Избранное - Григорьев Николай Федорович (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
- Сам он, - матрос кивнул на паровоз. - Опомнился спустя время...
- Понятно, - сказал я. - Объявляю митинг закрытым. Вперед наука
будет. Люди как? Все целы?
Матрос махнул рукой.
- Где там целы... Двоих подстрелили.
- Как подстрелили? Убиты? Кто?
- Да нет, не убиты. Телефонист ранен...
- Который телефонист? Их двое. Ну?
- А тот, что при нас был, Гавриков. Ваш-то, Никифор Левченко,
целый прибежал.
- Гавриков... - Я припоминал его лицо. - А еще кто?
Федорчук как будто не слышал вопроса. Он круто повернулся, чтобы
идти прочь из вагона, и у него распахнулся бушлат. Матрос быстро
собрал полы, но я успел заметить, что правая рука у него на перевязи.
- Что это у тебя? И ты ранен?
- Пустяковина. - Матрос нетерпеливо дернул плечом. - Осколок. Сам
вырвал, зубами.
Он облокотился здоровой рукой на борт и задумался, глядя в поле.
Да вдруг как трахнет кулаком по железной стенке:
- Ни за что пропал человек...
Я почувствовал неладное.
- Да где, черт возьми, все люди, где команда?
- В пулеметном вагоне, - медленно проговорил матрос. - Васюка
отхаживают, смазчика... Да только не выжить ему. В грудь его
шлепнуло...
Матрос спрыгнул на землю.
Я схватил свою рубашку и побежал вслед за ним. Не помню, как я
надел рубашку...
x x x
Раненые были в пулеметном вагоне. Они лежали накрытые шинелями.
Вокруг них собралась почти вся команда. Малюга мочил бинты в ведре и
прикладывал обоим раненым на голову.
- Холодом - первое лечение, - говорил он между делом. - Мокрая
тряпка жар и болезнь завсегда вытягивает. А вот ежели бы глины с
болота достать - еще бы лучше...
Увидев меня, все посторонились. А каменотес бросил бинт в ведро и
посмотрел на меня выжидающе, как будто хотел спросить: "Ну что ты,
командир, теперь делать прикажешь?"
Я присел на корточки возле раненых и сказал:
- Потерпите маленько, товарищи, мы сейчас в лазарет вас доставим.
Там и койки удобные будут, и белье чистое, и доктор...
- Спасибо, товарищ командир, - ответил, чуть улыбнувшись,
телефонист.
А смазчик молчал. Лицо у него было темное от жара, глаза
полузакрыты. Видно, плохо было ему. Мне показалось, что Васюк никого
вокруг не видит и не слышит. Но вдруг он приподнял голову и зашевелил
запекшимися губами.
- Матвей Иванович, ты здесь? - позвал он матроса. - Подойти
поближе... Матвей Иванович, скажи правду: выживу?
- А чего ж тебе не выжить? - сказал матрос громко. - И выживешь,
и опять тебя к правилу поставят, ежели только захочешь. А не захочешь
- командир другое дело даст. Нам с тобой помирать еще никак не время.
Делов много...
Я поднялся и тихонько вышел из вагона.
У окна паровозной будки сидел машинист.
- Больше чтоб не сифонить. Как хотите управляйтесь, но в другой
раз чтоб не было дыму! - сказал я ему.
Машинист растерянно закивал и сразу убрал голову в будку. Надо
было, не задерживаясь, доставить раненых в тыл и сдать в лазарет
бригады. Да и по времени пора было уходить: каждую минуту мог
прорваться сюда бронепоезд из Проскурова.
Я подумал, не разрушить ли за собой путь. Так и подмывало меня
подсунуть под рельсы пироксилин и отрубить дорогу вражескому поезду.
Но я воздержался: вытребуют нас на позицию, так самим и придется
починять путь. Намаешься.
Но что-то все-таки надо было сделать с рельсами... Развинтить
болты на рельсах - вот что! Этого вполне достаточно.
Я выслал вперед несколько человек из команды с инструментом
(инструмент на паровозе взял), и ребята под руководством нашего
железнодорожного слесаря, замкового, в пять минут сделали дорогу для
белогвардейцев непроезжей. А отвинченные болты, гайки и другие
крепления рельсов взяли с собой, чтобы, когда потребуется, все
поставить на место.
Все сели в вагон.
- На полный ход, назад! - махнул я машинисту.
Поезд тронулся почти без дыма.
Глава шестая
Погиб наш смазчик, наш кок и правильный, товарищ Васюк.
Тяжело раненный в грудь, он не протянул и до лазарета. В лазарет,
на койку, доктор принял только телефониста.
Похоронили мы смазчика в поле, у полотна железной дороги. К
могиле его привалили камень и помазали камень черной краской из его же
баночки - больше нам нечем было отметить могилу товарища. Дали залп из
винтовок и снова двинулись вперед, ожидая приказаний. Гул орудий,
доносившийся от Проскурова, показывал, что там уже завязалось дело не
на шутку.
И верно: едва только мы вернулись с бронепоездом на наше прежнее
место и только-только успели разгородить путь от загромоздивших его
телеграфных столбов, как нас уже опять ввели в бой. На этот раз
приказание нам привез конный ординарец комбрига. "Изготовиться к
стрельбе, - писал комбриг на клочке бумаги. - Отражать орудийным огнем
пехоту противника в случае ее появления со стороны Проскурова".
- Ох и сумрачен комбриг, - шепнул мне ординарец, покачав головой.
- А что такое?
- Телеграмма получена вот только что. От армии командующего, из
Киева... Любой ценой, говорит, а чтобы дальше Петлюре да гайдамакам
ходу не было. Чтобы как отрублено!.. А где у нас, если разобраться,
сила?
Ординарец тянулся поговорить со мной, и я видел, что не от
праздности. В такие минуты люди пустых слов не говорят... Но мне было
не до этого.
- Езжайте, езжайте, - заторопил я его, обрывая разговор. - Вот
вам расписка, езжайте!
Ординарец уехал.
Я вскарабкался по откосу на холм и окинул взглядом знакомую уже
долину перед городом. За какой-нибудь час тут все переменилось. Дым
стлался над полем, всюду рвались снаряды, стучали невидимые пулеметы,
и от непрерывного потока пуль казалось, что в воздухе звенят, лопаются
и снова звенят перетянутые струны...
Вправо и влево от меня, по обе стороны железной дороги, лежали с
винтовками наши бойцы. Цепь их растянулась по гребням холмов.
Все посматривали в сторону Проскурова. Некоторые красноармейцы
переползали с места на место, забираясь за камни и бугорки. Другие
сами устраивали себе укрытие от вражеских пуль: не поднимая головы,
они вырубали под собой дерн маленькими лопатками и из дерна складывали
кучки - брустверы.
Я увидел на многих бойцах свежие, наскоро сделанные и сочащиеся
кровью белые повязки.
"Уже побывали в атаке... - догадался я. - Не вышло, значит,
Проскуров остался у врага... А теперь будет еще атака, да не одна".
Я крикнул с холма вниз Малюге, чтобы он приготовился к бою.
Артиллерист принял команду и в знак этого помахал мне своей
шляпой.
Сверху я видел весь наш поезд, до мелочей, увидел даже нагар в
широкой паровозной трубе. Держит теперь машинист порядок, не дымит.
Услышав мою команду, из полувагона выскочил Никифор с телефонным
аппаратом.
- Туда же линию, к наблюдательному? - спросил он, разбирая
провода.
Глянул я... А где же деревья, где клен?
В полуверсте от меня, на месте рослых ветвистых деревьев, торчали
только расщепленные колоды, и вся земля вокруг была изрыта снарядами.
Это все, что осталось от моего наблюдательного пункта...
"Куда же мне взобраться?"
Но мне не дали размышлять.
Вдруг по цепи бойцов пронесся сдержанный говор:
- Уже в контратаку поднялись...
И тут же приказание командира:
- Вразброд не стрелять! Ударим залпом!
