Наследники (Роман) - Ирецкий Виктор Яковлевич (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Эриксен поощрительно заметил:
— Это прекрасная мысль. Это очень хорошо. Ты реабилитируешь всю фирму. Но только, что же я могу сделать? Чем я могу тебе помочь? Что же я?
С угрюмой монотонностью Георг продолжал:
— Ваша помощь может быть двоякого рода. Мне писать трудно. Да и пожалуй, я не смогу. Это ведь надо уметь. Подыщите мне какого-нибудь скромного журналиста. Только такого, который бы не оказался предателем. И пришлите его сюда. Я ему все расскажу. Он тут же при мне будет писать. Тут же. А второе — это… это…
Он закрыл ладонью лицо, и голова его поникла.
— Второе… Я забыл, что хотел сказать. Только что это пронеслось передо мной. Что же я имел в виду? Погодите.
С тревогой посмотрел на него Эриксен и нахмурил брови.
Чтобы восстановить течение мыслей, Георг вслух повторил:
— Написать книгу. Подыскать журналиста. Я ему расскажу. Он тут же при мне будет писать.
И, с ужасом взглянув на Эриксена, он шепотом воскликнул:
— Эриксен, мне все время кажется, что у меня откромсали кусок черепа! И я потерял память! И значит, я не вспомню, как это все было. Я не смогу написать книгу! Эриксен! Тогда все кончено для меня!
Старик подошел к нему совсем близко, заглянул ему в глаза, потускневшие от отчаяния, и голосом твердым, уверенным, чуть-чуть насмешливым обронил:
— Ну, все это пустяки. Это самовнушение. У тебя все на месте. И ты даже превзошел себя. У тебя явилась прекрасная мысль. Книга, которую ты выпустишь в свет, несомненно…
— Погодите, Эриксен! — задыхаясь, перебил его Георг. — Я вспомнил. Я хочу ее выпустить в свет на нескольких языках. На датском — это само собой разумеется. Но еще по-немецки. По-французски. По-английски. И пусть книга попадет в Норвегию. Непременно. Для всего этого нужны деньги: и переводчикам заплатить и издательствам. Большие деньги. У меня не найдется такой суммы. К тому же все мои деньги у старшего врача. А он…
Георг заткнул уши пальцами и торопливым, заговорщицким шепотом продолжал:
— Он ни за что не выдаст мне денег. Его контролирует полиция.
Эриксен удивился. Три поперечные складки упали на его лоб.
— При чем же здесь полиция? Какие же могут быть основания у полиции?..
Георг смутился и поспешил замять эти слова.
— Ну, не будем. Не надо. Я хотел сказать, что старший доктор чересчур педантичен. Да. Так вот. Для этого нужны деньги. И вы, Эриксен. должны мне достать их. Должны. И еще взять на себя хлопоты по изданию. Я один не могу. Ведь это надо устроить в разных странах.
Эриксен засунул руки в карманы, склонил голову набок, и в глазах его засветился тот жадный деловой огонек, который всегда зажигался у него, когда речь заходила о выгодной сделке. Но в таких случаях он дипломатично хранил полное молчание, предоставляя собеседнику высказаться до конца, чтобы хорошенько использовать все соображения его. Тут же не нужна была никакая дипломатия, и, мгновенно оценив мысль Георга, он с молодой восторженностью сказал:
— А ты еще говоришь: откромсали кусок черепа! У тебя, дорогой мой, родилась блестящая идее и только… как бы это сказать… роды тебя утомили. Да, да! Ты, вероятно, сам не понимаешь, что ты придумал. Блестящая мысль! Спасительная мысль!
Георг испуганно посмотрел на него.
— Блестящая мысль, говорю я. Уж ты мне поверь. Эту книгу будет читать вся Европа. Да что я говорю — вся Америка! Ее это касается больше. Ты все еще не понимаешь? Ну да, так, всегда бывает: тот, у кого явилась удачная идея, тот меньше всего разбирается в ее ценности. Мой милый мальчик, ты спасешь фирму, ты реабилитируешь себя и ты прославишься на весь мир.
— Это не важно, — с досадой простонал Георг. — Как же вы не понимаете! Мне нужно, чтобы у меня была спокойная совесть перед предками.
— Да, да! Благополучие фирмы — это и есть спокойная совесть перед предками. Фирма снова процветет. Потому что, с одной стороны, она вернет к себе прежнее доверие, а с другой, ты хорошо заработаешь и вольешь в дело свежие деньги.
— Я? Каким образом? — с гадливостью спросил Георг. — О чем вы говорите?
— Ты все еще не понимаешь?
Эриксен развел руками.
— Нет, ты действительно еще мальчик! Мой милый друг, 5 миллионов экземпляров твоей книги я тебе гарантирую. Германия, Франция, Англия, да что я говорю: одна Америка чего стоит! Гарантирую! Это нам даст чистоганом не меньше миллиона. Не меньше. Надо только действовать с умом. И какая широкая слава для фирмы! Хо-хо! Ты наткнулся на золотую жилу — и она спасает все. Все она спасает! Остается только написать эту книгу. А об остальном уж я сам позабочусь. Да, да! И никаких денег для издания не нужно. Издатели сами предложат нам свои услуги, как только узнают о том, что ты что-то написал. А уж я постараюсь, чтобы они узнали. Можешь на меня положиться.
Радостно взволнованный, он заходил по комнате, улыбался и водил бровями… Опьянение веяло у его глаз.
— Журналиста… — сказал он про себя. — Вот это труднее. Прежде всего, нет такого журналиста, который бы, узнав о твоем местонахождении, не протелеграфировал бы моментально в свой газету, чтобы доставить ей первоклассную сенсацию. Одновременно он захочет получить обещанные 100 тысяч и сообщит о тебе копенгагенской полиции. Нет, нет. Журналистов, умеющих хранить тайну, не существует.
Он призадумался и сказал:
— Мы лучше сделаем так. У меня есть племянник. Он только что окончил университет. Он филолог. Намерен заняться литературным трудом. Уже что-то такое написал. И говорят, неплохо. Молод, скромен и не жаден. В силу родственных отношений, мне нетрудно будет убедить его молчать до конца. И вообще, я за него отвечаю. Можешь его поселить тут же или поблизости. Его поездка сюда не привлечет внимания. Это не то, что едет журналист: зачем, куда? Отлично, так и будет. И это еще тем удобно, что переписываться с тобой я смогу через него.
И снова он бросил восторженно:
— Нет, верно! чудесная идея! Прямо-таки чудо! Да, да! Я ехал сюда с мыслью о смерти. Я возвращаюсь с чувством воскрешения из мертвых. Думаю, что…
Георг, уставший от шумной говорливости Эриксена, резко перебил его:
— Поговорим о других вещах. Какие новости? Не знаете ли чего-нибудь о моих друзьях?
— О твоих друзьях? К сожалению, ничего не знаю. У меня все время голова шла кругом… Я…
— О Шварцмане, например.
— Ты говоришь об этом надоедливом еврее? Неужели это твой друг? Он два раза звонил ко мне и два раза заходил в контору. И как раз в самое неудобное время. Что за беспокойное племя! Он все допытывался узнать, где ты. При этом много и напыщенно говорил. Он уверял меня, что с тех пор, как тебя клюют и клянут на всех перекрестках, ты стал для него безмерно дорог. Потому что всякий страдающий — его брат. И все в таком же роде. Откровенно говоря, он очень утомителен, и я не понимаю…
Георг не дал ему докончить и сказал:
— Я люблю Шварцмана. Не отзывайтесь о нем дурно. А не слышали ли вы чего-нибудь о Магнусене?
— Магнуеен… Магнусен… Фамилия эта всего только на днях попалась мне на глаза. Магнусен…
Эриксен потер себе переносицу.
— Магнусен. Не о том ли Магнусене ты спрашиваешь, на векселе которого ты поставил свое жиро? Вексель этот был предъявлен нам к оплате, потому что Магнусен умер. Или нет: он застрелился. Где-то в Норвегии. Да, да! Застрелился в Норвегии.
Георг едва заметно улыбнулся, но ничего не сказал.
— А о Карен Хокс вы ничего не знаете? — тихо спросил он и отвернул лицо к стене.
— О, эта ловкая женщина превосходно использовала знакомство с тобой. Это штучка! Я читал в газетах, что она сейчас в Париже и выступает в каком-то театре. Афиши и газеты именуют ее спасительницей Европы. (Ты, конечно, знаешь, в чем дело.) Чего еще надо актрисе?
Перед тем, как уйти, Эриксен вернулся к своему плану прислать сюда племянника, условился насчет рукописи, а затем, прощаясь, сказал:
— Ну, Георг. Ты меня успокоил и утешил. Спасибо тебе. Ты и представить себе не можешь, как меняется все положение. И признаюсь откровенно, ты вырос в моих глазах вдвое. Ты достойный внук Зигрид Ларсен. Твоя идея гениально разрешает все вопросы. Поздравляю и тебя и себя. Да, да! Мы будем жить. И не могу обойти молчанием одну удивительную вещь, которая сейчас мелькнула у меня в голове. Над этим стоит призадуматься. Твой отец всю жизнь стремился приобрести известность. Чего он только не делал ради этого. По-моему, он и погиб из-за желания побить все автомобильные рекорды. Ты же меньше всего, кажется, думал о славе, и она придет к тебе без всяких усилий с твоей стороны.
