Капли крови (Навьи чары) - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗

Становой пристав старался быть очень любезным. Он говорил неуклюжие комплименты Триродову и его учительницам. Но, глядя на учительниц, становой улыбался так же погано, как и урядник. Узенькие, калмыцкие глазенки его замасливались. Щеки покрывались кирпичным румянцем.

Когда девушки отошли в сторону, становой подмигнул на них Триродову, и сказал вполголоса:

- Цветничек-с!

Триродов строго посмотрел на станового. Становой сконфузился, и потому рассердился. Он сказал:

- Я к вам приехал, извините-с, по делу, довольно неприятному.

Оказалось, что он приехал под предлогом переговорить об устройстве положения Егорки. Кстати он намекнул и на то, что самовольное разрытие Егоркиной могилы может послужить поводом для судебного преследования. Триродов дал становому взятку, и угостил его завтраком. Становой уехал в полном восторге.

Приехал наконец к Триродову и исправник. У него было пасмурное лицо и недоступный вид. Исправник прямо заговорил о самовольном разрытии Триродовым Егоркиной могилы. Триродов сказал досадливо:

- Нельзя же было заживо погребенного мальчика оставить, чтобы он задохся в своем гробу. Исправник возразил сурово:

-- Вам следовало сообщить о ваших подозрениях настоятелю кладбищенской церкви. Он бы сделал все, что надо было сделать.

Триродов сказал:

- Сколько же бы времени прошло, пока ходили бы за священником?

Исправник, не слушая, продолжал:

- А так непорядок. Этак всякий станет разрывать могилы, так это что же будет! Он, может быть, грабить полез, а как его поймают, так он заявит, мне, мол, послышалось, что покойничек жив, и в гробу ворошится.

- Вы знаете, - возразил Триродов, - что мы пошли туда не с целью грабежа.

Исправник твердил упрямо и сурово:

- Это - непорядок.

Триродов пригласил исправника к обеду. Взятка исправнику была много крупнее, чем становому. После обильного обеда, выпивки и взятки исправник вдруг стал мягче воска. Он начал распространяться о тягостях и неприятностях своей службы. Тогда Триродов заговорил с ним об обыске и об избиении в участке учительницы Марии. Исправник побагровел, и горячо говорил:

- Верьте чести, не от меня зависело. Творю волю... Новый наш вице-губернатор, простите за выражение, сущий живодер. Тем и карьеру сделал.

Триродов спросил:

- Разве этим можно сделать карьеру?

Исправник оживленно говорил, - и видно было, что карьера нового вице-губернатора очень волнует его чиновничье сердце:

- Помилуйте, это всем известно, - он своего приятеля в пьяном виде зарезал, в сумасшедшем доме сидел, и уже как он оттуда выбрался, уму непостижимо. Поступил по протекции в губернское правление, и таким аспидом себя показал, что все диву давались. Живо в советники правления выскочил. Крестьян усмирял. Изволили, может быть, слышать?

- Как не слышать! - тихо сказал Триродов. Исправник продолжал:

- В газетах об его подвигах печатали достаточно. Кое-что в лишнего прибавили, а ему это только на руку было. Большое на него внимание обратили. Вице-губернатором сделали, так он из кожи вон лезет, еще больше отличиться хочет. В губернаторы метит. Далеко пойдет. Сам наш губернатор его остерегается. А надо вам сказать, что у нашего губернатора крепкая рука в Петербурге есть. А все-таки Ардальон Борисовичу перечить не решается.

- А вы и тем более? - спросил Триродов.

- Помилуйте-с, - говорил исправник, - вы-то возьмите во внимание, какое мы теперь время переживаем. Никогда ничего подобного не бывало. Брожение среди крестьян такое, что не приведи Бог. Вот на днях у помещика Хаврюкина экономию разгромили. Все, что можно было унести, все растащили. Скотину себе мужики разобрали. Жалости достойно! Из лучших хозяев в губернии Хаврюкин считается. Крестьяне у него в кулак зажаты были. Так вот они как отплатили ему!

- Как бы то ни было, - сказал Триродов, - а мою учительницу вы все-таки истязали. Это было возмутительно.

- Позвольте-с! - воскликнул исправник. - Я лично у нее извинения попрошу. Как честный человек.

Триродов велел пригласить Марию. Мария пришла. Исправник рассыпался перед нею в извинениях, и расцеловал ее загорелые руки. Мария молчала. Лицо ее было бледно и глаза горели гневно.

Исправник опасливо думал:

"Этакая и убить не задумается".

Поспешил уехать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Пожаловала в Триродовскую школу и учебная полиция. Приехал инспектор народных училищ.

Местный инспектор народных училищ, Леонтий Андреевич Шабалов, всю жизнь прослужил в глухих лесных местностях, и потому он был почти совсем одичалый человек. Рослый, дюжий, лохматый, нескладный, он и наружностью смахивал на вологодского или олонецкого медведя. Лицо его обросло густою бородою. Круглые волосы над низким лбом лезли к бровям. Из красного носа, из громадных ушей торчали черные волосы. Спина была широка и сутуловата, как большое корыто.

Служившим в его районе учителям и учительницам Шабалов часто говаривал, произнося слова медленно и сипло:

- Мне, батенька (или "голубушка", если перед ним была учительница), не надобно выдающихся учителей. Я умников да умниц не люблю, модницам и щеголям не потатчик. Главное, батенька, в жизни и в службе - не заноситься. У меня, батенька, выполняй казенную программу, и сиди себе, смирно, и благо тебе будет. Программу-то учебную составляли люди не глупее нас с вами, так нам с вами о программах мудрствовать не приходится. Так-то, батенька!

Но, при всем своем почтении к учебным программам, учебное дело Шабалов знал плохо. Вернее сказать, не знал вовсе. Да и не интересовался им. Был даже не очень грамотен. Свое инспекторское место получил он больше в награду за богомольность, патриотизм и правильный образ мыслей, чем за труды по народному образованию. Служил он в молодости помощником классных наставников в гимназии. Там он исправным посещением служб в гимназической церкви и громогласным чтением апостола обратил на себя внимание старой ханжи-генеральши. Она и выхлопотала ему место инспектора.

Он ничем не мог помочь молодым и малоопытным учителям и учительницам. Посещая школы, он ограничивался только наружным осмотром их, да задавал ученикам несколько немудреных вопросов, больше по части благочестия, "любви к отечеству и народной гордости".