Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Это была семья художников в трех поколениях. Удивительные люди - очень гостеприимные, несколько старомодные. Старшие Мещерские - Илья Ферапонтович и Аглая Серафимовна почти безвыездно жили на даче под Звенигородом. Их по праздникам навещали сын Илья, его жена Соня и сын Ильи Ильича Ферапонт. В прошлом году Воронова в своей галерее организовала выставку работ Мещерских - отца, сына и Ферапонта. Внук Ильи Ферапонтовича был самым талантливым в династии. Успех выставки был оглушительным. Именно тогда Софья поняла, что в этой жизни она не только племянница Воронова. С той поры она еще больше сблизилась с этим удивительным семейством, в котором дед читал наизусть Гумилева, плавал зимой в проруби; его сын дарил каждый день цветы своей жене, удивительно красивой женщине, будто сошедшей с полотен прерафаэлитов. А Ферапонт... Ферапонт был влюблен в нее, Софью. Он был моложе Вороновой на пять лет, а потому серьезно к нему Софья отнестись не могла, чем очень обижала юношу. Когда прошла выставка, он прислал ей большое письмо - очень трогательное и милое. В тот вечер Софья позвонила ему по телефону и мягко, но одновременно решительно попросила его выбросить из головы глупости.
- Это не глупости, Софья. И вы очень несправедливы ко мне.
- Почему несправедлива?
- Потому что считаете меня юнцом. А между прочим, к Борису Кравченко вы так не относились, а он мой ровесник.
- Ферапонтик, а откуда ты знаешь, как я к нему относилась? Разговор приобретал интересный оборот.
- Он мне сам... я знаю, - растерялся юный Мещерский. Боря Кравченко был не очень способным художником, зато очень смазливым мальчиком. Его Софья бросила быстро, отплатив за нежность покупкой двух работ Бориса.
- Ты на что намекаешь, мальчик? - В голосе Вороновой появились металлические нотки.
- Я, я... Софья, простите меня, я не имел в виду ничего плохого. Но ведь Борис вам нравился, значит, и я мог бы.
- Нет, не мог бы, Ферапонт. Я сама выбираю - друзей, любовников, деловых партнеров. Ты - сын и внук моих очень добрых друзей, для меня этого достаточно. Иначе будет перебор.
- Ну почему, Софья? - Мальчик чуть не плакал.
- А ты спроси Бориса, как быстро я его бросила.
- У нас все будет серьезно, вот увидите. Вы сами говорили, что я талантлив.
- Я и сейчас так думаю...
После того разговора на какое-то время Ферапонт исчез из ее жизни. И вот сегодня позвонили Илья и Софья. Если всем другим звонившим Воронова отвечала: "Спасибо, я подумаю", то им ответила: "Спасибо, я постараюсь". И они поняли, что Софья приедет. О Кирееве Воронова не вспоминала. Ну, если и вспоминала, то самую малость. Когда в кафе Владик Хабилава, арбатский плейбой, шутя назвал ее бессердечной пожирательницей мужских сердец, Софья смеясь ответила ему:
- Не знаю, не знаю. А один человек, между прочим, сегодня утром назвал меня застенчивой и доброй. А еще нежной и верной.
- Радость моя, надеюсь, эту чушь он шептал тебе не в постели?
- Нет, солнце мое, не в постели. А ты с этими словами не согласен?
- Застенчивая, верная? Сонечка, ты же умная женщина. Такая грубая лесть - и ты поверила? Это был обычный треп, но слова Владика задели Софью. Даже не слова, а то, с каким искренним смехом и чувством веселого недоумения переспрашивал: "Застенчивая, верная?" Вспомнился Смок: "Как с цепи сорвалась... Богема твоя хренова". А ведь, похоже, он был прав. То, что мужчине ставится в достоинство, женщинам не прощается. Глаза Владика, масляно смотревшие на нее, были красноречивее любых слов.
А еще раз она подумала о Кирееве, когда, расплачиваясь, вспомнила о деньгах, которые надо передать родителям девочки, от которой Михаил был, похоже, без ума. "Ничего, до послезавтра подождет", - решила Софья.
Но поздно вечером, уже дома, ей вновь пришлось вспомнить Киреева. Позвонила Алла:
- Хочу спросить, Сонечка, а как ты планируешь провести завтрашний день?
- Хочешь пригласить меня на дачу?
- А как ты догадалась?
- Я сегодня просто на разрыв. Никогда не думала, что Софья Воронова настолько популярная личность.
- И что скажешь?
- Скажу большое спасибо. Увы, уже обещала.
- Жаль, а кому, если не секрет?
- Не секрет. Мещерским.
- Понятно. Куда нам, рабоче-крестьянским, до этих аристократов.
- Глупости не говори. Я же не виновата, что они раньше меня позвали.
- А я разве виновата, что до тебя дозвониться невозможно? Шучу. Мы увидимся после праздника?
- Конечно.
- Да, я тебя поблагодарить хотела.
- За что?
- По жизни как-то получается, что ты мне всегда только доброе делаешь.
- Заинтриговала, не спорю. И что же я тебе такого доброго в последний раз сделала?
- А ты не иронизируй. Это же ты мне Юлю Селиванову порекомендовала.
- Юлю?
- Массажистку. Она мне вчера косметику принесла. Обалденную просто. Софья насторожилась:
- Подарила косметику? А в честь чего?
- Ты меня обижаешь, подруженька. Юле привезли крем откуда-то из Азии, ей он не подошел, вот она про меня и вспомнила.
- Про тебя? И денег не взяла?
- А она, между прочим, о тебе взахлеб говорила. На душе у Софьи опять стало тревожно.
- Взахлеб?
- Без преувеличения. Мы с ней так славно поболтали.
- О чем?
- Да разве я припомню все?
- Тогда скажи, про Киреева, Михаила, она спрашивала?
- Ну, спрашивала. Что с тобой, Сонечка, у тебя даже голос изменился?
- Алла, говори, что ты ей рассказала.
- Ладно, скажу, а что такого? Как он мне деньги принес, про болезнь его...
- Что Киреев идет пешком в Старгород - тоже говорила?
- Не помню. Кажется, да.
- Кажется или да?
- Да. Что случилось, ты мне скажешь? Это что, был секрет?
- Какое это теперь имеет значение? Эх, Алка, Алка.
- Что - Алка?
- Ничего. Это я - дура. Ладно, давай прощаться.
- Соня, постой. Я что-то плохое сделала?
- Не знаю, ты или я. Неужели ты не понимаешь, что косметику она тебе подарила не ради глаз твоих красивых.
- А почему? - почти по-детски спросила Петрова.
- Потому что язык у тебя без костей. Киреев ей был нужен, понимаешь? Пока. Софья бросила трубку. Теперь она все поняла. Михаил был прав: тот "пошехонец" следил за ними. Он знает, куда поехал Киреев. В том, что незнакомец как-то связан с Селивановой, Софья не сомневалась. Прощаясь, Михаил крикнул ей: "Если доберусь до Старгорода". Какой смысл он вкладывал в эти слова - узнает ли об этом Софья? Получалось, из-за нее человеку, который не сделал ей ничего плохого, человеку, и без того переносящему физические страдания, грозила смертельная беда. Опять пришел на память Смок. Уж на что дядя был смел, умен и, как раньше думала Софья, всесилен, но и его убили. Безжалостно, размозжив голову почти средь бела дня в двух шагах от дверей собственной квартиры. И вот теперь Киреев. Странный человек с грустными глазами. На нее что-то нашло тогда, во время их последней встречи. Другой бы ее расспросы воспринял как флирт, а этот говорил о парадоксальности мира, о том, что можно смотреть, а можно "видеть". А потом он уехал - в никуда, обещав через Лизу подавать о себе весточки. Почему-то отчетливо представилась картина: Михаил идет по дороге, навстречу движется автомобиль. Киреев проходит мимо, ничего не подозревая, а машина останавливается, из нее выходят люди... Софье стало страшно. Она бросилась искать номер телефона Селивановой. Гудок, второй, третий... Софья еще не знала, что она скажет этой женщине... четвертый, пятый, шестой - но обязательно скажет.
- Я слушаю. Алло, говорите. Я слушаю вас.
- Вот и хорошо, что слушаешь. Это Воронова. * * *
В автобусе на икону Киреев смотреть не решился - не хотелось привлекать внимания. В Болхов приехали в семь часов вечера. Михаил Прокофьевич вышел из салона последним - он словно оттягивал встречу с неизбежным. Единственный из всех пассажиров, кто сказал водителю "спасибо", Киреев шагнул в свою новую жизнь. В смутных мечтах она виделась ему яркой и загадочной. Что оказалось на деле? Убогое здание вокзальчика, пустая торговая площадь, неказистые серые домики. Два "человека", два антагониста внутри Киреева завели привычный спор - так случалось всегда, когда Михаила Прокофьевича охватывала нерешительность. Первый: "По-моему, все нормально. Помнишь примету? Все, что плохо начинается - хорошо заканчивается..." Второй: "Утешил. С каких таких пор ты стал в приметы верить? А по-моему, дрянь дело. Это надо же
