Том 6. Отдых на крапиве - Аверченко Аркадий Тимофеевич (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Так вы думаете, — спрашиваю я, — что и у вас тут, в этих домах, домовые водятся?
— А то как же?! Только, — говорит, — они потеряли свою дикость, некультурность — надели другие личины.
— Я, — говорит, — уверен, что у них это дело поставлено на широкую городскую ногу.
— Это как же? — спрашиваю я.
— Да вот так: у вас, вон, небось, все занятие домовых сводится к тому, что лошадям хвосты заплетать да по ночам спящую публику душить; а у нас, в городе, это посложнее… Лошади не везде есть — их автомобили заменили. А автомобилю хвоста не заплетешь! Разве что из жестянок бензин можно высосать. Да и две-три сотни жильцов по ночам душить — не очень-то с ними кустарным способом справишься,
— для этого нужно целую хорошо организованную контору иметь.
Ничего себе парнишка рассуждал. Очень здраво.
Когда я собирался уходить от приятеля, было уже 12 часов ночи. Вышел он меня провожать на площадку лестницы, посветил лампой да еще и посмеялся: смотри, дескать, на домового не наткнись.
Жутковато мне стало, однако собрался я с духом — спускаюсь с лестницы.
И вдруг на одной из полуосвещенных слабой керосиновой лампочкой площадок я увидел…
Вы, вероятно, господа, думаете — увидел домового? Косматую фигуру с красными глазами, кривыми серыми руками и старческой морщинистой безволосой головой?
Нет, господа! Я увидел нечто худшее. На площадке в углу виднелась небольшая дверь, а на ней сверху я увидел ужасную, холодящую кровь надпись: «Домовая контора»!
Итак, юнец с лохматым белым цветком в петлице не врал: я воочию видел перед собой это ужасное логовище проклятой Богом нечисти.
Я простоял так много секунд, прижавшись к противоположному углу… Наконец мне пришло в голову: «Не галлюцинирую ли я? Не схожу ли я с ума?»
Как сумасшедший, сорвался я со своего места и ринулся вниз с диким криком:
— Дворник! Дворник!
Молодой парень в ситцевой рубахе выскочил откуда-то снизу и, закрывая глаза щитком от света, спросил:
— Чего надо-ть?
— Дворник! Кто… у вас… живет на третьей площадке? С замирающим сердцем ждал я ответа.
— Там? Да там никто не живет. Там домовая контора.
Он это сказал так же просто, как другой сказал бы:
«Там квартира чиновника Иванова»!
Я схватился за голову и выбежал на двор. Голова моя горела… Какая-то фигура в шубе попалась мне навстречу.
— Послушайте, — сказал я, останавливая его. — Послушайте… Правда ли, что здесь вот, на третьей площадке, домовая контора?
— Ну, да! Чего ж вы так удивляетесь? Вам, может быть, нужен кто-нибудь из домовой администрации?
— Домо…вой… адми…нистрации?! У них есть даже администрация?! О, город! Будь ты проклят!
Не помню, как я очутился дома и как провел ночь… А на другой день утром я уже мчался в поезде в свои милые «Пятереньки».
III
— Ну, — сказал хозяин после долгого молчания. — Вы еще счастливо отделались, потому что не столкнулись ни с кем лицом к лицу. А вот, как вам нравится случай со мной? Я путешествовал целую ночь наедине с сумасшедшим.
— Какой ужас! — вскричала жена. — У меня сейчас мороз по коже пробежал. Расскажи!
— Дело было так: ехал я по делам в Харьков. Вечером в мое купе, в котором я был один, вошел неизвестный господин. Он был закутан в башлык и в руках держал желтый чемодан…
Тон у него был вежливый.
— Я вам не помешаю?
— Нет, пожалуйста.
— Вы тоже до Харькова?
— Да, до Харькова. Разговорились.
Он предложил закусить, вынул из чемодана ветчину, хлеб, вино и сыр и стал все это резать большим острым ножом, который был у него в чемодане.
Когда мы закусили, он спрятал нож обратно, вынул револьвер да и спрашивает:
— Вы не боитесь, что к нам кто-нибудь заберется?
— Нет, не боюсь.
— А я боюсь. Положу револьвер под подушку на всякий случай.
Улеглись мы, погасили свет. Поезд идет, погромыхивая на скреплениях рельсов. Не помню уж как — только задремал я, а потом и заснул.
Только просыпаюсь от какого-то шума.
— Что такое?
Двери хлопают, носильщики по вагонам бегают, — оказывается, в Харьков уже приехали.
Мой спутник собрал вещи, пожал мне на прощанье руку и тоже ушел. Еле успел я одеться. Чуть было меня вместе с вагоном на запасной путь не отправили.
— Позвольте, — возразил гость Тарантасов. — Из всего этого я не вижу, что ваш спутник был сумасшедший… С чего вы это взяли?
— А как же не сумасшедший! Конечно, сумасшедший. Вы знаете, зачем он ехал в Харьков? Отыскивать сбежавшую с инженером-технологом жену!
— Бывает! — неопределенно вздохнул Тарантасов. Вид у него был неудовлетворенный.
— А я думала, он будет в тебя стрелять…
— Это еще с какой радости?! Я у него жену увозил, что ли?
Все повернули головы и посмотрели лениво в окно, за которым прыгала серая метель.
И было уже не страшно, не жутко, а скучно. Леденящий душу ужас таял…
Выходец с того света
В этот прекрасный сочельник не так много и выпили: на троих — Подходцева, Клинкова и меня — пришлось восемь бутылок бордо, конечно, не считая коньяка, потому что зачем же его считать?
Мы только немного больше, чем нужно, раскраснелись и совсем капельку расшумелись: Подходцев напялил на голову пуншевую миску и потребовал, чтобы мы воздали ему королевские почести.
Что будешь делать — воздали.
Дом, в котором нас терпели, был большой, старый, заброшенный… Кривая старуха, которая однажды легкомысленно предоставила нам верхний этаж, на весь недолгий остаток своей жизни сохранила на исковерканном временем лице выражение тупой паники и ужаса.
Потанцевали, попели. Потом притихли. Подходцев сел на ковер около дивана, на котором разбросался пухлый Клинков, положил кудрявую голову на клинковский живот и, полузакрыв глаза, только сказал:
— Сейчас полночь сочельника. По статутам в это времячко появляются в подобных домах привидения. Где они, спрашивается?
И капризно докончил:
— Хочу привидений! Человек, полпорции привидения недожаренного, с кровью!
— Прикажете притушить свет? — с притворной угодливостью спросил я, продолжая воздавать этому наглому человечишке королевские почести.
— Да, притуши, братец. Нельзя, чтобы горело четное число свечей. Вдруг мы да напьемся, да у нас будет двоиться в глазах — как мы это узнаем? А при нечетном числе, когда покажется четное, — значит, мы хватили лишнее. Так и будем знать.
Ах, и голова же был этот Подходцев! С такой головой можно дослужиться или до министерского портфеля, или до каторжной тачки.
Немного выпили.
— Хочу привидения! — прозвенел повелительный голос Подходцева.
И он мелодично запел:
— Умру, похоронят, как не жил на свете!..
Мы — я и Клинков — призадумались. Взгрустнулось. Вспомнился отчий дом, приветливые лица семьи, вспомнилось, как нас с Клинковым свирепо драли, когда мы, выкрасив кота чернилами, выпустили это маркое чудовище на изящных гостей гостеприимной семьи моих родителей.
В самом дальнем заброшенном углу нашей огромной комнаты, где кривая старуха свалила всю ненужную рухлядь — китайские ширмы, поломанные стулья и плетеные ветхие корзины с разным дрязгом, — в этом темном углу послышался шелест. Огромные ширмы с полуоторванным панно заколебались, съехали концом на корзину, — и бледное мертвое существо, на котором пыльная хламида болталась, как на вешалке, — тихо выплыло перед нами.
Мы отвели глаза от этого странного призрака и косо поглядели друг на друга. В двух парах глаз я прочел то же, что и они в моих глазах: мы все трое видели одно и то же.
— Серенькое, — задумчиво сказал Подходцев, разглядывая призрак.
— Ничего особенного, — добавил Клинков, всегда игравший при Подходцеве вторую скрипку.
Моя деликатная, гостеприимная натура возмутилась.
— Ослы вы полосатые! Никогда вы ни от чего не приходите в восторг и ко всему относитесь с критикой! Какого вам рожна еще нужно?! Привидение как привидение! Вы на них не обращайте внимания (примирительно отнесся я к призраку). Это такие лошади, которых свет не производил. Присядьте, пожалуйста. Чайку можно? Или пуншику?
