Том 2. Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (мир книг .TXT) 📗
Невидимый никем, кроме возлюбленного принца, подошел к Альберту дух старого дерева в образе маленького старика с веселыми глазами. Сказал:
— Не тоскуй, Альберт, Ариана не умерла. Она обрызгана мертвою водою, и сохранится целою и невредимою, пока не брызнуть на нее живою водою.
— Где же эта живая вода? — с радостной надеждой спросил Альберт. — Я пойду за нею хоть на край света, и возьму её, хоть бы пришлось за нее биться со всеми чудовищами и великанами.
— Я дам тебе живую воду, Альберт, — сказал старик, — но поклянись мне, что ты не воспользуешься ею, пока не придёт время.
Альберт поклялся, и старик передал ему флакон с красной жидкостью.
— Когда же настанет время? — спросил Альберт.
— Об этом скажет тебе Мариана, — промолвил старик, и исчез.
Положили Ариану в хрустальный гроб, отнесли ее в королевский склеп, повесили там гроб на золотых цепях. Как живая, лежала в гробу Ариана.
Как только Мариана пришла к себе с платком, которым вытерла лицо умирающей падчерицы, она замкнула двери, и набросила на свое лицо чародейный платок.
Острые мечи печали пронзили её сердце, и она упала на пол, и завопила от нестерпимой тоски. Долго рыдала, и колотилась головою о пол, и не могла утешиться. Всё, что она ни вспоминала, окрашивалось перед нею в цвета печали, в цвета Арианы — черный и алый.
Встала наконец, взглянула в зеркало, и отшатнулась в страхе. Ужасное, хотя и прекрасное лицо глянуло на нее. Оно было бледно, и кровавою на нем раною казалась яркая красная черта губ.
— Ты прекраснее Арианы, — сказало ей зеркало, — но красота твоя страшна, — в ней очарование печали, и невинной крови, и смертного ужаса. В ней очарование порока, — мудрейшее и злейшее из очарований.
Когда похоронили Ариану, полюбила королева подниматься на высокую башню, и слушать голоса просторов и бури, и смотреть на то, что видели Арианины очи.
Дивились люди дикой и страшной красоте Марианы, и тому, как изменился её нрав.
— Мачеха, а как тоскует по Ариане!
Однажды вечером пришла Мариана к Альберту, и сказала:
— Если бы я могла отдать Ариане мою душу вмести с очарованием печали! Легче ей в гробу, чем мне на свете.
Понял Альберт, что пора. Спустился в склеп, разбил гроб, — обрызгал Ариану живою водою, и вывел её к живым.
— Ариана жива!
Радостная разнеслась весть, и все спешили к королевскому замку. Среди общего ликования только одна Ариана была холодна и равнодушна. Спокойным Да отвечала она каждому явлению жизни, и смотрела на отчетливо предстающие перед нею предметы, не узнавая за ними ничего.
Королева же Мариана решилась умереть и возвратить Ариане очарование печали.
Сказал Ариане Альберт:
— Милая Ариана, хочешь ли быть моею женою?
Нерадующим голосом ответила:
— Да.
Когда вернулись молодые из-под вйнца, Мариана тайно всыпала в свой кубок отраву, и выпила отравленное вино. Вынула чародейный платок, и сказала Ариане очень тихо:
— От счастья и от печали умираю. Милая дочь, этим платком вытри мое лицо, орошенное смертным потом.
Послушно исполнила это Ариана.
— И этим платком вытри свое лицо, — сказала Мариана.
И когда платок коснулся Арианина лица, умерла Мариана. И в тот же миг мечи печали пронзили сердце юной Арианы, и с громким воплем открыла она лицо, — прекрасный лик, обвеянный очарованием печали.
С громким воплем бросилась она на холодеющую грудь злой мачехи.
— С тобою, с тобою, — вопила она.
Подстерегающая желания стояла близко. Взяла она тёмную душу Марианы, и соединила ее с изнемогающей от печали душою Арианы.
Чувствуя в своей груди двойную отныне душу, и преображение зла силою печали, встала Ариана от трупа, в котором уже не было души. И была она еще прекраснее, чем прежде, новою преображенною красотою. По воле созидающего и разрушающего души вернулась она в мир, — нести ему очарование печали.
Опечаленная невеста
Когда же и быть странностям, как не в наши дни? Свирепые и печальные дни, когда неистощимым кажется многообразие воплощаемых в жизни возможностей.
Несколько молодых девушек в наши дни составили кружок, доступ в который был довольно труден и цель деятельности которого могла бы, конечно, быть названа странною.
Когда умирал в городе молодой человек, у которого еще не было невесты, одна из участниц кружка надавала глубокий траур, и приходила на похороны, как невеста.
Родные удивлялись очень, знакомые меньше, но и те и другие верили, что около свежей могилы есть красивая и печальная тайна.
В кружке участвовала и Нина Алексеевна Бессонова, молодая скучающая почему-то девушка, не очень красивая, но достаточно миловидная. В неё то и влюблялись даже, — что же и делать подрастающим гимназистам! — а ей все скучно было.
И вот, после одной из подруг, наступила и для Нины очередь проводить в могилу неведомого жениха.
— Следующий — ваш, — сказали ей.
Завидовали те, на кого еще не падал жребий. С сочувствующей печалью смотрели на Нину те подруги, которые уже исполнили свое печальное и красивое назначение.
В этот день Нина вернулась домой, странно взволнованная.
И потянулись для неё длинные и томные дни бездейственно-тоскующей печали.
Тягостные предчувствия томили ее, и на каждом шагу подстерегали приметы, вещающие утрату, слезы, гибель близкого сердцу.
Как тягостно знать, что исполнятся неведомые сроки, и умрет некто, еще незнакомый, но уже милый и дорогой! И с ним погибнет возможность счастья.
И кто он будет? И почему суждено ему не встретиться с нею ближе гробового предела? Быть может, спасла бы, уберегла бы, вымолила бы от жестокой судьбы часы и дни сладкого забвения печалей.
Не знаю, кто он будет, но как его жалко! Какая тоска.
Такой молодой, — и неумолимая уже следит за ним, подстерегает, — и нанесет ужасный удар, от которого ничем не спасти, никак не уберечь!
Иногда Нина почти завидовала тем своим подругам по этому кружку, которые уже успели совершить сладостно-печальный обряд, и теперь только донашивали свой легкий, красивый траур. Траур, так идущий к их милым лицам, что прохожие на улицах останавливались посмотреть.
Нельзя было знать заранее, скоро ли случится это событие. Надо быть готовой идти по первому зову, не опоздать. Поэтому Нина заказала для себя весь траурный наряд. Потихоньку от родных. Хотя и досадно было, что приходилось от них прятаться и таиться. О деньгах за траурное платье Нине заботиться не надо было: это был расход, падавший на средства кружка. Кружок имел довольно стройную организацию; собирались в его кассу ежемесячные членские взносы; были, как бывают и в других обществах, и разные случайные доходы.
Но хоть и не надо было заботиться о том, чтобы сразу достать много денег на траур, хоть и можно было сшитое уже и купленное прятать где-нибудь дома, а все же придется когда-нибудь траур надеть. И, конечно, лучше было бы сказать это заблаговременно. Но Нина почему-то стеснялась говорить об этом со своею матерью.
Да и как сказать! Надо объяснить, что и почему, а правила кружка не позволяли говорить о его целях и делах никому, кто не входил в его состав. Пришлось бы придумывать и лгать, и это было противно для Нины. И она откладывала со дня на день, а потом решила предоставить все случаю.
Как-нибудь обойдется, — думала она.
Платье принесли, — Нина выбрала час, когда матери не было дома, — и спрятала его в своей комнате.
По вечерам она раскладывала на постели и на стульях траурные наряды. В комнате её все было бело и розово, прозрачные колыхались легкие занавесочки на окнах, нежно и ласково пахли полевые цветы в красивых вазах, и за окном над далеким, стально голубеющим морем полыхал девичьим румянцем догорающий закат. И от этого всего девственно-чистого и светлого черные одежды казались особенно страшными, и пугали сердце, и быстрые исторгали из тоскующих глаз потоки слез.
Глядела на черный цвет, и плакала. Плакала долго.
