Капли крови - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (книги хорошего качества .txt) 📗

Никогда не сделать ни одного бестактного поступка — в этом была главная заповедь всей жизни Дулебова. Он очень хорошо знал, что те или иные поступки хороши не сами по себе, и что самое главное — это, «как там посмотрят». Там, то есть у начальства. Начальство благоволило к Дулебову. Ему уже почти обещано было место помощника попечителя учебного округа.

Сообразно своим воззрениям на существо личных отношений Дулебов смотрел и на своих подчиненных. Тем, кто был почтителен к нему и к его жене, он покровительствовал, старался устроить получше. В случае неприятностей таких он защищал, хотя и очень осторожно, чтобы не повредить своему собственному положению. Непочтительных же и независимых Дулебов недолюбливал, и ходу им не давал.

Усмотревши восходящее светило в новом вице-губернаторе, только что назначенном на эту должность из советников губернского правления, Дулебов постарался встать и к нему в приятные отношения. Однако с ним Дулебов держался так осторожно, чтобы его нельзя было заподозрить в излишней близости к этому злому, угрюмому и плохо воспитанному человеку и к его вульгарной жене.

Дулебов имел приятные манеры, моложавое лицо и тонкий голос, похожий на поросячий визг. В движениях был он легок и ловок. Никто не видел его пьяным, и в гостях он или не пил совсем, или ограничивался рюмкою мадеры. Он всюду ездил со своею женою. Говорили, что она управляет всеми делами, и что Дулебов во всем ее слушается.

Жена директора, Зинаида Григорьевна, была полная, энергичная и сердитая дама. Ее остриженные волосы начинали седеть. Она очень ревниво относилась к своему влиянию, и отстаивала его энергично.

По приглашению Дулебова вице-губернатор посетил городское училище. Приглашая вице-губернатора, Дулебов имел в виду собственно привезти его в Триродовскую школу. Он хотел, в случае закрытия этой школы, иметь право говорить, что почин закрытия исходит от губернского начальства. Но Дулебов не хотел приглашать вице-губернатора прямо в Триродовскую школу, чтобы не могли сказать, что он сделал это нарочно. Поэтому он уговорил вице-губернатора приехать на экзамен в городское училище накануне того дня, который назначен был для экзамена в Триродовской школе.

Городское училище стояло на одной из захолустных, грязных улиц. Внешний вид его был очень непривлекателен. Грязный, обшарпанный деревянный дом казался построенным скорее для трактира, чем для школы. Это не помешало Дулебову сказать встретившему его инспектору училища:

— У вас сегодня будет новый вице-губернатор. Я его пригласил к вам потому, что у вас хорошее училище.

Инспектор Потерин, увиваясь вокруг Дулебова и его жены, растерянно говорил:

— Здание у нас уже очень неказистое.

Дулебов ласково улыбнулся, и благосклонно отвечал:

— А уже не в здании дело, — самое училище хорошее. Ценится постановка учебной части, а не стены.

Вице-губернатор приехал попозже, часов в одиннадцать, вместе с Жербеневым, который был почетным смотрителем училища.

В училище было напряженное настроение. Учителя и ученики одинаково дрожали перед начальством. Глупые и пошлые сцены с директором в городском училище были Дулебову привычны, и не смущали его. И Дулебов, и его жена топорщились от важности. Они получили на днях известие, что назначение Дулебова помощником попечителя — вопрос решенный.

Инспектор Шабалов был в училище уже с утра. Занялся тем, что пристроился к Зинаиде Григорьевне Дулебовой, и с неожиданною, грубоватою любезностью оказывал ей разные услуги.

Учитель-инспектор Михаил Прокопьевич Потерин держал себя, как лакей. Иногда даже видимо было, как он дрожал перед Дулебовыми. А чего бы, казалось, ему бояться? Он был большой патриот: был членом черносотенного союза. Брал взятки, поколачивал учеников, сильно выпивал, — все ему с рук сходило.

Зинаида Григорьевна Дулебова экзаменовала выпускных учеников по французскому и немецкому языкам. Этим предметам учились только желающие. Уроки французского языка давала жена инспектора Потерина. Она еще не очень хорошо усвоила методу Берлица, и глядела на Дулебовых подобострастно. Но втайне была озлоблена, — своею бедностью, приниженностью, зависимостью.

Потерин языков не знал. Но он сидел тут же, и злобно шипел на отвечавших небойко или вовсе молчавших на вопросы:

— Этакий пень! Остолоп! Дубина!

Дулебова сидела неподвижно, и словно не слышала этого усердного шипения и этих грубых слов. Она даст волю своему языку попозже, во время завтрака.

Для начальства и для учителей был приготовлен завтрак. Он стоил много забот и волнений жене Потерина. Стол был накрыт в зале. Здесь в обычные дни возились и дрались на переменах мальчишки. Сегодня их сюда не пускали. Они шумели и озорничали на дворе.

На почетном месте сидела Дулебова, по обе ее стороны вице-губернатор и Жербенев; Дулебов поместился рядом с вице-губернатором. Был подан пирог. Потом разносили чай. Зинаида Григорьевна жучила учительских жен и учительниц. Она любила сплетни. Впрочем, кто же их не любят! Учительские жены сплетничали ей.

Во время завтрака мальчишки, поместившись в соседнем классе, распевали:

Что за песни, что за песни

Распевает наша Русь!

Уж что хочешь, хоть ты тресни,

Так не спеть тебе, француз.

И другие песни в том же духе.

Дулебов обтер лицо правою рукою, — словно кот лапкою умылся, — и завизжал:

— А уж вот слышно, что к нам скоро приедет маркиз Телятников.

Потерин сказал:

— Он не по нашему ведомству.

Но все его лицо перекосилось от ужаса.

Дулебов говорил тоненько:

— Все равно, у него большие полномочия. Он все может.

Вице-губернатор сумрачно глянул на Потерина, к сказал угрюмо:

— Он вас всех подтянет.

Потерин помертвел и взмок. Начался разговор о маркизе Телятникове. Заговорили в связи с этим о революционной настроении в той местности.

Везде в окрестных лесах появились революционные прокламации. На дереве срезывали кусок коры величиною с лист бумаги, и на это место наклеивали прокламацию. Снять такой лиcт было невозможно: он заплывал прозрачным тонким слоем смолы. Усердным блюстителям порядка приходилось вырубать или соскабливать ножом преступные места.

Зинаида Григорьевна Дулебова сказала:

— Надо полагать, что это выдумка нашего химика, господина Триродова.

— Конечно, — поддакнула подобострастная сухая девица, учительница немецкого языка.

Зинаида Григорьевна повернулась к Потериной, чтобы оказать особую любезность хозяйке своим разговором, и спросила ее с насмешливою улыбкою:

— Как вам нравится наш пресловутый декадент?

Учительница попыталась понять. На ее тупом, плоском лице появилось выражение испуга. Она робко спросила:

— Это кто же, Зинаида Григорьевна?

— Кто же, как не господин Триродов! — злобно ответила Дулебова.

Злость была по адресу Триродова, но Потерина все же струхнула.

— Ах, да, Триродов, как же, как же, — суетливо и растерянно повторяла она, и уже не знала, что сказать.

Дулебова язвительно говорила:

— Вот уж, кажется, не скоро рассмеется. Вполне в вашем вкусе.

Потерина покраснела и воскликнула:

— В моем вкусе! Ой, что вы, Зинаида Григорьевна! Вот-то уж, по пословице, царского слугу согнуло в дугу.

Жена учителя Кроликова сказала:

— Да, он всегда смотрит исподлобья, и ни с кем не разговаривает. Но он очень добрый человек.

Дулебова метнула на нее злой взор. Кроликова помертвела от страха, и догадалась, что надо было сказать не то. Поправилась:

— Добрый человек на словах.

Дулебова улыбнулась ей благосклонно.

Жербенев говорил Дулебовой:

— А знаете, что я вам скажу? Я-таки повидал людей на своем веку, скажу не хвастаясь. И по-моему, это очень плохая примета, что он исподлобья глядит.

— Конечно, — согласилась Потерина. — Вот уж истинная правда!

Жербенев говорил:

— Пусть человек смотрит мне прямо в лицо. А эти, — в тихом омуте…

Полковник не договорил. Дулебова сказала: