Тезей - Проталин Валентин (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
- Те самые, - уже без гнева произнесла Ипполита.
- Так заслужили, - простодушно рассудил Геракл.
- Вот и иди к ним, - согласилась Ипполита.
- Э-э, - протестующе откинулся назад Геракл.
- Очень волнуются, - заторопила амазонка, исполняющая роль связной, даже меня готовы взять к себе в отряд, если я приведу к ним Геракла.
- Потанцуешь, Геракл, - легкомысленно вырвалось у Солоента.
- Какой из меня танцор, - пытался еще противиться Геракл.
- Еще какой. Как топнешь, земля закачается, - широко заулыбался Герм.
- Нам будет тебя не хватать, - объявила царица, но с такой интонацией, будто отправляла Геракла к танцовщицам своим повелением.
- Как чт , так - Геракл, - недовольно пробурчал герой.
- Иди, Геракл, - сказала Адмета, до этого ни слова не произнесшая за столом.
И Геракл в сопровождении амазонки покинул зал.
За столом воцарилось молчание. Оставался пока без ответа вопрос Меланиппы к Тезею: вы-то зачем сюда пожаловали? Однако без Геракла мужчины подступаться к разговору об этом не решались, что передавалось и женщинам. К тому же сейчас женщины настраивались на другое.
- Все-таки Геракл вас покинул, - не удержалась Меланиппа.
- Нас, - уточнил Тезей, поводя рукой и окидывая взглядом всех сидевших за столом.
- Мы не в бою, - весело заметил и Герм.
- Ты хочешь сказать, что вы сейчас не отряд? - стрельнула взглядом на него Ипполита.
- И списков у нас не водится, - вставил Солоент.
- Ты нас осуждаешь за это, ясноглазая? - спросил царицу Тезей скорее для того, чтобы просто поддержать разговор.
- Мы вам не судьи, - уклончиво ответила Ипполита. - К тому же Геракл ушел не без моего слова.
- Геракл ушел сам, - не согласился Солоент.
- Дело не в Геракле, - продолжал Тезей, решив, сохраняя вежливость, взять быка за рога. - Он, конечно, ушел по твоему слову. Но наши люди, Солоент прав, действительно, свободнее в своих поступках. На этом строятся новые Афины, откуда я прибыл. Со мною герои из других мест. Из других..., на мгновение затруднился Тезей. - Из других, однако, земли эти как бы из одного мира. Люди из разных мест так или иначе связаны друг с другом. Мы прекрасно понимаем друг друга.
- Ну и что? - спросила Ипполита.
- ...Я сам пришел в Афины из Трезен.
- Если вы нас рассердите, то мы и до Афин дойдем, - опять не удержалась грозная Меланиппа.
- Подожди, сестра, - остановила ее Ипполита. - И что?
- Ну..., - опять затруднился Тезей, - вот так, сами по себе... Не обречены ли вы в своей изоляции на погибель?
- На севере, за горами, за морем, по которому вы приплыли, сами по себе целые племена живут. И верховодят там мужчины, - рассудила Ипполита.
- ...Замкнувшиеся в себе. И этим они обречены на погибель, - стоял на своем Тезей. - Мир велик, и он меняется. Ему не дано застыть...
- И ты, Тезей, странствуя по миру сам по себе, можешь погибнуть до срока. - Это произнесла главная старая жрица.
Произнесла мягко, но убежденно.
- Ты мне пророчествуешь? - повернулся к ней Тезей.
- Может быть, - подумав, ответила жрица. - И одиноко погибнешь.
- Вот именно, если буду один, - согласился Тезей. - Но мир, по которому я ступаю, останется.
- Наши девочки тоже погибают. Но погибают рядом с подругами, на наших глазах, и смерть славна. Или тебе славы не надо, - сказала старая жрица.
- Мне нужна моя слава, - подчеркнул слово "моя" Тезей. - Однако сейчас не в ней дело... Я хочу ошибаться, - опять искал он нужные слова, - чтобы хотя бы приблизиться к истине... Или к себе. А тут отряды в мирное время, списки... Как-то невесело... Заскучаю.
- А со мной тебе не скучно?
Тезей обернулся на уже знакомый голос и рядом с собой, на месте, где недавно сидел Геракл, увидел Антиопу.
Вся наша неустроенность отсюда.
А пропасть по краям обожжена.
Войдет ли в мир великая жена,
Когда с ней рядом этакий зануда.
Вглядись в себя - наброски да этюды.
Не внявший тьме достоин ли утра?
Ценители, а не творцы добра.
Кисть отложи, несбывшийся покуда.
В рай станем звать - то непременно грубо.
Кипит нутро - лишь истинное любо?
Благая весть на наш манер проста.
И тянешь на себя конец набата.
И в этом опьяненьи видишь брата.
Величье омывает суета.
И все-таки нечто совершенно непривычное происходило вокруг греческих героев. Казалось бы, что уж такого: встречаются мужчина и женщина. Сближаются даже. Однако здесь, на земле амазонок, всякий раз представитель сильного пола ощущал, что попадает в какую-то западню, словно мышка в клетку. И ничего трогательного. Нет, трогать, трогать и трогать женщину можно. Это сколько угодно. Но ты должен, обязан ее трогать. Такая твоя работа. Вот и трудись. Ты здесь, а трогаешь не свое. Даже вино за столом не общее, а какое-то чужое. Не для веселья, а для большей производительности. И выдают тебя какой-либо женщине чаще по списку, в который она занесена. Как дополнение. Это неважно, что греческие мужчины, приплывшие сюда, ни в каких списках не состоят. Достаточно женских списков. Раз на этой земле перепись осуществилась, то и ты, угодив сюда, попадаешь на заметку. Ты уже не сам по себе. Таково могущество списков. И устанавливается тревожащий тебя, задевающий тебя порядок.
Нет, и воспламененность была, и даже песни пытались вместе петь. Но вот близость достигла своего предела и тут же куда-то исчезла. Расслабленный мужчина, отдавший своей подруге часть собственной энергии и желавший понежиться в остатках только что окутавшего и дурманящего его тепла, сталкивался словно со стеной. И это во время любовного-то похождения. И в стенку превращалась женщина, еще недавно стонавшая от остроты переполнявшего ее желания. Но вот огонь погашен, и - как ничего и не было. Конечно, пламя снова могло пробудиться, но мужчина в конечном счете опять ударялся о стенку. Или о несколько стенок подряд.
Получалось, и не мужчина он совсем, а какая-то заурядная афинская гетера. Очень непривычное это ощущение, чтобы не сказать, - весьма обидное.
- Девочки! - то и дело доносилось с улицы, где праздник продолжался и куда торопилась выскользнуть амазонка после близости с мужчиной.
И никто из этой списочной праздничной женской толпы не кричал: "Мальчики!". Или хотя бы - "Девочки и мальчики!".
Не выстроенных по спискам мужчин как бы и не существовало. Только что были, и вдруг нету их совсем.
И ни капельки благодарности, ни крошки признательности обычному, нормальному представителю иного - сильного - пола. Даже и несколько больше, чем нормальному. Какой слабак на подобное мореходство решится. Впрочем, пусть - ни благодарности, ни признательности. Что с них, дикарок, взять. Но обескураживала очевидная жесткость этих мягких по своей физической природе созданий. Точнее, черствость. Исключение, - если рядом с ними такой крепыш, такая громадина, как Геракл. Эти пакостницы буквально плывут от восхищения им. И до, и после. Да и кто не плывет от чудес в здешнем мире. Но неизменная черствость ко всем остальным. Вообще к мужчинам. Откуда она? Откуда?
Конечно, это чувство обиды мешало гостям из Греции сосредоточиться. Сосредоточиться и подумать. Ведь что-нибудь из объясняющего подобное и они, успокоившись, могли наскрести в своей памяти. Какие-нибудь примеры из той же Греции. Всего бы это не объяснило, но все-таки... В той же Греции есть места и местечки, откуда мужчины всякий год отъезжают на заработки. В Афины, скажем. Где увеличивают количество метеков. На большие священные праздники они возвращаются к своим женам, чтобы привезти чего-нибудь из заработанного и, разумеется, погулять, приобщиться к родным святыням. Остальную часть года женщины остаются без них. И землю бедняжки возделывают, и остальное тащат на себе, а главное, - без мужей перебиваются. От этого в них образуется, ну, не черствость - суровость какая-то, жесткость. Она в них со временем как-то сгущается, словно природной их составляющей становясь.
