Униженные и оскорбленные - Достоевский Федор Михайлович (бесплатные книги полный формат txt) 📗

– Лестница крутая, – отвечал я.

– Ну да... и лестница... а что, как вы думаете: не будет сердиться на меня Наташа?

– Нет, за что же?

– Ну да... конечно, за что же; сейчас сама увижу; к чему же и спрашивать?..

Я вел ее под руку. Она даже побледнела и, кажется, очень боялась. На последнем повороте она остановилась перевести дух, но взглянула на меня и решительно поднялась наверх.

Еще раз она остановилась в дверях и шепнула мне: «Я просто пойду и скажу ей, что я так в нее верила, что приехала не опасаясь... впрочем, что ж я разговариваю; ведь я уверена, что Наташа благороднейшее существо. Не правда ли?»

Она вошла робко, как виноватая, и пристально взглянула на Наташу, которая тотчас же улыбнулась ей. Тогда Катя быстро подошла к ней, схватила ее за руки и прижалась к ее губам своими пухленькими губками. Затем, еще ни слова не сказав Наташе, серьезно и даже строго обратилась к Алеше и попросила его оставить нас на полчаса одних.

– Ты не сердись, Алеша, – прибавила она, – это я потому, что мне много надо переговорить с Наташей, об очень важном и о серьезном, чего ты не должен слышать. Будь же умен, поди. А вы, Иван Петрович, останьтесь. Вы должны выслушать весь наш разговор.

– Сядем, – сказала она Наташе по уходе Алеши, – я так, против вас сяду. Мне хочется сначала на вас посмотреть.

Она села почти прямо против Наташи и несколько мгновений пристально на нее смотрела. Наташа отвечала ей невольной улыбкой.

Я уже видела вашу фотографию, – сказала Катя, – мне показывал Алеша.

– Что ж, похожа я на портрете?

– Вы лучше, – ответила Катя решительно и серьезно. – Да я так и думала, что вы лучше.

– Право? А я вот засматриваюсь на вас. Какая вы хорошенькая!

– Что вы! Куды мне!.. голубчик вы мой! – прибавила она, дрожавшей рукой взяв руку Наташи, и обе опять примолкли, всматриваясь друг в друга. – Вот что, мой ангел, – прервала Катя, – нам всего полчаса быть вместе; madame Albert [34] и на это едва согласилась, а нам много надо переговорить... Я хочу... я должна... ну я вас просто спрошу: очень вы любите Алешу?

– Да, очень.

– А если так... если вы очень любите Алешу... то... вы должны любить и его счастье... – прибавила она робко и шепотом.

– Да, я хочу, чтоб он был счастлив...

– Это так... но вот, в чем вопрос: составлю ли я его счастье? Имею ли я право так говорить, потому что я его у вас отнимаю. Если вам кажется и мы решим теперь, что с вами он будет счастливее, то... то.

– Это уже решено, милая Катя, ведь вы же сами видите, что все решено, – отвечала тихо Наташа и склонила голову. Ей было, видимо, тяжело продолжать разговор.

Катя приготовилась, кажется, на длинное объяснение на тему: кто лучше составит счастье Алеши и кому из них придется уступить? Но после ответа Наташи тотчас же поняла, что все уже давно решено и говорить больше не об чем. Полураскрыв свои хорошенькие губки, она с недоумением и с печалью смотрела на Наташу, все еще держа ее руку в своей.

– А вы его очень любите? – спросила вдруг Наташа.

– Да; и вот я тоже хотела вас спросить и ехала с тем: скажите мне, за что именно вы его любите?

– Не знаю, – отвечала Наташа, и как будто горькое нетерпение послышалось в ее ответе.

– Умен он, как вы думаете? – спросила Катя.

– Нет, я так его, просто люблю.

– И я тоже. Мне его все как будто жалко.

– И мне тоже, – отвечала Наташа.

– Что с ним делать теперь! И как он мог оставить вас для меня, не понимаю! – воскликнула Катя. – Вот как теперь увидала вас и не понимаю! – Наташа не отвечала и смотрела в землю. Катя помолчала немного и вдруг, поднявшись со стула, тихо обняла ее. Обе, обняв одна другую, заплакали. Катя села на ручку кресел Наташи, не выпуская ее из своих объятий, и начала целовать ее руки.

– Если б вы знали, как я вас люблю! – проговорила она плача. – Будем сестрами, будем всегда писать друг другу... а я вас буду вечно любить... я вас буду так любить, так любить...

– Он вам о нашей свадьбе, в июне месяце, говорил? – спросила Наташа.

– Говорил. Он говорил, что и вы согласны. Ведь это все только так, чтоб его утешить, не правда ли?

– Конечно.

– Я так и поняла. Я буду его очень любить, Наташа, и вам обо всем писать. Кажется, он будет теперь скоро моим мужем; на то идет. И они все так говорят. Милая Наташечка, ведь вы пойдете теперь... в ваш дом?

Наташа не отвечала ей, но молча и крепко поцеловала ее.

– Будьте счастливы! – сказала она.

– И... и вы... и вы тоже, – проговорила Катя. В это мгновение отворилась дверь, и вошел Алеша. Он не мог, он не в силах был переждать эти полчаса и, увидя их обеих в объятиях друг у друга и плакавших, весь изнеможенный, страдающий, упал на колена перед Наташей и Катей.

– Чего же ты-то плачешь? – сказала ему Наташа, – что разлучаешься со мной? Да надолго ли? В июне приедешь?

– И свадьба ваша будет тогда, – поспешила сквозь слезы проговорить Катя, тоже в утешение Алеше.

– Но я не могу, я не могу тебя и на день оставить, Наташа. Я умру без тебя... ты не знаешь, как ты мне теперь дорога! Именно теперь!..

– Ну, так вот как ты сделай, – сказала, вдруг оживляясь, Наташа, – ведь графиня останется хоть сколько-нибудь в Москве?

– Да, почти неделю, – подхватила Катя.

– Неделю! Так чего ж лучше: ты завтра проводишь их до Москвы, это всего один день, и тотчас же приезжай сюда. Как им надо будет выезжать из Москвы, мы уж тогда совсем, на месяц, простимся, и ты воротишься в Москву их провожать.

– Ну, так, так... А вы все-таки лишних четыре дня пробудете вместе, – вскрикнула восхищенная Катя, обменявшись многозначительным взглядом с Наташей.

Не могу выразить восторга Алеши от этого нового проекта. Он вдруг совершенно утешился; его лицо засияло радостию, он обнимал Наташу, целовал руки Кати, обнимал меня. Наташа с грустною улыбкою смотрела на него, но Катя не могла вынести. Она переглянулась со мной горячим, сверкающим взглядом, обняла Наташу и встала со стула, чтоб ехать. Как нарочно, в эту минуту француженка прислала человека с просьбою окончить свидание поскорее и что условленные полчаса уже прошли.

Наташа встала. Обе стояли одна против другой, держась за руки и как будто силясь передать взглядом все, что скопилось в душе.

– Ведь мы уж больше никогда не увидимся, – сказала Катя.

– Никогда, Катя, – отвечала Наташа.

– Ну, так простимся. – Обе обнялись.

– Не проклинайте меня, – прошептала наскоро Катя, – а я... всегда... будьте уверены... он будет счастлив... Пойдем, Алеша, проводи меня! – быстро произнесла она, схватывая его руку.

– Ваня! – сказала мне Наташа, взволнованная и измученная, когда они вышли, – ступай за ними и ты и... не приходи назад: у меня будет Алеша до вечера, до восьми часов; а вечером ему нельзя, он уйдет. Я останусь одна... Приходи часов в девять. Пожалуйста.

Когда в девять часов, оставив Нелли (после разбитой чашки) с Александрой Семеновной, я пришел к Наташе, она уже была одна и с нетерпением ждала меня. Мавра подала нам самовар; Наташа налила мне чаю, села на диван и подозвала меня поближе к себе.

– Вот и кончилось все, – сказала она, пристально взглянув . на меня. Никогда не забуду я этого взгляда.

– Вот и кончилась наша любовь. Полгода жизни! И на всю жизнь, – прибавила она, сжимая мне руку. Ее рука горела. Я стал уговаривать ее одеться потеплее и лечь в постель.

– Сейчас, Ваня, сейчас, мой добрый друг. Дай мне поговорить и припомнить немного... Я теперь как разбитая... Завтра в последний раз его увижу, в десять часов... в последний!

– Наташа, у тебя лихорадка, сейчас будет озноб; пожалей себя...

– Что же? Ждала я тебя теперь, Ваня, эти полчаса, как он ушел, и как ты думаешь, о чем думала, о чем себя спрашивала? Спрашивала: любила я его иль не любила и что это такое была наша любовь? Что, тебе смешно, Ваня, что я об этом только теперь себя спрашиваю?