Двое (рассказы, эссе, интервью) - Толстая Татьяна Никитична (первая книга txt) 📗
- Веденеев два раза танцевал с Васильевой, а у ней прыщи! И туфли на ней - мои, у меня на вечер выпросила.
- Видела? Гинзбург и Семенова выходили на школьный двор на целый час, а потом вернулись как ни в чем не бывало. Обнаглели.
- А Петрова проревела весь вечер дома - нечего надеть. В доме ни одной пары капроновых чулок. Она матери кричала: "Будь ты проклята!"
И все десятиклассницы - толстые и спортивные, та, у которой было только одно, коричневое школьное платье, и та, королева с тремя кофточками,- все мечтали о любви. Люба, сестра моей подруги, была в выпускном классе, когда школы объединили. Когда она возвращалась домой со школьного вечера, одноклассник взял ее под руку. "Я уже развратная или еще нет?" - стучало в Любиной голове.
Когда подошел трамвай и Люба уже стояла на подножке, ее поцеловали. "Развратница",- огорчилась Люба. Две недели спустя мама увидела, что дочка меряет сантиметром талию - проверяет, растет ли живот. Таблетки для самоубийства уже ждали, спрятанные в надежном месте.
Так школа готовила нас к жизни - кидала в бурное море, ни слова ни сказав про омуты и рифы. С берега педагоги напутствовали: "Строго следите за собой! Плывите туда, где труднее. Высоко несите знамя и, при этом, шире шаг!.. И ближе, ближе к народу..." Скоро стало трудно различать крики учителей, только ветер шевелил их седые волосы - течение несло нас в жизнь.
1993 год
Наталия Никитична Толстая
Коммунистка
Ефиму Эткинду
С тетей Валей я познакомилась, когда, она уже вышла на пенсию, но еще ходила на службу - на общественных началах. Никак не могла расстаться. Утром влезала в набитый трамвай и так, сдавленная, пилила на другой конец города, чтобы прийти к началу работы - нет, раньше всех - и делать бесплатно то, что делала всю жизнь: с комсомольским задором трудиться (чем труднее, тем веселей), радоваться успехам товарищей, если критиковать, так в глаза.
Мне казалось, что тети-Валины добродетели могли существовать только в брошюрах о "новом человеке", придуманном тоскливыми дураками из дома политпросвещения.
Но вот она, тетя Валя - живет прямо по методичке для курса "Научный коммунизм", а всеми любима. Слывет, правда, в лаборатории чудачкой.
Меня так и тянуло совратить несгибаемого большевика, припереть старуху к стене.
- Тетя Валя, как вы относитесь к Сталину?
- Ну, что можно сказать. Определенные ошибки, конечно, были. Но, объективно, он много сделал положительного. Смотри сама: коллективизация раз, индустриализация - два. А победа над Германией? Все это Сталину в актив.
- Тетя Валя! Этот палач погубил миллионы! В сталинских тюрьмах пытали людей!
- Согласна. Пытки - минус. Но не забывай, что именно партия покончила с культом личности, партия же и восстановила ленинские нормы.
Больше пяти минут политбесед с тетей Валей я не выдерживала и, чтобы не сорваться, сбивала коммунистку с курса:
- Как вы капусту квасите? Мне ваш засол понравился.
- Записывай. Купить белый непорченный кочан...
Тетя Валя была непотопляема. Все человеческие драмы привычно сводила к одному:
- Работаем плохо. Руководитель завода (института, колхоза) потерял связь с коллективом. Полпятого, а его и след простыл. В послевоенные годы директора ночевали на работе! Не забывай, Лена, и о крестовом походе США против коммунизма.
- Тетя Валя! Чем вы чистите кафель?
Химик-технолог, она бралась написать диплом или диссертацию на любую тему: по античной философии, по норвежским диалектам, о роли партии по мобилизации кого-нибудь...
- Вот я мужу курсовые помогала писать, а ведь никогда до этого фюзеляжами не занималась. Построила соседке диплом по-научному - в результате диплом с отличием! А тема, между прочим, для меня была новая: методика рассказывания сказок детям из неполной семьи. Любая работа выполнима, если наметить - цель, план работы, сроки и ответственного.
Вечером, лежа в постели, я думала о тете Вале, хотела понять ее живую душу. Неужели не притворяется? Неужели верит тому, что мелет?
Тетя Валя выпадала из всех социальных ниш. Ее отец был царским генералом. В революцию пошел в носильщики и сразу надорвался. Оба брата тети Вали были посажены перед самой войной. Один за то, что был священником, второй - просто так, за компанию. Расстреляли обоих, надо сказать, без проволочек. По-большевистски.
- Вот ваших братьев ваша любимая власть уничтожила. И ничего?
- Ну, Леночка, мы же не знаем, с кем они были связаны. Оба были молодые, их легко было сбить с толку. Вспомни: страна кишела врагами.
Тетя Валя жила в маленькой однокомнатной квартире, получила ее как ветеран войны. Кухня была такая тесная, что как в нее ни входи - грудью ли вперед или боком - все равно ударишься бедром о газовую плиту или повалишь что-нибудь. Или откуда-то посыплется антоновка. Коридора в квартире не было. Открывая входную дверь, человек утыкался в тети-Валино черное пальто. Это пальто не оставляло никакой надежды на личную жизнь, но высоко ценилось хозяйкой: теплое, немаркое - век прослужит. Тут же, под пальто, на низкой табуретке стоял телефон. Тетя Валя была упряма и не позволяла сделать жизнь удобной.
- Пусть телефон стоит где стоит. И хорошо, что неудобно,- меньше болтаешь по пустякам. А дело не делается.
Над тахтой висела фотография - они с мужем на берегу моря. Она кокетливая, с зонтиком, он - добродушный крепыш в мятых, как у всех до войны, брюках. Мужа тетя Валя очень любила, ради него и жила. Их дочка, родившаяся в самый сатанинский блокадный холод, умерла трех дней от роду, прямо в больнице. Тете Вале сказали тогда: "Иди домой. Тут тебя никто держать не будет". И она пошла, поползла на другой конец города, без доченьки, в ледяную комнату. Муж Коля в это время был на фронте, служил в войсках НКВД - в заградотряде.
Когда тетя Валя рассказывала о блокаде и о погубленной дочке, ее глаза каждый раз наполнялись слезами, и слезы стояли там некоторое время, не стекая по лицу. Сорок лет тетя Валя прожила с мужем душа в душу, а похоронив дядю Колю, не могла жить одна - на целый год поселила у себя племянника-студента. Вова любил свою тетку: заботливая, кормит с рынка, душой болеет за его медицинские успехи. Вова исступленно ненавидел общественные науки, и тетя Валя ночами писала ему конспекты, ближе к рассвету перепечатывая бред на машинке. Каждый раздел начинался словами: "В свете задач, вытекающих из решения съезда..." Утром Вова был обязан вслух прочитать конспект, чтобы хоть знать, о чем речь. В невыспавшейся Вовиной голове светом вспыхивали задачи и тут же привольной рекой текли из решений... Голова Вовы падала на стол - он любил повалять дурака с теткой.
- В чем дело, Вова?
- Не могу больше. Троцкого жалко.
- Так. Иди в ванную. Голову под холодную воду. Я завариваю крепкий чай, и мы переходим к критике буржуазных фальсификаторов.
Неуют тети-Валиной квартиры ничем нельзя было оправдать.
- Почему вы не купите удобные книжные полки? И давайте выбросим эту тахту, вы же спите в яме.
- Леночка, вещизм - это бич современного человека. В молодости мы были совершенно равнодушны к тряпкам, к кастрюлькам всяким. А как весело жили! И пели, и танцевали. И влюблялись, между прочим.
* * *
Когда рухнуло понятное, обмятое, устойчивое, тетя Валя сникла. Про Горбачева она слышать не могла.
- Заброшен по заданию международного валютного фонда. Провокатор.
Никому больше не нужны были ее разработки по материалам съездов, месячные обзоры "Правды". Студент Вова расправил плечи: историю КПСС отменили. И тетя Валя слегла, чтобы больше не встать.
Месткомовец распоряжался в опустевшей квартире: "Просьба к родным и близким - забрать личные вещи покойной на память". В ящике буфета лежали: медаль за оборону Ленинграда, бюстик Ломоносова и сберкнижка на пятьсот рублей. На дне ящика белел лист с начатым стихотворением для неизвестного юбиляра:
Работай честно, с огоньком
