Том 4. Творимая легенда - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (бесплатные книги полный формат TXT) 📗

— Верьте чести, не от меня зависело. Творю волю… Новый наш вице-губернатор, простите за выражение, сущий живодер. Тем и карьеру сделал.

Триродов спросил:

— Разве этим можно сделать карьеру?

Исправник оживленно говорил, — и видно было, что карьера нового вице-губернатора очень волнует его чиновничье сердце:

— Помилуйте, это всем известно, — он своего приятеля в пьяном виде зарезал, в сумасшедшем доме сидел, и уж как он оттуда выбрался, уму непостижимо. Поступил по протекции в губернское правление и таким аспидом себя показал, что все диву давались. Живо в советники правления выскочил. Крестьян усмирял. Изволили, может быть, слышать?

— Как не слышать! — тихо сказал Триродов.

Исправник продолжал:

— В газетах об его подвигах печатали достаточно. Кое-что и лишнего прибавили, а ему это только на руку было. Большое на него внимание обратили. Вице-губернатором сделали, так он из кожи вон лезет, еще больше отличиться хочет. В губернаторы метит. Далеко пойдет. Сам наш губернатор его остерегается. А надо вам сказать, что у нашего губернатора крепкая рука в Петербурге есть. А все-таки Ардальон Борисовичу перечить не решается.

— А вы и тем более? — спросил Триродов.

— Помилуйте-с, — говорил исправник, — вы то возьмите во внимание, какое мы теперь время переживаем. Никогда ничего подобного не бывало. Брожение среди крестьян такое, что не приведи Бог. Вот на днях у помещика Хаврюкина экономию разгромили. Все, что можно было унести, все растащили. Скотину себе мужики разобрали. Жалости достойно! Из лучших хозяев в губернии Хаврюкин считается. Крестьяне у него в кулак зажаты были. Так вот они как отплатили ему!

— Как бы то ни было, — сказал Триродов, — а мою учительницу вы все-таки истязали. Это возмутительно.

— Позвольте-с! — воскликнул исправник. — Я лично у нее извинения попрошу. Как честный человек!

Триродов велел пригласить Марию. Мария пришла. Исправник рассыпался перед нею в извинениях и расцеловал ее загорелые руки. Мария молчала. Лицо ее было бледно, и глаза горели гневно.

Исправник опасливо думал:

«Этакая и убить не задумается».

Поспешил уехать.

Глава двадцать девятая

Пожаловала в триродовскую школу и учебная полиция. Приехал инспектор народных училищ.

Местный инспектор народных училищ Леонтий Андреевич Шабалов всю жизнь прослужил в глухих лесных местностях, и потому он был почти совсем одичалый человек. Рослый, дюжий, лохматый, нескладный, он и наружностью смахивал на вологодского или олонецкого медведя. Лицо его обросло густою бородою. Крутые волосы над низким лбом лезли к бровям. Из красного носа, из громадных ушей торчали черные волосы. Спина была широка и сутуловата, как большое корыто.

Служившим в его районе учителям и учительницам Шабалов часто говаривал, произнося слова медленно и сипло:

— Мне, батенька (или «голубушка», если перед ним была учительница), не надобно выдающихся учителей. Я умников да умниц не люблю, модницам и щеголям не потатчик. Главное, батенька, в жизни и в службе — не заноситься. У меня, батенька, выполняй казенную программу и сиди себе смирно, и благо тебе будет. Программу-то учебную составляли люди не глупее нас с вами, так нам с вами о программах мудрствовать не приходится. Так-то, батенька!

Но при всем своем почтении к учебным программам учебное дело Шабалов знал плохо. Вернее сказать, не знал вовсе. Да и не интересовался им. Был даже не очень грамотен. Свое инспекторское место получил он больше в награду за богомольность, патриотизм и правильный образ мыслей, чем за труды по народному образованию. Служил он в молодости помощником классных наставников в гимназии. Там он исправным посещением служб в гимназической церкви и громогласным чтением апостола обратил на себя внимание старой ханжи-генеральши. Она и выхлопотала ему место инспектора.

Он ничем не мог помочь молодым и малоопытным учителям и учительницам. Посещая школы, он ограничивался только наружным осмотром их да задавал ученикам несколько немудреных вопросов, больше по части благочестия, «любви к отечеству и народной гордости».

Больше всего любил Шабалов собирать слухи и сплетни. Он делал это с большим умением и усердием. Эту его слабость все знали. Потому было много охотников посплетничать и донести. Находились такие даже из числа учителей и учительниц, чтобы подслужиться и выслужиться. Однажды донесли Шабалову, что учителя и учительницы нескольких соседних школ собрались вечером под праздник в одной школе и там пели песни. Всем им он немедленно разослал такие бумаги:

Другой раз он писал тому же учителю:

Особенно не нравилось Шабалову участие некоторых учителей и учительниц в местном педагогическом кружке. В городе Скородоже существовал педагогический кружок. Он был основан года три тому назад учителем гимназии Бодеевым и учителем городского училища Воронком. В этом кружке разбирались многие вопросы воспитания, обучения и устройства школ. Эти вопросы интересовали в те годы учащих и родителей, — из тех, конечно, которые способны были заинтересоваться какими-нибудь вопросами. Некоторые сельские учителя и учительницы читали в этом кружке свои доклады. Особенно досадно было Шабалову то, что в этих докладах рассказывалось иногда о кое-каких случаях из жизни школ и о странных выходках учебного начальства. Шабалов захотел уволить дерзких. Уездный училищный совет с ним не соглашался. Произошел продолжительный и неприятный спор. Из этого спора Шабалов не вышел победителем.

Разговаривать с Шабаловым было для Триродова тяжело и неприятно.

Шабалов говорил медленным, скрипучим голосом:

— Вам, Георгий Сергеевич, придется послать ваших воспитанников к нам в город на экзамен.

— Зачем это надо? — спросил Триродов.

Шабалов посмеялся скрипучим, — хе-хе, — смешком и говорил:

— Да уж надо. Аттестаты дадим.

— Да зачем им аттестаты ваши? — спросил Триродов. — Им знания нужны, а не аттестаты. Ваши аттестаты их не накормят.

Шабалов объяснил:

— Аттестаты нужны для воинской повинности.

Триродов говорил:

— Они будут учиться у меня, пока не окажутся готовыми или к практической деятельности, или к занятиям науками или искусствами. Тогда одни пойдут в технические школы, другие в университеты. Зачем же им ваши аттестаты о знании курса начальной школы?

Шабалов повторял тупо и упрямо:

— Нельзя так. Ваша школа считается, изволите видеть, начальною. Оканчивающим в ней надо дать аттестаты. Как же иначе, посудите сами! А если хотите дальше учить, так вам следует выхлопотать гимназию частную, или реальное училище, или там коммерческое, что ли. А так нельзя. И тогда вам вместо босоножек ваших дешевеньких придется взять настоящих учителей.