Королева Ортруда - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
По приказу судебного следователя арестовали садовника и его помощника. Но ни один из них не мог сказать ничего путного о людях, которые их напоили. Не могли указать даже таверны, где они пьянствовали, и сбивались в числе своих собутыльников.
Садовник говорил:
— Было их двое, оба с черными бородами.
Его помощник говорил:
— Нет, их было трое, — двое черных и один рыжий, в очках.
Садовник говорил:
— Рыжий в очках пришел позже.
Его помощник спорил:
— Позже пришел четвертый, бритый.
Тогда предположили, что эти сообщники убийцы были искусно загримированы.
Дело заглохло бы понемногу. Но им занялись оппозиционные газеты. Какому-то ловкому репopтеру посчастливилось даже открыть наемного убийцу. Из этого, конечно, ничего не вышло, — разбойнику дали еще денег, и помогли эмигрировать в Аргентину.
С тогo дня каждый вечер Астольф приходил к королеве Ортруде, и они проводили вдвоем долгие часы, радостные для Ортруды, и проникнутые жутким ужасом.
С образом Астольфа соединялось для Ортруды всегда представчение о Смерти.
Ах, прекрасный образ Смерти для королевы Opтруды, — влюбленный в нее страстно и пламенно паж королевы Астольф! Лицо у него прекрасное и темное, лицо веселого мальчишки, загоревшего под солнцем; глаза у него черные и пламенные, глаза того, кто убивает; — одежда у него белая и короткая, одежда пажа, который приходит услужить прекрасной даме; ноги у него обнаженные и стройные, ноги, чтобы легко и бесшумно под облаком дымным страшный пройти путь, из которого принесет верный капли крови королеве Ортруде, — кровь королевы Ортруды.
И ласкала Астольфа королева Ортруда, и лаская обнажала его тело, стройное, тонкое тело милого убийцы. Вся отдавалась ему, все одежды свои отбросив, нагая приникала к страстной теплоте его тела, — тело и душу предавая умерщвляющему нежно.
Астольф переживал тогда минуты сладчайших восторгов. Ярки и многоцветны были его мечтания, — о бесконечности счастия с Ортрудою, для Ортруды. Сосуд многоценной крови, обнаженное тело королевы Ортруды радовало взоры Астольфа. О, это тело, которое так наслаж-дается, и так страдаетт и так услаждает, и так мучит! и этот трепет дыхания в груди и в горле под яркими поцелуями жадных губ! И эта кровь, которую так страшно пролить, и которой так жаждет душа умерщвляющего! И этот жуткий страх, и этот зыбкий стыд!
Смотрела на Астольфа королева Ортруда, любуясь, — и вдруг стыдно становилось Астольфу того, что они обнажены. Он прятался за тяжелыми завесами. Но был радостен и легок этот внезапный стыд.
Смеялась его стыду Ортруда, смеялся и он. Легким, зыбким смехом разрешался легкий, зыбкий стыд. И они играли и резвились, как шаловливые дети.
Иногда утром уходили они на берег моря, и там, как дети, у воды смеялись и радовались, и чего-то искали в воде, и находили что-то. И плескуч был шумный смех волн, вечный смех стихии, и широк был ясный простор поднебесный.
Для королевы Ортруды готов был Астольф совершить всякое безумное и опасное дело, и без конца умножать преступления. Не раз спрашивал он королеву Ортруду:
— Хочешь, Ортруда, для тебя я убью принца Танкреда?
Улыбалась королева Ортруда, и говорила:
— Не надо, мой милый. Принц Танкред не уйдет от своей судьбы.
Однажды королева Ортруда привела Астольфа в огороженный высокою стеною участок королевского сада около ее мастерской. И сказала Ортруда Астольфу:
— Здесь, среди этих деревьев, под этим высоким небом, я напишу картину, и ты будешь для нее моделью. Красота твоя будет жить в веках.
Астольф радостно покраснел. Королева Ортруда сказала:
— Разденься, Астольф.
Астольф радостно и поспешно повиновался. Королева Ортруда рассказала, как ему надо стоять. Нагой отрок с флейтою в опущенной руке прислонился к пальме и задумался. Тело его было прекрасно, — тело, созданное для игры, пляски и бега.
Охваченная волнением работы, Ортруда быстро зарисовала его фигуру, торопясь взяться за кисть. Застенчивый, тихий, стоял Астольф, — и застенчивая, тихая мечта мерцала в черной тьме его широких глаз. Выражение застенчивости перенесла Ортруда и на картину. Нагой и смуглый, как живой возникал он под ее уверенною, неторопливою кистью.
Было тихо. Ничей нескромный, враждебный взор не мешал творчеству любви и красоты, и никто не говорил темных, тусклых слов.
Дракон небесный смеялся в багряно-голубой вышине, словно он знал, что будет. Но он не знал. Только творческая мечта поэта прозревает неясно дали незаконченного творения.
Вероника Нерита скоро узнала, — конечно, позже посторонних, — о связи ее сына с королевою Ортрудою. Тщеславная женщина радовалась этому чрезмерно. Она думала, что связь с королевою принесет их семье большие милости и выгоды. Уже она распустила яркие павлиньи перья высокомерия, и думала, что все матери в Пальме завидуют ей.
Но старый гофмаршал Теобальд Нерита не радовался. Он думал, что королева Ортруда огорчена oткрытием любовных похождений ее мужа, и потому ищет забвения и развлечения в мимолетных связях то с одним, то с другим, что она будет влюбляться еще во многих, постоянно томимая разожженною в ней страстностью, но никого надолго не полюбит, — что ее увлечение Астольфом будет так же кратковременно, как и ее связь с Карлом Реймерсом, — и что конец этого нового ее увлечения будет так же печален.
Старый гофмаршал позвал к себе сына, и говорил ему строго:
— Берегись, Астольф, ты стоишь на опасной дороге.
Астольф угрюмо смотрел вниз, багряно краснел, и упорно молчал. Теобальд Нерита продолжал:
— Говорю тебе, Астольф, послушайся меня, избегай королевы Ортруды. Смотри, чтобы и с тобою не было того же, что с Карлом Реймерсом. Королева Ортруда любит красивых. Найдется человек красивее тебя, и более подходящий к ней по возрасту.
Астольф молчал упрямо, и уныло склоненное лицо его не выражало ничего, кроме скуки.
Теобальд Нерита досадчиво говорил ему:
— Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Или сказать тебе нечего, и ты сам сознаешь, как нелепо твое увлечение?
Тогда Астольф поднимал на отца упорный взгляд широких глаз, и говорил коротко:
— Ортруда меня любит, и я люблю Ортруду. Я не могу жить без Ортруды. Для Ортруды я готов на всё.
Гофмаршал, покачивая головою, говорил:
— Глупый! Только и знаешь твердить: Ортруда, Ортруда, люблю, люблю. Скоро бросит тебя твоя Ортруда.
Астольф улыбался и отвечал отцу:
— Не знаю. Пусть бросит, если захочет. Пусть будет, что будет. Теперь я счастлив. А потом хоть умереть, мне всё равно.
Отец горько упрекал Астольфа.
— Не жалеешь ты старого отца, — говорил он. — Ты еще так молод. Тебе надо учиться.
Астольф отвечал угрюмо:
— Я учусь
— Как ты учишься! — говорил Теобальд Нерита. — Голова у тебя набита глупыми мечтами, только Ортруда у тебя на уме. Не до книг тебе теперь. Хоть и тяжело мне будет на старости расставаться с тобою, но я все-таки отправлю тебя на днях доучиваться в Италию или во Францию.
Астольф отвечал решительно и резко:
— Ни за что не уеду отсюда. Лучше в море брошусь.
По мрачному блеску его глаз видел отец, что Астольф не задумается сделать, как говорит.
Такие разговоры повторялись часто, и нередко заканчивались бурными сценами.
И другие невзгоды скоро стали омрачать счастие Астольфа.
