Старые годы - Пушкин Александр Сергеевич (книги бесплатно без .TXT) 📗

— А я почем знаю? До Питера, чай, еще далеко, а тут река, спросить некого, вон там что-то торчит, может быть, и Питер, ступай на спуск,

— Да какой же ты проводник, когда дороги не знаешь.

— Да я в Питере не бывал отродясь.

— А мне какое дело? Указывай, да и полно!

— По мне, пожалуй, ступай на спуск!

Поехали. По сю сторону Фонтанки виды изменились. Во многих местах из-за деревьев, составлявших перспективу, или, по-нашему, проспект, показывались красивые домики голландской архитектуры, многие и в два жилья. Навстречу приезжим гостям попадались беспрерывно разного рода мастеровые; чем ближе подъезжали к Адмиралтейству, тем больше встречали людей и саней. А у немецких слобод, что ныне Морские улицы, Варвара Сергеевна с удивлением увидела три или четыре кареты, запряженные цугом; кучера в красных, желтых и голубых кафтанах и треугольных шляпах хлопали бичами; по всему лугу перед Адмиралтейством раскинуто было множество палаток, в которых торговцы продавали всякого рода напитки и съестное.

— Ну, теперь, кажись, приехали, — сказал казак.

— Да куда же мы приехали! — неистово закричала Варвара Сергеевна. — Ведь ты разве не видишь, что тут ярмонка стоит под крепостью, а Питербурх-то где? Ты, может быть, нас в Свейское государство привез. Ни одного человеческого лица не видно. Все немцы.

— А я почем знаю. Может быть, и немцы.

Варвара Сергеевна не выдержала, отстегнула фартук, прикинула на спящего Володю подушки, чтобы не простудился, и выскочила из саней.

— И спросить-то некого! — сказала Варвара Сергеевна, оглядываясь. — Тут, я чай, и русского языка не слыхивали!

— Пироги горячие! — закричал разносчик возле.

— Ах ты, Господи! Хоть одного земляка-то встретила… и тот холоп, дворянке с ним и говорить не приходится. Слышь ты, Архип, спроси-ка, далеко ли до Питербурха.

— Эй, малый! — закричал кучер. — Далеко ли до Питера?

— Да какого тебе еще Питера надо? А это разве не Питер?

— Ну, слава тебе, Господи! Архип, спроси, где тут постоялый двор.

Архип повторил вопрос,

— Почтовый двор!

— Постоялый, Архип, слышишь, постоялый. Уж эти почты — смерть моя!

— Постоялый, говорят тебе…

— Ищи сам, а мы не знаем.

— Грубиян! Вот как тут в резиденции за людьми смотрят! Не хочется будить Володю, а то бы он его из детских ручек да тросточкой. А энто, Архип, что торчит такое направо?

— Не знаю.

— Дурак! Ты ничего не знаешь! Из ума и памяти выжил! Ефремыч, ты чего сидишь да в кулаки дуешь! Твое дело расспрашивать.

— Энто что такое? — спросил Ефремыч у разносчика дрожащим голосом.

— Морская академия!

— Сам ты морской тюлень! — сказала Варвара Сергеевна, плюнув. — Видишь какой! Вздумал меня дурачить! Скажи ему, Ефремыч, пусть говорит толком, а шуток я не люблю.

— Да кого тебе, сударыня, надо? — спросил человек пожилых лет в доброй шубе. Народ более и более скоплялся, гости возбудили любопытство почти всей площади.

— Как, кого надо! Постоялого двора, батюшка! Где же пристать? Слава Богу, мы, будет, тысячи две верст проехали, двадцать ночей ночевали, месяц в дороге. Дитя у меня совсем истомилось, спит без просыпу! А еще резиденция! Что это, право! На смех дворян поднимают! Поезжай да поезжай. Ну вот, мы и приехали! Что в том толку? И пристать некуда?

— Помилуй, сударыня, да у нас есть и почтовый двор, и австерии.

— Нет уж, батюшка, лучше умру на морозе, а в немецкий дом ни ногой.

— Есть у нас и постоялые дворы, да для простого народа.

— Вот то-то и есть! Правду слух говорит: заморить хотят.

— Ну, а если не нравится, пристань, сударыня, на вольной квартире.

— Это еще что за немецкая выдумка! Нет дворов, подай мне дом, построй, коли нет.

— Есть у нас и дома! Вот, примером сказать, я и свой внаймы отпущу. Чай, поместитесь!

— А что возьмешь в год?

— Сотни три!

— Дворянке торговаться не приходится! Садись, батюшка, с кучером да дорогу указывай.

— Пожалуй, да пусть только вот государь проедет с масками. Эй ты, кучер, повороти к сторонке.

— Что ты городишь, батюшка? Сам государь? И с кем?

— С масками.

— А это что такое?

— Сама увидишь.

Не успел он сказать этого, как четыре непомерной толщины скорохода, медленно и с натугой передвигая ноги, показались из-за угла Морской академии. Народ оставил маскарадный поезд Варвары Сергеевны и бросился к адмиралтейской аллее, расположенной вдоль всего вала от Кикинских палат или Морской академии до Исакиевской площади. За этими оригинальными скороходами показались одна за другою санные линеи, то есть сани с таким сиденьем, на которых помещалось от десяти до пятнадцати персон в ряд. В первых санях сидел жених в полном кардинальском костюме. Народ замахал шапками и закричал в неистовом восторге:

— Князь-Папа! Князь-Папа!

За ним кесарь Ромодановский в царедавыдовском костюме! Затем линея за линеей: государыня, обе царицы и царевна, крон-принцесса, принцессы, статс и гоф-дамы в разных костюмах, потом все придворные и государственные чины, иностранные послы, офицеры, доктора, секретари, дьяки и многие другие… Все были в разных костюмах, как-то: в китайских, венецких, скороходских, арцибискупских, турецких, американских, рыцарских, докторских красных, матросских, венгерских, польских, норвежских, калмыцких, китоловов, шкиперских, армянских, японских, прусских почтальонов, егерских, никонских, тунгусских, тиремарских, гондулярских, македонских, бернардинских и т. п. Некоторые были одеты в золото, в терлики, в охобни, просто в шубы, наконец, в шубы навыворот. Дамы держали в руках красные дудочки, мужчины разно: барабаны, рыле (игра), дудочки, палки скороходов, удочки, рога, тарелки медные, цитры, скрыпницы, флейты, соловьев, урны, вилы, верхи от флейт, гудки, книги, трещотки, тулумбасы, набаты, сковороды, варганы, балалайки, тазы, перепелочные дудочки, пикульки, собачьи свистки, почтовые и пастушьи рожки, габои, трубы, колокольчики, ложки с колокольчиками, свирели, пузыри с горохом, хивинские горшки, сиповки, волынки, органные трубы, литавры и проч. На всех этих инструментах производилась музыка, и если в этом поезде был хотя один музыкант, то, без сомнения, в тот день потерял верную интонацию и навсегда оставил ремесло свое. Шум, стук и звон, какого ни с чем сравнить невозможно. По милости скороходов поезд двигался чрезвычайно медленно. Варвара Сергеевна совершенно забылась, крестилась, отплевывалась, закрывала то глаза, то уши, читала молитвы, словом, не знала, что делать, куда деваться. На беду свадебная музыка, хотя и не вдруг, однако же разбудила Володю.

— Что там за чертовщина? — закричал он, разбрасывая подушки.

— Ничего, Володя, право, ничего, спи спокойно, это так в ушах звенит.

Но увещания Варвары Сергеевны были напрасны, Володя уже выскочил из саней и помирал со смеху, глядя на личины. В то же время перед очами публики, стеснившейся в исходе перспективы, тогда в виде аллеи доходившей до адмиралтейской дороги, медленно передвигались сани или линей поезжан также в маскарадных платьях. Государь был одет матросом и, вероятно из любопытства, ехал стоя. Возле саней верхом ехал Антон Самойлович Дивиер, генерал-полицмейстер, со многими нижними полицейскими чинами и казаками.

— Вот и государь, — сказал новый знакомец Ландышевой.

— Где, где? На лошади?

— Нет, на санях, что стоит и народу кланяется.

Варвара Сергеевна, схватив за руку Володю, упала наземь. Государь тотчас приметил это и сказал Дивиеру:

— Поди, Антон, скажи там приезжим, чтобы указу держались. Когда я их отучу от холопства!

Дивиер протеснился с казаками и приветствовал Варвару Сергеевну весьма грубо:

— Эй, ты, баба! Чего ты в снег повалилась? Государь приказал, чтобы народ ради его в грязи не валялся! Вставай!

— Ну, времечко! — сказала Варвара Сергеевна. — На все про все неволя. И государю нельзя поклониться. Да где же ему и кланяться, коли не на улице!