Такая музыка - Екимов Борис Петрович (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
А теперь здесь, в стареньком тряском автобусе, Лукич ясно понимал, что все эти мечты - глупость, не более. Жизнь одна, и прошла она, и пройдет, у Моисеева раньше, у Лукича позднее, но одинаково - на заводе, в цехе. И точка. А сады... Из могилы на них не порадуешься. Раньше надо было выбирать, не на завод идти, а куда-нибудь в село, если землю да зелень любишь. А второго века не будет. Так невесело думалось Лукичу, когда ехал он на похороны старика Моисеева.
Когда наконец приехали, то Лукич в дом не пошел, а во дворе остановился покурить. Рассеянно глядя вокруг, увидел как подкатил еще один автобус, маленький тупорылый "рафик". Из него начали выходить музыканты с трубами. Лукич курил, поглядывая на отворенные ворота, на обитую красным сатином и крепом крышку гроба, что стояла прислоненная к стене, возле крыльца; и людей он видел, они поднимались в дом и уходили оттуда. И вдруг слух Лукича тронул знакомый голос.
Возле тупорылого маленького автобуса тесным кружком стояли музыканты, курили, разговаривали. И среди них был Сашка.
Мгновение-другое Иван Лукич глядел на сына недоумевающе, потом начал придумывать добрые причины Сашкиного присутствия здесь. "Из техникума, из техникума,- убеждал себя Лукич,- пригласили их. У завода оркестра нет, в техникум позвонили, а там не могли отказать. Конечно, как же заводу откажешь, делаем для них много. Шефы и прочее... Вот и пригласили".
Но сомнения, от которых ныло сердце, заставили Лукича, отметая спасительный обман, пойти и дознаться правды. А правда оказалась простой: к техникуму музыканты никакого отношения не имели, были они просто шабашниками, брали за свой труд семьдесят рублей - по десятке на брата - да еще по пузырю на двоих, для сугреву.
Впереди шла машина с гробом, за ней люди, провожавшие покойного к недалекому кладбищу. Замыкал шествие оркестр. Сашка играл на небольшой белой трубе. Лица его Лукич не мог видеть, только дымчатая кроличья шапка маячила, блестящая труба да руки. О старике Моисееве Иван Лукич забыл. Он и к гробу не стал подходить, прощаться. На кладбище Лукич сел в "рафик" музыкантов. Шофер поглядел на него, но ничего не сказал.
Оттрубив в последний раз и не дожидаясь, когда закопают покойника, музыканты пошли к своему автобусу. Сашка шел впереди других и в автобус полез первым и тут же в дверях остановился.
- Ты чего?! - шумнули на него.- Проходи!
Сашка пошел прямо к отцу и сел рядом на заднее сиденье.
- Ты чего здесь? - спросил он, стараясь говорить легко и спокойно.Знакомый, что ли?
- Да,- ответил Лукич.- Это Моисеев, с нашего завода.
Высокий мужчина в каракуле, пройдя по проходу, раздал каждому по красной десятке. Увидев Лукича, спросил:
- Ты куда, дядя?
- Это со мной,- ответил Сашка.
Мужчина понимающе кивнул головой и, вернувшись к переднему сиденью, сказал, обращаясь ко всем.
- Завтра два жмура, в час, как всегда.
Машина тронулась с места. Возле дома покойного она недолго ждала, пока "старшой" сбегает и вернется с положенной водкой и закуской; а потом снова пошла, набирая ход, к городу. Музыканты на ходу ловко разливали водку, закусывали - все шло своим порядком.
Сашка отказался от выпивки.
- На занятия, что ли? - догадался кто-то.
Лукич всю дорогу молча сидел, лишь в конце пути спросил у сына:
- Нам где лучше выйти? Он куда поедет?
- Я скажу,- ответил Сашка, а потом добавил нерешительно: - Мне в техникум бы надо.
- Обойдешься,- коротко ответил отец.
Они вышли из автобуса неподалеку от дома. Из-за Волги тянул пронзительный ветер. В затишке, по-над домами еще можно было идти, а на поперечных улицах несло словно в хорошей трубе, даже с гулом. Поблескивал чисто прометенный, будто выскобленный черный асфальт.
До дома дошли молча, но, войдя в квартиру, раздевшись и будто бы разойдясь: Сашка к себе, Лукич в ванную, через минуту, не сговариваясь, пришли в кухню и сели за стол. Сели и молчали.
- Чего же ты молчишь? - начал Лукич.- Рассказывай о своей новой жизни.
- Папа, давай без эмоций, а? - попросил Сашка.- Давай спокойно разберемся... Что, я ворую, краду у кого, а? Я же просто-напросто деньги зарабатываю.
- Какая это, к бесу, работа,- поморщился Лукич.- У тебя сейчас одна работа - учиться... Мы тебя обеспечиваем, кормим, одеваем. Создаем все условия, чтобы ты учился и ни о чем не думал. А ты?..
- А чего я? Я меньше с вас тяну. Вот если, к примеру, я завтра устроюсь лаборантом в техникум. На полставки. Ты будешь против?
- Почему? Работай, если хочется. Хотя необходимости не вижу. Лучше побольше времени учебе отдавать...
- Погоди,- снова остановил его сын.- Значит, лаборантом можно, а музыкантом?
- Каким, к черту, музыкантом! - взорвался Лукич.- Это позор! Позор всем нам! Да если мать узнает...
Сашка характер отца знал и слов перечных ему не говорил, давал вылиться, остынуть. И лишь когда выговорился отец, накричав много обидного, Сашка сказал твердо:
- А мне нравится.
- Чего, чего? - удивленно прошептал Лукич.
- Да, нравится,- непреклонно повторил Сашка.- Я не только на похоронах играю, а еще на свадьбах, на вечерах,- сказал он с явным вызовом.- Мне играть нравится. На похоронах играю и стараюсь так играть,- зажмурился он и кулаком потряс,- чтобы плакали люди, чтобы за душу их брало. И ты пойми, что мы играем. Шопен, Бетховен. Они что, тоже калымили, да? За пузырь траурную музыку писали?
- Нет,- решительно сказал Лукич.- Вот что я тебе скажу: всю эту музыку немедленно выкинь из головы. Ясно тебе?
- Не ясно.
- Чего тебе не ясно?
- Как это ты взял и запретил? Мне лет-то сколько?
- Ну и что? - вздохнул Лукич.- Это я в твои годы и себе был хозяином, и семье. А ты пока при нас, так что слушай, что тебе велят,- Лукич снова в сердцах закурил и глядел на Сашку, с трудом сдерживая гнев.- Так понял ты меня или нет?
- Понял,- ответил Сашки.- У тебя одна палочка-погонялочка.
- Станешь самостоятельным, будешь себе хозяином. А пока...
- Ну, ладно,- так же негромко, но уже сдерживаясь от подступившей обиды и гнева, сказал Сашка.- Ладно. Хорошо. Завтра я устраиваюсь работать. Я начну работать. До зарплаты, до первой получки можешь меня еще шпынять, разрешаю. Поздно приду или выпью... Но...- возвысил голос Сашка.- Но после первой получки давай все это закончим. Будем жить как равные взрослые люди и не вмешиваться в жизнь друг друга. Тебе нравится лобзиком выпиливать, а мне на дуде дудеть. Иначе я плюну и смотаюсь куда-нибудь. Договорились?
- А как же техникум? - глухо спросил Лукич.- Ведь всего год...
- А это уж я сам решу,- ответил Сашка.- Вечерний кончать, заочный или послать его подальше. Ну, как, договорились?
- Мне чего... договорились,- ответил Лукич.- Но завод - не оркестр. Быстро холку намнет.
Вот и решилось все, и будто говорить было больше не о чем, но Ивану Лукичу только что слышанное и самим говоренное вдруг показалось неправдой.
- Нет... Как-то ты слишком легко, вроде нет ничего. Захотел - учусь, не захотел - брошу. Учился-учился, год до диплома. Самый трудный, считай, год. Я помню, когда диплом делал, в щепку высох. А ты... вроде и лет тебе много, а как-то все по-мальчишески.
Ненужные то были слова, Сашка не слушал, к окну отвернулся и думал совсем об ином.
Спасибо, Леночка пришла. Она влетела в квартиру, тут же наполнив ее шумом и смехом, словно не одна девчонка в дом ворвалась, а целый табор. Сашка тут же к себе в комнату убрался, а Лукич остался на кухне. Он дочку усаживал за стол, что-то ей отвечал, растолковывал. Но потом, в какую-то минуту, он неожиданно остановился посреди кухни, сказал:
- Ты, дочка, давай сама здесь. А я прилягу пойду. Голова болит.
Леночка проводила отца удивленным взглядом.
Голова у Ивана Лукича и вправду болела. Может быть, оттого, что не мог он понять: что же надобно сыну? А понять, казалось, было нетрудно, ведь были они с Сашкой родными людьми. Слава богу, знали друг друга. И не раз, и не два рассказывал Ивал Лукич сыну о своей нелегкой жизни. И тот слушал. И наверное, не хуже отца-матери знал, как демобилизовался Иван Лукич в сорок пятом году по ранению. Как встретил будущую жену свою Розу. Она стрелочницей работала. Как стали они жить в будке стрелочницы, в этой скворечне, где печь всю будку занимала. Была эта печь для Ивана с Розой родной матерью. Кормились возле нее, грелись, а то и спали на ней. Лукич на работу устроился и сразу в вечернюю школу пошел, в пятый класс. И смех, и грех вспоминать. Голодуха, работа тяжелая, и одежонки нет. Что на тебе - то и твое. Роза постирает - на печи лежи голяком, жди, когда высохнет. А потом Сашка родился. Тесней и шумней стало. И Розе надо помочь, дела ее сделать, пока она с пацаном возится. Жена откровенно ругала мужнину учебу и даже в школу наведывалась: не заливает ли ей Иван глаза, не дурит ли. Но Иван Лукич гнул и гнул свое. И наконец, отучившись три года, распрямился. Хотя радоваться было рано. Из одного хомута пришлось в другой влезть, пожестче. Но тут уж и Роза согласилась, что надо в техникум поступать.
