Passe Decompose, Futur Simple - Савицкий Дмитрий Петрович (онлайн книга без .txt) 📗
- Стоит ли? Опять всё начнется сначала... Он отер пот со лба салфеткой.
- Когда я с кем-нибудь другим,- она смотрела теперь в сторону, - я думаю о тебе. Я практически каждый раз кончаю с тобой.
- Я тоже... сказал Борис.
Он отобрал у нее одеревеневшую вдруг руку, она встала, вытащил сотню, подсунул под пепельницу. Уже стоя, он допил водку-тоник и, чуть не раздавив псину, выбрался из-за столика.
Мимо витрин книжных, мимо крошечного выставочного зала, мимо магазинчика киноафиш, мимо принадлежностей письменных и мимо цветочной лавки, возле которой в зарослях барбариса и далий бился и плясал на мокром асфальте резиновый шланг, мимо гадальных карт, мимо витаминов и трав прошли они и повернули направо в холодный, как церковь, подъезд.
Уходя, он забыл включить сигнализацию и теперь, выключая, на самом деле её включил. Сообразив, он в самый последний момент набрал код. Его знобило и трясло.
Je suis malade de toi...
Сандра, заведя руки за спину, расстегивала лифчик. Юбка была аккуратно повешена на спинку кресла. Прыгая на одной ноге, она содрала с себя слипсы. Он повернулся к ней, и она резко притянула его к себе и, крепко целуя, вслепую начала расстегивать ремень на его джинсах. Её рука скользнула под джинсы, он почувствовал, как наполняется силой в её руке, её грудь вжалась в него, на какое-то мгновенье они отпустили друг друга - он содрал с себя рубаху, джинсы - и, почти упав на диван, они жадно гладили и мяли друг друга, словно проверяя после разлуки, всё ли на месте. Его рука была у неё меж ног, он осторожно ласкал её там, где природа надрезала её.
Она текла, как порванный пакет с манговым соком.
Диван был неудобен, он кое-как нашел равновесие и вошел в неё с силой, чувствуя, как всё её тело поднимается ему навстречу. Она умела кричать почти молча, закусив руку, не обязательно свою. Он бился об неё, вбивал себя в неё с каким-то озверением.
- Я не могу ждать,- прошептала она и, не закрывая глаз, глядя ему в глаза, ища его рот своим, сильно дернулась и забилась в мелких спазмах. Он целовал её мокрые плечи, мокрую грудь, лицо...
* *
Было начало десятого. Сандра вышла из туалета, вытираясь жалким крошечным полотенцем. Он сидел на полу, курил. Тело медленно остывало. Меж лопаток подсыхал ручеек пота.
- Не грусти,- сказала она, стягивая юбку с кресла. - Ca nous est deja arrive... Помнишь? На Искии? Ты тоже не мог кончить.
- C'est ma tete... - сказал он.
- Чья же еще? Конечно, это твоя голова. Твоя дурацкая голова. Она застегивала блузку.
-У меня еще немного времени, пройдем через сад?
Он протянул руку и достал флягу с виски.
- Я бы выпил пива,- сказал он, делая большой глоток. - Холодного пива.
- Ростан открыт до которого часа? - спросила она.
* *
Было начало десятого. Он позвонил Жюли. Её голос был карамельно сладок.
- Я тебя жду...
- Слушай, - он смотрел, как Сандра большим гребнем расчесывает волосы. - Приехал Ким. Он не звонил? Я не знаю, где его искать...
- Во сколько ты будешь? - её голос погас.
- Через час? - вопросительно ответил он. Сандра кивнула.
- Через час. Если он позвонит,- скажи, что я еду...
* *
Они вернулись в "Ростан" и он быстро, у стойки, выпил кружку бочкового. Перейдя улицу наискосок, они вошли в сад.
С этой стороны, со стороны улицы Медичи и бульвара Сен-Мишель, каштаны уже начали желтеть. Солнце теперь было совсем низко, где-то возле монпарнасской башни, и приходилось щуриться. Лучи были густо малиновыми, иногда почти зелеными, и пока они не миновали фонтан и бассейн с утками, было невозможно снять солнечные очки. Они сели возле балюстрады, сдвинув вместе два тяжелых кресла.
- Je ne suis pas triste, - сказал он. - Не переживай за меня.
Она нагнулась и поцеловала его в ладонь. Она делала это редко и каждый раз по спине у него пробегали мурашки. Длинные тени падали со всех сторон, сужались, тянулись к бассейну. Слабо пахло лимоном, цветами табака, застоявшейся водой.
- Ты думаешь, мы смогли бы жить вместе? Если бы я развелась? - Сандра смотрела в сторону.
Боже! - подумал он. Конечно! С этой же минуты, раз и навсегда!
- А ты хочешь? - сказал он вслух.
Он достал сигарету, сломал пополам, закурил.
- Я не знаю, - он смотрел, как, тараня мягкие складки рыжей пыли, к ножке кресла ползла пчела, - что именно в нас испорчено. Я имею, в виду во мне... В Киме, быть может... Мы ведь двойники... Понимаешь? У меня такое ощущение, что я или родился без какого-то органа внутри, или же он у меня атрофирован с детства. По крайней мере я - не такой, как вы. Как вы здесь. Мы - не такие. Глупо, но к тому выводу приходишь после стольких лет... Не люблю это слово - эмиграции.
Ветер колыхнул ветви деревьев над ними, розовая пыль поднялась облаком, светясь там, где ее пронизывали лучи низкого солнца, завилась игрушечным смерчем... Небо было наполнено остывающим светлым дрожанием.
- Ты хочешь сказать, она продолжала смотреть в сторону, что каждый раз, я знаю, ты это слово тоже не любишь, каждый раз, когда ты чувствуешь себя счастливым, у тебя появляется чувство вины... Или грусти? Что ты не можешь быть просто - счастливым? Без - последствий?
- Знаешь, когда падаешь из окна, можно при желании сказать, что летишь, но на самом деле все же - падаешь... Когда я с тобой, я действительно счастлив. И в то же самое время во мне гудит какая-то тревога. Сирена. Словно я не имею права... Словно это, не знаю, как сказать... Самоубийство? Самоубийственно?
Пчела дернулась, снялась с места и исчезла.
- Это твой ответ? - спросила Сандра. - Ты не хочешь жить со мной, из-за этой твоей тревоги?
Где-то возле баскетбольной площадки раздалась трель свистка. И сразу со всех сторон, из глубины сада, от дворца, из далеких зарослей рододендронов у фонтана Медичи, со стороны колоннады и облупленных львов полетели свистки охранников.
- Fermeture! - кричали со всех сторон. -Закрываем. Fermeture!
Толстый седобородый охранник со свистком в руке приближался к ним. Закрываем, дамгоспода,- красными мокрыми губами улыбался он,- Fermeture!
Они встали и пошли к выходу. В густой тени каштановой рощи самые последние солнечные подтёки горели в горячем песке, как лужи крови.
- С этой стороны закрыто, предупредил их откуда-то сбоку голос охранника. - По центральной аллее, пожалуйте...
- Если бы ты и я с завтрашнего утра стали бы жить вместе, начал он, удивляясь тому, что слова удавались ему с трудом, что их трудно вдруг стало выговаривать,- и если бы через год или же через пять лет между тобой и мной все бы кончилось, перестало вибрировать, иссякло, для меня бы это был конец всего. Не тебя и меня... - он вел ее за руку, как водят детей. - А всего. Понимаешь? Конец всего, что может в жизни быть. Вообще.
- И ты не хочешь рисковать? - спросила она, скосив глаза. Голова ее была опущена, словно она на ходу искала что-то под ногами. - Дурак.., добавила она после паузы, тряхнув головой. - Ты просто очень глупый, дебильный, совершенно идиотский круглый квадратный дурак!
- Я знаю, сказал он. - Я больше, чем дурак.
- Поговорим о чем-нибудь другом... Она подняла голову. Глаза ее блестели, рот натужно улыбался. - О чем ты хотел? Когда мы шли...
Он набрал полные легкие воздуха.
- У меня такое ощущение, начал он, чувствуя почти физически, как раздваивается, что настала совсем другая эпоха. Это пока не заметно. Но мы перебрались всем скопом в совсем другие времена. Не знаю, чувствуешь ли ты это... Я помню году в семьдесят пятом,- почти всхлипывая, продолжал он сквозь густой туман невыносимой собачей тоски, - встретил я где-то в Москве одну приятельницу. Она была замужем за дипломатом и только что вернулась из Европы. "Ну как там, спросил я, в Европе? - Потрясающе, сказала она, - вся Европа танцует..." Так вот, я хочу тебе сказать... - они остановились, это не потому, что теперь мне за сорок. В Европе больше не танцуют. Танцы кончились. В общем-то всё кончилось: сексуальная революция, гонки по автострадам, эЛэСДэшные путешествия, острова в теплом море, по дешевке купленные старые фермы в Бретани, Вудсток, Маклюен, ТМ... То есть всё это продолжает кое-как существовать, всё это еще наполнено жизнью, но это как отражение в гаснущем зеркале. Знаешь, посмотришь на ветку жасмина, закроешь глаза, и она у тебя еще дрожит где-то на изнанке век... Все что происходит нынче - лишь отражение в гаснущем зеркале, на изнанке век...