Том 8. Стихотворения. Рассказы - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Встретили Новый Год дед и внук вдвоем, как всегда. Пожелали друг другу исполнения желаний, и оба почему-то смутились при этом. А ночью оба видели почти одинаковый сон.
Снилось Диме великое полчище охотников-отроков в синих одеждах, таких же, как домашняя Димина. У каждого за спиною на перевязи висело охотничье ружье. Они шли из города, утонувшего в садах, по широкой дороге, обсаженной липами и березами, веселыми деревьями. Мальчики были веселые, шли быстро и бодро. Они пели песню, мелодия которой радовала и волновала. Из этой песни запомнился Диме припев: «Убивайте только зверя!»
Дима стоял один на краю дороги и дивился на проходивших мальчиков.
— Иди с нами! — сказал один из мальчиков Диме, когда замолк припев песни.
— А куда вы идете? — спросил Дима.
— Мы идем в леса убивать вредных зверей, — отвечал мальчик.
— Нет, — сказал Дима — мне с вами не по дороге. Я иду на войну.
Засмеялись мальчики.
— О чем вы смеетесь? — дивясь, спросил Дима.
Мальчик, разговаривавший с ним, сказал:
— Разве ты не знаешь, что окончилась последняя война? Берлина нет, войны больше не будет, и наши ружья только для дикого зверя.
— Да, да! — закричали другие мальчики, — войны больше не будет.
— Берлина нет!
— Это была последняя война.
— Последнее кровавое Рождество.
— Наши отцы и братья умирали не даром.
— Они победили войну!
— Войны больше не будет!
Громко и радостно звучали их голоса, как перезвон колоколов большого праздника.
Дима проснулся. Вскочил с постели и бросился бежать к деду, крича:
— Дедушка, это — последняя война.
Деду снился белый приемный зал. Окна открыты, с улицы доносится гул многих голосов. Высокий седой генерал идет навстречу деду. Дед говорит:
— Возьмите меня хоть в ратники, хоть провиантские магазины сторожить. Ведь взяли же во Франции Анатоля Франса, а я на десять лет моложе.
Генерал улыбается и отвечает:
— Я знаю, вы — отличный охотник и стрелок. И внук ваш отличился на пробной стрельбе. Он в нашем городе по меткости оказался первым.
Дед и рад и горд. Но ему страшно за внука, и он говорит:
— Диме еще рано, меня возьмите.
Генерал говорит:
— Да, вы будете начальником юных охотников вашего города. Надо истребить последних волков и медведей.
— Я хочу на войну, — говорит дед.
Генерал смеется и говорит:
— Разве вы не знаете, что это была последняя война? Берлина нет, войны не будет, наши ружья только для дикого зверя.
В открытые окна с улицы слышны громкие крики:
— Убивайте только дикого зверя!
— Войны больше не будет, — кричит Дима, тормоша деда. — Убивать будем только зверя.
Дед просыпается. Дима садится на его постели и рассказывает свой сон. Деду весело. Он говорит:
— Так-то, друг, кровь проливается не даром. Великое слово — последняя война! Война против войны!
— Великое слово, — повторяет Дима.
— Что же, милый друг, ты должен делать? — спрашивает дед.
Дима думает, краснеет и говорит:
— Жить для будущего.
— А что надо для будущего? — спрашивает дед.
Дима отвечает:
— Много учиться. Быть сильным и добрым.
— А зачем нужна сила и доброта? — спрашивает дед.
Дима отвечает:
— Убивать только дикого зверя. Уничтожать всякое зло.
Дед говорит:
— Зло уничтожать не мы с тобой начали. И о прошлом помнить надо.
— Знаю, деда, — говорит Дима. — Я знаю, что должен чтить подвиги доблестных воинов, побеждающих войну. И быть поскромнее, — не соваться с моими слабыми силенками на великий подвиг. А если эта война будет длиться долго, придет и моя очередь. Позовут, — пойду. А тайком от тебя не сбегу.
— Спасибо, друг, утешил, — говорит дед.
Хочет поцеловать Диму, но Дима быстро соскакивает с его кровати и становится на колени.
— Постой, дедушка, — говорит он, — хвалить меня погоди, а наказать есть за что: ведь я уже совсем надумал седьмого января бежать на войну.
Дед смеется. Говорит:
— Старый да малый, друг на друга похожи. Ведь и у меня, друг, такие же мысли были. Думал: Димку в пансион, а сам в ратники.
— А теперь раздумал? — спрашивает Дима.
— Раздумал, — говорит дед.
— Ну, и я раздумал.
И оба рады. Хорошим сном встретил их Новый Год, — тот год, который обещал смертию смерть попрать.
Тихий зной
Хотя Яков Леонидович Бреднев уже два года тому назад получил звание лекаря, но еще он был так молод, что ему все нравилось в жизни. Как мальчик в нравоучительной сказочке Круммахера, он находил очаровательными каждое время года и каждую хвалимую местность на земле, не думая о других временах и местах и не сравнивая. Поэтому ему очень нравилась и дачная деревушка Мягарраги в Эстляндии, на берегу Финского залива, и дачники, и местные эстонцы, и милая природа этого края.
Бреднев совсем не был озабочен толками о том, что скоро начнется война. Но когда стали говорить, что из-за войны придется уехать с побережья в город раньше обычного, он опечалился и решился действовать энергично: ведь он же был влюблен в Ольгу Шеину, влюблен уже два месяца, но роман его все еще оставался открытым на первой странице.
Бреднев встал рано утром и пошел на морской берег. Он знал, что в этот час на берегу, если пройти за деревню версты полторы на запад, не встретишь никого, кроме Ольги и ее двух племянников, мальчиков семи и шести лет. Малыши не помешают, а с Ольгою надо поговорить наконец решительно и прямо.
Из-за рощицы на песчаном прибрежном бугре слышались голоса и смех Ольги и детей. Радостное ощущение силы, здоровья и веселости охватило Бреднева, — то самое ощущение, которое он испытывал всегда, когда приближался к Ольге. И это ощущение было тем сильнее и милее, что и Ольгина сестра Катя и ее муж Николай Борисович Ложбинин были самые подлинные столичные нервники и нейрастеники.
У самой воды на камне сидела Ольга, девушка лет двадцати четырех. Ее глаза были устремлены на даль морскую с выражением детского любопытства и веселого удивления, — широкие, голубые, глубокие глаза. Широко разрезанный алогубый рот улыбался нежно, лукаво и доверчиво, и от этой улыбки все ее милое лицо, бронзово-загорелое, казалось озаренно-хорошеющим с каждою минутою. Пригретая на мелком песке вода обнимала загорелые так же темно, как и лицо, почти до колен приоткрытые стройные ноги. Ее простая белая одежда казалась такою нарядною, сквозной зеленовато-синий шарф на ее черных волосах был завязан так мило, — и от всего этого Бреднев почувствовал умиление и нежность, и ему казалось, что он не посмел бы поцеловать ни ее алых губ, ни ее смуглых рук.
Два мальчика в купальных костюмчиках, с голыми руками и ногами, в соломенных шляпах, весело загорелые, плескались и бегали по воде у берега, радостно занятые водою и камешками. Ольга почти не смотрела на них, но чувствовалось, что они водятся ее волею. Услышав шаги, Ольга обернулась, встала, улыбнулась радостно и ласково. Бреднев поздоровался с нею и с детьми, — и мальчики опять занялись своею игрою.
— Да, так правда, что будет война? — спросила Ольга. — И германцы могут сюда придти?
Бредневу мило и забавно было видеть на Ольгином лице это выражение вопроса и удивления. Он улыбался и уже хотел сказать что-нибудь пугающее, но вовремя вспомнил, что Ольга вовсе не робкая, что она ничего не боится. Желание подразнить Ольгу быстро погасло в его душе. Он сказал:
— Германцев сюда не пустят, и опасности нет никакой.
— А мы собираемся уезжать, — сказала Ольга.
И на лицо ее легла тень печали. И вдруг оно стало таким, словно никогда и не знало улыбки, и от этого еще более очаровательным.
— Сестра Катя очень беспокоится и боится, — говорила Ольга, — и все порывается поскорее ехать в город.
— А Николай Борисович? — спросил Бреднев.
Ольга опять засияла улыбками, и на этот раз в ее улыбке было милое слияние радости и печали. Неясное предчувствие тихо ужалило влюбленное сердце молодого человека. Предчувствие чего? Он ждал, что скажет Ольга. Она говорила:
