Том 6. Отдых на крапиве - Аверченко Аркадий Тимофеевич (библиотека электронных книг TXT) 📗
— А знаете, — вдруг сказала с легким вздохом Улитка. — Не люблю я чивой-то большевиков.
— Да что вы! С чего же это вы так?
— Так… Все из-за них. Ползаем мы, бедные улитки, ползаем — и когда этому будет конец, неизвестно.
— Послушайте, — шепнул я ей на ухо. — А вдруг завтра.
— Что… завтра?
— Представьте себе: в Петербурге восстание изголодавшихся, полузамерзших рабочих. Узнав о Петербурге — восстанет Москва! Восстание — все шире, все грознее… Латыши и китайцы расстреливаются освирепевшей толпой тысячами, комиссары в панике скрываются. Троцкого его же бывшие, помощники вешают на фонаре; Ленин, узнав об этой веселой суматохе, стреляется сам, красный фронт ломается, тает, — и вот уже все побежало, помчалось в слепой панике. Разве это не может быть?! Мрак для всего красного. Конец! И вот начинается новая русская жизнь: стучат топоры, молотки, не те, которые забивали гвозди в гроб, а другие — строящие новые здания, железнодорожные пути, вокзалы; идут пароходы, свистят поезда, звон, шум, трепет, веселый переклик и теплое роскошное солнце…
На крышу, по которой мечтательно блуждали наши глаза, вышел молодой кот…
Он сладострастно потянулся всеми четырьмя лапами и призывно мяукнул:
— Мя — я-я-я — у — у… Подождал. Нет ответа.
Он снова. Еще сладострастнее, еще призывнее:
— М-я-я-я-я — у — у — у!..
И вдруг из-за трубы показался другой кот, старый худой, с мудро-скептической мордой.
Покосился на первого кота и спросил раздражительно на своем кошачьем языке:
— М-я-я — у! Чего ты тут разорался? Чего, вообще, полез на крышу?
Молодой слегка сконфузился:
— Да ведь как же, дяденька… март!
— Где март? Который?
— Да вот этот… Сегодня.
— А ты в календарь смотрел?
— Где там! У моего хозяина не то что календаря — мышеловки нету!
— Что ж ты, каналья, не поглядев в святцы, бух на крышу! Где ты март нашел?.. Февраль только начали, а он — накося! Размяукался…
Старый кот сердито сверкнул глазами и ушел снова за трубу.
Молодой сконфуженно-недоумевающе пожал плечами, почесал лапой за ухом и, пробормотав: «Да, это я, кажется, тово… рановато», — стал спускаться вниз по желобу.
И все-таки в разбитое окно тянуло уже не резким зимним ветром, а теплым, предвесенним, еле слышный аромат которого могло почувствовать только молодое, изощренное обоняние.
И даже как будто капля теплого дождя упала мне на руку…
Плакала улитка.
Мурка
Несколько времени тому назад во всех газетах была напечатана статья советского знатока по финансам т. Ларина — о том, что в Москве на миллион жителей приходится около 120 000 советских барышень, служащих в советских учреждениях, а среди массы этих учреждений есть одно — под названием «Мурка»…
«Что это за учреждение и что оно обслуживает, — признается откровенно Ларин, — я так и не мог ни у кого добиться…»
Есть в Москве Мурка, а что такое Мурка — и сам Ларин не знает.
А я недавно узнал. Один беженец из Москвы сжалился над моим мучительным недоумением и объяснил мне все.
— Что же такое, наконец, Мурка? — спросил я со стоном. — Спать она не дает мне, проклятая!
— Ах, Мурка?! Можете представить, никто этого не знает, а я знаю. И совершенно случайно узнал…
— Не тяните! Что есть — Мурка?!
— Мурка? Это Мурашовская комиссия. Сокращенно.
— А что такое — Мурашов?
— Мой дядя.
— А кто ваш дядя?
— Судебный следователь.
— А какая это комиссия?
— Комиссия названа по имени дяди. Он был председателем комиссии по расследованию хищений на Курском вокзале.
— Расследовал?
— Не успел. На половине расследования его расстреляли по обвинению в сношениях с Антантой.
— А Мурка?
— Чего Мурка?
— Почему Мурка осталась?
— Мурка осталась потому, что тогда еще дело не было закончено. Потом оно закончилось несколько неожиданно: всех заподозренных в хищении расстреляли по подозрению в организации покушения на Володарского.
— А Мурка?
— А Мурка существует.
— Я не понимаю — что ж она делает, если и родоначальника ее расстреляли?
— Теперь Мурка окрепла и живет самостоятельно. Здоровая сделалась — поперек себя шире.
— Я вас не понимаю.
— Видите ли: когда моего дядю Мурашова назначили на расследование, он сказал, что ему нужен секретарь. Дали. Жили они себе вдвоем, поживали, вели следствие, — вдруг секретарь говорит: нужна мне машинистка. Нужна тебе машинистка? На тебе машинистку. Машинистка говорит: без сторожа нельзя. На тебе сторожа. Взяли сторожа. А дядя мой предобрый был. Одна дама просит: возьмите дочку — пусть у вас бумаги подшивает — совсем ей есть нечего. Взяли дочку. И стала Мурка расти, пухнуть и раздвигаться влево, вправо, вверх, вниз, вкривь и вкось…
Однажды захожу я, вижу — Муркой весь дом занят… Всюду на дверях дощечки: «Продовольственный отдел», «Просветительный отдел»…
— Позвольте… Неужели Мурка сама кормила и просвещала этих вокзальных хищников?!
— Что вы? Их к тому времени уже расстреляли… Для себя Мурка завела и продовольственный, и просветительный отдел, и топливный… к тому времени уже служило в Мурке около 70 барышень, а когда для этой оравы понадобились все эти отделы — пригласили в каждый отдел новый штат — и число служащих, вместе с транспортным и библиотечным, — возросло до 124.
— Что ж… все они так и сидели сложа руки?
— Почему?
— Да ведь и дядю расстреляли, и вокзальных воров расстреляли… Ведь Мурке, значит, уже нечего было делать?
— Как нечего? Что вы! Целый день работа кипела, сотни людей носились с бумагами вверх и вниз, телефон звенел, пишущие машинки щелкали… Не забывайте, что к тому времени всякий отдел обслуживало уже около полутораста служащих в Мурке.
— А Мурка кого обслуживала?
— Служащих.
— Значит, Мурка обслуживала служащих, а служащие Мурку?
— Ну, конечно. И все были сыты.
— А не приходило когда-нибудь начальству в голову выяснить: на кой черт нужна эта Мурка и чем она занимается?
— Приходило. Явился один такой хват из ревизоров, спрашивает: «Что это за учреждение?» Ему барышня резонно отвечает: «Мурка». — «А что это такое — Мурка?» Та, еще резоннее: «А черт его знает. Я всего семь месяцев служу. Все говорят — Мурка, и я говорю
— Мурка!» — «Ну, вот, например, что вы лично делаете?» — «Я? В отпускном отделе». — «Какие же вы товары отпускаете?» — «Не товары, а служащих в отпуск. Регулирую отпуска». — «И для этого целый отдел?!» — «Помилуйте, у нас до 300 человек служащих!»
— «А это что за комната?» — «Продовольственный отдел. Служащих кормим». — «А этот ряд комнат?»
— «Топливный, просветительный, агитационный, кульминационный, — работы по горло». — «И все для служащих?» — «А как же! У нас их с будущего месяца будет около 500. Прямо не успеваешь». — «Так, значит, так-таки и не знаете, что такое Мурка?» — «Аллах его ведает. Был тут у нас секретарь, старожил, — тот, говорят, знал, — да его еще в прошлом году за сношение якобы с Деникиным по ветру пустили». — «Ну, а вы сами как лично думаете, что значит: „Мурка?“» — «Гм… Разное можно думать. Может быть — морская канализация?» — «Ну, что вы? Тогда была бы Морка или Мурская канализация… И потом, какая канализация может быть на море?» Постоял еще, постоял, плюнул, надел шапку и ушел. И до сих пор Мурка растет, ширится. Говорят, скоро под Сестрорецком две колонии открывает: для служащих инвалидов и для детей служащих.
Помолчали мы.
— Вы помните, — спросил я, — песенку «Мурочка-Манюрочка?»
— Еще бы. Сабинин пел.
— Так вот там есть слова:
— Ну?
— Так разница в том, что заправила банка содержал Мурку на свои деньги, а Советская Россия содержит сотни Мурок — на народные!..