Люди, которые всегда со мной - Абгарян Наринэ Юрьевна (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Тамар умолкла. Подошла к портрету мужа, поднялась на цыпочки, погладила его по лицу.
– Но страх быть отвергнутой, Амаяк, так и остался жить в моем сердце. Ты не думай, это не страх одиночества и дурацкого стакана воды, который некому будет подать. Видишь, Верушка моя золотая чаю мне принесла. Это страх перед внуками и правнуками – вдруг кто-то из них, узнав, что я им не родная, отвернется от меня? Они ведь маленькие и глупенькие, они ничего не знают. А у меня так мало осталось времени, чтобы доказать, как я их люблю!
Тамар расплакалась. Вытащила из-под манжеты платья платок, утерла слезы. Вышла к шушабанду, распахнула окно, впустил в дом холодный декабрьский ветер. Туман с макушки Хали-кара медленно спускался вниз, укутывая старый Берд с его каменными домами, голыми садами и пустым дворам в непроницаемый ватный кокон. Небо, обернувшись туманом, стелилось низко над землей и безмолвно внимало слезам Тамар.
Вот эта подернутая инеем мушмула – мякоть кисло-сладкая, совсем чуть – терпкая, подняться на цыпочки, сорвать горсть обмороженных, припорошенных снегом плодов и – есть, аккуратно выплевывая косточки на ладошку, – косточки нельзя выкидывать, нани заругает. Вечером пошел снег, тот, настоящий, которого у нас в городке очень ждут, нани обрадовалась, посмотри, зарядил мелкими хлопьями, значит, будет долго идти, какая красота, столько лет живу, а привыкнуть к ней не могу. Чудны дела твои, Господи, чудны и прекрасны.
Трещит дровяная печка, пыхтит самовар – медный, толстобокий. Такие самовары есть в каждом бердском доме – большие, сердитые, стоят, подбоченившись, словно сварливые деревенские бабы, дышат жаром. Нани говорит, что пить чай на русский манер нас на-учили молокане. Они живут на той стороне заваленного снегом перевала, и теперь до весны до них не долететь и не докричаться. Чем они помешали русскому царю, качает головой нани, люди как люди, ну, может, молятся они немного иначе, чем русский царь. Но разве это причина высылать их с плодородных земель в наши каменистые края? Люди, эли, вздыхает нани. Собака или волк – какая разница? Живые существа.
Снег идет всю ночь и еще целый день, ветер играет с ним, как умеет, – швыряет горстями в окно, рисует крылом на белом полотне рыхлые борозды, а потом торопливо их стирает, кружит вокруг уличных фонарей праздничным конфетти. Воздух пахнет так, словно им никто никогда не дышал – морозно-хрупким, первородным.
Я умею отличать воздух на запах и на вкус. Весной он пахнет холодным родником, проснувшимся лесом, цветущей яблоней, а еще – молодой крапивой. Летом воздух пахнет нагретыми на солнце помидорами, пчелиным жужжанием, раскаленной чердачной крышей и зацветшими кустиками просвирняка. Осенью – шершавым персиковым соком, свежевыпеченным домашним хлебом и сладковатым духом печеных каштанов. И еще – пряным и соленым.
А зимой воздух пахнет так, что не хочется взрослеть.
Вот эта подернутая инеем мушмула, зеленый кипарис да синяя россыпь на макушке терновника – и есть все, что осталось от вчерашнего дня. Остальное засыпало снегом по самую макушку, приглушило-убаюкало, запутало в марлевом коконе молочного морока. Сквозь падающие хлопья снега едва различаешь бок соседского дома – неприступный, хмурый. Растерянный по зиме.
Не стой так близко к окну, говорит нани, от стекла тянет холодом, простынешь.
Помоги мне вдеть нитку в игольное ушко, а то я не вижу, старенькая уже. Ну что ты так расстраиваешься? Не старенькая я, ладно. Просто глаза устали.
Хочешь, расскажу тебе сказку? О семикрылых ангелах? У которых каждое крыло – одного цвета радуги, а каждое перо разит семерых темных дэвов? Хорошо, будет тебе сказка об ангелах и дэвах. Только отойди от окна.
Сейчас, говоришь ты, сейчас. Еще немного полюбуюсь и приду к тебе, нани. И стоишь у окна и молча наблюдаешь, как снег стирает вчерашний день с лица земли. Тишина такая, что слышно, как вздыхает старое грушевое дерево. Оно уже давно не плодоносит, но у деда рука не поднимается его срубить. Пусть стоит, говорит дед. Дерево, эли. Собака или волк – какая разница? Живое существо.
Папа говорит – ты стоишь в начале пути. За твоими плечами множатся и множатся твои ушедшие в небытие предки. За левым плечом – по линии мамы. За правым – по линии отца. Они – твои крылья, говорит папа. Они – твоя сила. Держи их всегда за спиной, и никто никогда не сможет сделать тебе больно. Потому что, пока помнишь о крыльях – ты неуязвим.
И ты стоишь у окна, неуязвимая, осененная присутствием тех, которые ушли, но навсегда остались с тобой, – и наблюдаешь снег.
За окном – большой двор. За двором – белая дорога. Рисуй на ней что хочешь, все сбудется.
Одним концом дорога упирается в калитку, а другим – в край света.
Эпилог
Нани Тамар говорила – послушайте, как каркают вороны. Значит, погода испортится. И, удивительное дело, если, сварливо перебивая друг друга, каркали вороны, погода обязательно портилась.
Нани Тамар говорила – сегодня придет чанг. Знаете, что такое чанг? Чанг – это крохотное, величиной в носовой платочек, прозрачное облако. Оно появлялось в прозрачном утреннем небе, цеплялось за верхушку Хали-кара и быстро начинало расти. Скоро весь мир утопал в молочной немоте, замирало время, и бесконечность замыкалась ровно между тобой и выступающим из густого тумана пятипалым кленовым листом.
Нани Тамар говорила – из-за меня в Тифлисе погиб мальчик. И скорбно поджимала губы.
У меня были длинные рыжие косы, приходилось обматывать ими талию, иначе они путались под ногами и мешали убираться в доме. От женихов отбоя не было. А мне нравился грузинский мальчик. «Вано», – бережно выговаривала она имя. Отец был против, говорил – выйдешь за своего. Я переубедила его, переубедила деда. А мальчик погиб так нелепо – угодил под колеса фаэтона. Спешил ко мне.
Она гладила правой морщинистой ладонью левую, словно убаюкивала боль.
Нани Тамар говорила – я не вынесла потери, уехала из Тифлиса к тетке. Сюда. Ни за кого замуж не пошла, сидела в старых девах. А потом умерла ваша прабабушка, и прадед остался с пятерыми детьми на руках. Я пришла к нему и сказала – Амаяк, женись на мне, я тебе помогу детей поднять. Жорик и Сергей были совсем маленькие, они меня сразу полюбили, а девочки долго не могли меня принять. Особенно плакала твоя бабушка Тата. Я ее понимала. Она потеряла любимого человека, я потеряла любимого человека.
Нани Тамар говорила – ты моя родная. Ты – моя кровиночка. Доставала старую банку из-под монпансье, показывала простенькую брошь в голубой стеклянный камушек. Это мне Вано подарил, шептала. Пусть положат ее со мной, Амаяк знает, он не обидится.
Амаяк к тому времени давно покоился в земле. Нани Тамар пережила всех – его, Вано, Тату. Как она плакала в день ее похорон… Деточка моя, причитала, деточка.
Нани Тамар говорила – любовь – это все. Это то, ради чего стоит жить. Ты маленькая, ты еще ничего не знаешь. Потом меня поймешь. А сейчас просто запо-мни – любовь – это то, ради чего стоит жить.
