Леший(Фантастическая сказка-поэма) - Рессер Сергей (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Леший страдал… Страдал от нахлынувшей, непонятной ему страсти… Страдал от безумного острого желания неизведанных наслаждений…
Он страдал, леший, страдал, стремясь к непонятному…
А это непонятное жгло ему грудь, сжимало горло, душило его. Это непонятное вихрем крутилось в его голове… И он страдал, бедный леший… Он, мудрец, язвительный, страстный, остановился перед непонятной ему тайной…
Зачем он стоит здесь перед ней, прекрасной девушкой! Бежать, бежать тебе надо!..
Беги, мудрец, беги от недоступных тебе тайн!
И он хочет бежать, но что-то приковало его к месту. Его взор впивается в ее огромные голубые глаза, с ужасом, не моргая, смотрящие на него…
Огонь его глаз, сверкающий фосфорическим светом, жгучий и властный, притягивает ее…
Медленно она подвигается к нему навстречу, трепещущая, безвольная… Безмолвно стоит он и смотрит… Смотрит пристально, как будто там, в ее глазах, кроется мучающая его тайна… Смотрит так, как будто там, в этих широко раскрытых зрачках, вместе с искрой ужаса и отчаяния, горит пламя этого «непонятного», проклятого и желанного непонятного…
Она подошла вплотную. Он чувствует трепет ее груди, струю горячего сдавленного дыхания…
Взор его жжет ее…
— Пощади, — прошептали дрожащие губы, — кто бы ты ни был, пощади!..
Дикий крик пересмешника истерическим хохотом пронесся по лесу… Замер вдали и эхом отозвался в чаще.
— А!.. Он смеется над ним, смеется над его мудростью, над его страстью?.. Лес смеется над ним, над лешим!
И диким порывистым движением он обхватил ее стан своими мускулистыми руками, поднял ее с земли и побежал…
— Не смей! — крикнула чаща.
— Не смей! — отозвалось на тысячу ладов по лесу.
Но он бежал… Бежал через овражки и болота, прыгая, как пантера, через кусты и поваленные грозой деревья… Бежал с безотчетным желанием бежать…
И только тогда, когда поредели деревья и вдали зазолотились сквозь кусты поля с густой рожью, леший остановился.
Бережно положил он свою ношу в кусты и, скорчившись, тяжело дыша от усталости, сел рядом.
Разметавшись, с разорванной сорочкой и юбкой, она лежала перед ним, полуобнаженная, неподвижная…
И он смотрел на эту наготу, смотрел пристально.
— Хо, хо! — крикнул над его головой пересмешник. — Хо… Глупый, бери же ее! Ты упускаешь свое счастье!
И огонек безумного желания снова загорелся в груди лешего.
— Счастье? Перед ним счастье?.. Эта глупая птица сказала, что это счастье!..
Но ведь он и ищет этого счастья… Он жаждет его, стремится к нему!.. Это счастье?.. О, он хочет его, хочет мучительно, безумно.
— Безумно! — проскрежетал он и упал с ней рядом на траву…
Очнувшись, но все еще с закрытыми глазами, она почувствовала его могучие стальные объятия, почувствовала безысходность его страсти и… безмолвно отдалась ему…
Ожил угрюмый лес…
Безмолвно стоял леший с трясущимися губами, дрожа всем телом, перед своей жертвой…
Холодным безучастием светился его задумчивый взор, устремленный в даль, в глубь этого золотистого просвета опушки леса.
В душе лешего, страстной, порывистой, в его душе, могучей, возвышенной и экзальтированной, царил холод, холод мрачной осенней ночи.
Эта глупая птица!..
Это она указала ему на счастье, указала на этот единственный исход.
О, эти века, бесконечный цикл лет его существования!.. Эти бесконечные страдания одиночества… Эти века!.. Эти века, отравившие его душу… О, эта рутина, мрачная рутина безыдейного мелкого существования!.. Она задавила, придушила его… Она душила каждый его порыв, порыв к высоким чувствам, к светлым грезам…
А эти прекрасные грезы! Эти воздушные мечты!..
Он — леший, безобразен, безобразен до отвращения… Но разве гордость, самолюбие, ум… разве они способны возбуждать отвращение? А разве душа его безобразна? Разве мысли его не возвышенно горды? Разве он, леший, не стремится к своему идеалу?.. А самолюбие?
И эти дивные грезы… Он взлелеял их… Эти сладкие, опьяняющие воображение мечты… Он отдался им всей душой…
Зачем он существует? Всеми отвергнутый, неизвестный, зачем он живет? Во имя чего, во имя какого логического смысла он дышит этим чистым благоухающим смолистым ароматом лесов, ощущает прохладу холодных лесных ключей и ручейков!..
Зачем видит и ощущает палящие лучи полуденного солнца, смотрит на мириады блестящих звезд, покрывающих золотистым ковром ночной небосклон?
Зачем он живет?.. Одинокий, никому не нужный, вечно злой и на себя и на природу, создавшую его, вечно недовольный, угрюмо-задумчивый. Он бродит по целым ночам по чаще, по рощам, по лугам, крадучись, как хищник, заглядывает в ближайшие поселки, деревни…
В сладострастном томлении беспредельной злобы, с постоянным вулканом неугасающей мести в душе, поджигает крестьянские избы, душит скот, мнет рожь и пшеницу.
О, проклятые века одиночества!..
Они разбудили зависть в его душе, бесконечную мучительную зависть к чужому счастью, к людскому счастью…
Все, что счастливо, должно сгинуть, перестать чувствовать, жить…
Все, что не тоскует, не мятется, все должно стереться с лица земли ненавистной ему природы, к которой он затаил ненависть в своей душе.
И он мстит ей, мстит…
Но грезы, воздушные, сладкие грезы!.. Невидимым роем нахлынули они к его страдающей душе. Яркой радугой осветили они его мозг… И он отдался им… Он отдавался им в ночной тиши родного леса, своей берлоги, уносился с ними в беспредельный океан фантазии, и жил… Да, в эти минуты грез и мечтаний он жил.
Но инстинкт брал свое.
Грезы отлетали так же внезапно, как и прилетали. Отлетали, оставляя осадок горечи и еще большей ненависти к действительности.
И он снова мстил…
«Что же со мной? — думал леший, стоя теперь над неподвижным телом девушки… — Эта глупая птица указала мне на счастье. Это острое, мучительное, мимолетное она назвала счастьем».
Он думал ощутить в себе новый приток сил и в изнеможении опустился на траву.
Но ведь счастье лучезарно!.. Ведь счастье — свет, ослепляющий, обновляющий!
Он искал в себе это обновление… но гордая энергия исчезла. На душе тот же осадок недовольства и… пустота… пустота….
Счастье… Так это счастье?.. Это его грезы и мечты?
О, коварная природа!. Лживая природа, создающая эфемерные иллюзии!
И в бессильной злобе он бросился ничком на траву и зарыдал. Костлявые руки его скребли в бешенстве землю, а сам он корчился в судорогах беспредельного отчаяния, извивался всем своим длинным мохнатым телом.
А эта проклятая птица!.. Она снова хохочет, снова издевается над ним!.. О!..
И он рыдал, бедный лесной бог, рыдал, страшный даже в своей беспомощности.
…Снова померкло солнце… Снова засияли, мигая на небе звезды… Снова легкий зефир пронесся прохладной ласкающей волной по траве и окропил ее ароматной ночною росой…
А леший все еще неподвижно лежал, закрыв лицо руками, и чуть слышно стонал..
Ночные тени рождались и сгущались.
Он очнулся только тогда, когда услышал где-то вдали звон бубенчиков, донесшийся до него вместе со звуком лошадиных копыт и колес из глубины леса.
Тонкий был слух у лешего.
Он весь встрепенулся и, вскочив, стал прислушиваться.
Кого занесло сюда?..
Он огляделся и, только выйдя из-за кустов, увидел, что провел весь день на краю проезжей дороги. Глубокие колеи черными полосами виднелись во мраке и уходили дальше…
Леший припал ухом к земле…
— Тройка, — прошептал он…
Бубенчики быстро приближались. Уже не нужно было его тонкого слуха, чтобы ясно различить топот лошадей.
Он бросился к кустам. Бросился так стремительно, что споткнулся о неподвижное тело девушки.
Взор его снова остановился на ней… Затихшая злоба готова была снова вырваться наружу, когда новая мысль молнией мелькнула в его всклокоченной голове…
