиналось с телефонных звонков. Уставшие в дальних командировках корреспонденты торопились продиктовать стенографистке срочные материалы. Читатели настойчиво требовали «поднять важный вопрос» или «проработать» кого-нибудь. Многочисленные физкультурники старались обогнать друг друга с отчетом о вчерашних соревнованиях. Жаловались и возмущались обиженные, которых газета критиковала в последних номерах. Стоило только снять трубку, чтобы услышать голос, с благородным негодованием сообщавший о найденной «крупной опечатке».

Редакционные телефоны терпеливо, изо дня в день, передавали этот нескончаемый поток взволнованных слов.

Первым обычно звонил телефон заведующего спортивным отделом; ему принимались вторить другие и, казалось, каждый на свой манер. Телефон отдела пропаганды и агитации звонил солидно, с достоинством, долго; телефон отдела писем — обиженно, настойчиво; телефон редактора — осторожно, с уважением.

По коридору неторопливо прошел Николай Рогов, заведующий отделом рабочей молодежи. Войдя в кабинет, он недовольно покосился на трезвонивший телефон, разделся, пухлой рукой пригладил коротко остриженные волосы и снял трубку. Из нее доносился приглушенный коммутаторной установкой злой голос:

— Редакция? «Смена»? Максимов с паровозоремонтного позвонил. Тут про меня ваш Вишняков статейку написал. Не дело получилось. Я думал, он со мной просто так, из интереса беседует, а он вон сколько настрочил! И поднаврал, как у вас водится. Никакого дружка у меня в Каховке нет! И не было!

Николай слушал, рисуя на листке бумаги женский профиль, и думал: «Чего тебе надо? Я бы на твоем месте гоголем ходил, а ты жалуешься».

— Товарищ Максимов, вы, дорогой мой, не волнуйтесь, не горячитесь, — спокойно проговорил Николай и резким движением запнул галоши под стол. — Сами знаете, случаются иногда недоразумения. Я бы на вашем месте… Ну, если так, то приходите в редакцию, разберемся… Нет, никаких свидетелей не требуется. Побеседуем, выясним.

Он бросил трубку на рычаг и с яростным лицом зашагал по комнате, зло размышляя над случившимся. Вот так всегда и бывает в жизни — своих неприятностей хоть отбавляй, а тут еще добавят. Что делать? Правда, он очерка в набор не подписывал, и, если бы Максимов не позвонил, Николай был бы спокоен, а теперь… Говорить или нет редактору? Не скажешь, а вдруг станет известно, что Николай в курсе дела? Скажешь, обидишь приятеля, а вдруг Максимов утихомирится? Николай растерянно смотрел в окно и стучал по столу короткими толстыми пальцами.

— Здравствуйте, Николай Александрович, — не сказала, а словно пропела, неслышно войдя в кабинет, Маро Гаркарян, технический секретарь редакции. Высокая, черноволосая, в ярком голубом платье, она точно вот-вот сошла с цветной обложки спортивного журнала.

— Привет, привет, — ответил Николай, быстро взглянув на девушку, и отвернулся: она не любила, чтобы ее разглядывали.

Когда Николай впервые увидел Маро и уставился на нее восхищенным взглядом, она насмешливо спросила, брезгливо поводя плечами:

— Совсем все посмотрел? Все на месте? А?

Об этом эпизоде он не забывал и в присутствии Маро старался выглядеть строгим, разговаривал с ней подчеркнуто вежливо.

— Простите, вы не знаете, Вишняков не приходил?

Маро кончила разносить по столам газеты и уже у дверей ответила презрительно:

— У него начальства нет. Как выспится, так и придет.

Румяное, с лоснящимися щеками лицо Николая сделалось грустным, потом сморщилось, словно у него заныли все зубы сразу. Николай обреченно вздохнул и развернул свежий номер газеты. Скользнув глазами по заголовкам, он снова поморщился и начал читать очерк Олега Вишнякова «Таков советский человек».

Сделан был очерк отлично. Слесарь паровозоремонтного завода Максим Максимов, задержавшись после смены у Доски почета, мысленно писал письмо товарищу в Каховку о своих друзьях, портреты которых видел перед собой.

Но никакого товарища в Каховке у Максимова не оказалось.

Услышав стук пишущей машинки, Николай оторвался от размышлений и стал перелистывать блокнот.

— Хороший очерк Олег написал?

Николай поднял голову и увидел перед своим столом Ларису Антонову. Рядом с ней стоял ответственный секретарь редакции Павел Павлович Полуяров.

— Умеет работать, — с детской завистью продолжала Лариса, щуря темно-синие глаза.

— Умеет, — иронически произнес Полуяров. — Самый обыкновенный очерк, средненький.

— Вы просто придираетесь, — возмущенно сказала Лариса. — Чем плох очерк?

— Я ко всем придираюсь — должность у меня такая, — едко согласился Полуяров. — А очерк плох тем, что плохо написан… Коля, строк тридцать под передовую. Желательно — интересных.

Полуяров скрылся в дверях.

«Нет, он ничего не знает о Максимове», — подумал Николай и проговорил рассудительно:

— Олег несколько небрежен к фактам. Я неоднократно предупреждал его…

Лариса вышла, глухо простучав каблуками по ковровой дорожке. «Гордячка! — обиделся Николай. — Трясется над своим Олегом, как наседка над цыпленком!.. Посмотрим, как ты сейчас будешь его защищать». Он встал и тяжело заходил по комнате. Преждевременная полнота старила его, и трудно было поверите, что ему нет и тридцати лет.

Что вы ни говорите, а жить тяжело… Крутишься, крутишься, а неприятности падают на твою голову одна за другой.

В комнату стремительно вошел, или вернее вбежал, Олег Вишняков, белокурый молодой человек.

— Приветствую вас, уважаемый зав! — весело продекламировал он. — Как очерк? Недурно, по-моему, получилось. Давно ждал случая использовать этот прием. Главное, правка была небольшая, самая либеральная. Каждый раз убеждаюсь, что от вмешательства чужого пера твое творение не улучшается. Представляю удовольствие Максимова. Не меньше десятка номеров, наверное, скупил.

— Почему опоздал? — Николай попытался изобразить на своем лице грозное недовольство, но Олег подмигнул и отозвался с веселой беззаботностью:

— Проспал. Вчера мамаша халат купила, ну, я его, соответственно, обмыл.

— Все-таки к работе надо относиться…

— Без лекций, дорогуша. Основные принципы коммунистического воспитания я знаю со школьной скамьи. Ты что, с левой ноги встал?

Николай побаивался острого языка Олега и предпочитал не связываться, тем более, что чувствовал себя перед ним беспомощным.

— Звонил Максимов, — многозначительно заметил Николай.

— Ну и что? Сказал, что никакого друга у него в Каховке нет?

— Точно.

— А! — Олег махнул рукой. — Ерунда! В глубине души он доволен. Думаешь, не приятно прочесть в газете о своей собственной персоне? Мне, пожалуй, пора в командировку. Засиделся я в городе. Куда бы податься? К шахтерам или к лесорубам?

— Ты сначала из этой истории выкрутись.

Олег с жалостью посмотрел на приятеля и ответил:

— Пустяки. Одну детальку выдумал. Зато очерк получился интересным. — Олег сел на подоконник и, болтая ногами, продолжал: — Все заняты, все пишут, а газета серенькая. Плохи наши дела. Набрали нас без разбора с разных участков так называемого идеологического фронта, а теперь извольте удивляться, почему «Смена» никуда не годится. Оторвись на минутку от трудов праведных, взгляни на номер и попробуй удержись от зевоты. Сухие, как листы в гербарии, отчеты. Близнецы-информации. Нудная передовая. Что читать?

— Очерк О. Вишнякова.

— Вполне согласен с тобой, не сочти за хвастовство. Во всяком случае, не так бледно и невыразительно, как остальное.

Вошел Полуяров, остановился в дверях. А Олег горячо рассуждал о том, что на одних фактах в очерке далеко не уедешь, что, сооруженный из фактов и фактиков, он будет мертворожденным, что очерк — результат творческого отношения к материалу и не грех, если в очерке герой сделает то, что он в жизни не делал.