Сага Форта Росс (Книга 1. Принцесса Елена) - Петров Виктор Порфирьевич (читаем книги .txt) 📗
Елена невольно отодвинулась, но потом опомнилась, гордость не позволила ей бояться ссыльного в колонии, где одно ее слово было законом. Ее лицо вспыхнуло, когда она заметила ироническую усмешку на лице Григория, который ясно видел борьбу, происходившую в голове Ротчевой. Гордость заставила Елену успокоиться и она, с любопытством, посмотрела на наглого Григория. Видно было, что он чувствовал себя совершенно свободно в ее присутствии, и во всем его поведении не было видно и следа подчинения или услужливости. Она заметила, даже, что его речь была иной, совершенно другой от речи обычных ссыльных, которых она встречала во время своих обходов селения. Он, конечно, никогда не был крепостным, и когда-то, в прошлом, в России, принадлежал в вольному сословию.
Елена холодно и даже может-быть надменно посмотрела на Григория и спросила:
— Куда же это ты собираешься уйти, если, как ты сказал, ты не думаешь возвращаться в Форт Росс?
Лицо Григория вдруг стало злым и даже жестоким.
— Я убегу в испанские миссии сначала, а потом поддамся на восток, за большие Каменные Горы, в земли «бостонцев». Там говорят все люди свободны и каждый может свободно делать, что он хочет. Там, в американской земле нет бар и нет мужиков, нет холопов, все равны. Туда я и поеду.
— Ты ошибаешься, Григорий. Прежде всего я хочу тебе сказать, что ты не сможешь добраться даже до Скалистых Гор, потому что как только ты доберешься до испанской миссии, они тебя захватят там и выдадут сюда, нам. У нас есть соглашение с испанскими властями и ты сам знаешь, что они выдают дезертиров нам. И, конечно, ты сам тоже помнишь, какое наказание получают дезертиры здесь! Кроме того, я хочу тебе сказать другое — у американцев тоже есть классы; у них не только крепостные, но и настоящие рабы, правда — черные рабы, негры.
Григорий посмотрел на Елену своими воспаленными глазами фанатика, горевшими как угли на его раскрасневшемся лице:
— Не отговаривай меня, барыня. Я отчаянный. Если я решил что сделать — сделаю! Если, говоришь, в Америке есть рабы, эти рабы черные, негры, ты говоришь, то, может-быть, я сам стану там барином и рабы будут работать на меня.
— Только потому ты и хочешь бежать отсюда, самому освободиться, да стать господином, хозяином рабов?
— Почему нет. Здесь я ссыльный, даже не человек, а там мне будут служить, я буду барином!
Григорию, видно, эта идея понравилась.
Елене надоели разговоры и она поднялась, намереваясь вернуться в Форт Росс. Становилось поздно, да, кроме того, ей казалось, что она уделила Григорию слишком много внимания.
Она направилась вниз по тропе, повернула голову и, приостановившись, сказала:
— Надеюсь, ты все эти глупости выбросишь из головы сегодня же, если не хочешь, чтобы тебе индейцы не отрубили головы, как Прохору Егорову, который несколько лет тому назад тоже возомнил многое о себе.
Григорий вскочил и быстро пошел за ней. Она услышала его шаги позади и пошла быстрее.
— Не так быстро, княгинюшка, — крикнул Григорий, — мы еще не кончили разговаривать! — и он, грубо, схватил ее за руку.
Кровь бросилась ей в голову от одной только мысли, что какой-то холоп, ссыльный, посмел прикоснуться к ней своей рукой. Она резко вырвалась из его цепкой руки и, в ярости, повернулась, подняв руку, готовая отхлестать его по лицу. Григорий, однако, стоял совершенно спокойный и, насмешливо, смотрел на нее своими черными, цыганскими глазами. Он так же медленно и спокойно взял ее руку своими «клещами» и опустил ее вниз.
— Це … це… — причмокнул он губами, — наша маленькая барынька рассердилась! — Он улыбнулся, все так же смотря на нее своими нахальными глазами. — Я же, кажется, ясно сказал, что собираюсь уехать отсюда и больше тебя не увижу… может-быть можно было распрощаться и получше! — И он потянул Елену к себе за руку.
— Григорий! — крикнула она, — ты с ума сошел! Отпусти мою руку сейчас-же!
С той же улыбкой, он сильно подтянул ее к себе и, взяв обе ее руки, стянул их вместе за ее спиной. Елена оказалась совершенно беспомощной в его железных тисках.
Все еще в ее глазах не было видно и следа страха, только изумление и даже ярость может быть. Она, в упор, глядела в его помутневшие глаза. Ей даже в голову не приходило мысли, что он может что-то сделать с ней.
— Отпусти меня, сейчас-же, свинья… — закричала она, — ты за все это еще поплатишься!
Она рванулась, пытаясь освободиться:
— Пошел вон от меня, ты слышишь?
Григорию, как видно, эта сцена доставляла наслаждение. Он упивался своей неожиданной властью. Он видел ее беспомощность, ее разъяренные глаза, и его лицо, как-то блаженно, расплылось, когда он увидел ее бесполезные попытки освободиться из его рук.
— Не трепыхайся, барыня, не поможет, — и, вдруг нагнувшись к ней, он крепко поцеловал ее в губы, стараясь подольше задержать поцелуй.
— А знаешь, не плохо мне холопу поцеловать сиятельную княгиню, совсем не плохо. Никогда в жизни не думал, что я смогу это сделать. Там, в России, мы могли только смотреть на вас, на расстоянии, да служить вам!
Елену охватило чувство омерзения и она, сверхчеловеческими усилиями, стала вырываться из рук Григория. Никто никогда в жизни так не оскорбил ее; она чувствовала себя оскверненной от прикосновения его горячих губ. Когда Григорий опять нагнулся и пытался еще раз поцеловать ее в губы, она, в отчаянии откинула голову назад и плюнула ему в лицо.
Это оказало неожиданный эффект. Григорий сразу опустил руки и, сердито, вытер свое лицо, оттолкнув ее от себя. Он посмотрел на нее покрасневшими глазами и хрипло сказал:
— Лучше беги обратно в форт, барыня. — Он еще раз «утерся», — беги, пока я не передумал.
Елена не стала долго ждать. Почувствовав вдруг свободу, она бросилась бежать, быстро, бегом, вниз по тропе. Слезы ручьями лились по ее лицу от ярости, беспомощности и полученного оскорбления.
Потом, вдруг, она остановилась, повернулась и крикнула Григорию, которому, видно, вся эта сцена доставляла удовольствие:
— Ты заплатишь за это оскорбление… жестоко поплатишься сегодня же!
Григорий презрительно пожал плечами и засмеялся:
— Для меня здесь больше не будет «сегодня», княгиня!
Он повернулся и исчез в густой листве кустарника на склоне горы. Елена, в это время, поспешно спускалась по тропе к форту. Ее лицо и губы горели и ее все еще трясло от негодования и унижения от того, что только что произошло. Подходя к стенам форта, она немного успокоилась и только лихорадочно думала, перебирала в голове, какое страшное наказание можно было придумать для Григория, обнаглевшего ссыльного, преступника и каторжника. Она на минуту остановилась, когда ей показалось, что она услышала, на расстоянии, у подножья горы, заглушенные звуки копыт лошади, но… может-быть ей показалось это.
Запыхавшаяся Елена вбежала по ступенькам крыльца в дом и прошла в конторку мужа. Там был только Николай, который сказал, что Александра Гавриловича не было в конторе, он поехал осматривать поля.
Елена была слишком усталой и совершенно измотавшейся, чтобы сразу же ехать и искать мужа и пожаловаться ему на Григория. Она прошла в спальню, прилегла на диван отдохнуть и, в момент, заснула крепким сном. Она спала долго, часа два и проснулась, когда Александр Гаврилович уже вернулся домой из своей поездки на границы форта… Отдохнувшая и освеженная, она, как-то, успокоилась. То, что произошло в начале дня, на горе, казалось ей чем-то нереальным, кошмаром, который она видела во сне и от воспоминаний которого она хотела освободиться. По какой-то непонятной причине, но она ничего не сказала мужу о происшедшем, стараясь поскорее забыть инцидент. Может-быть, успокоившись, она опасалась, что наказание Григорию будет слишком суровым, а, может-быть, и по какой-то другой причине …
В тот же вечер, надсмотрщик над ссыльными заключенными обнаружил отсутствие Григория. Сначала об этом мало беспокоились, загулял где-то, но позже, когда было обнаружено, что исчез также и лучший конь из конюшни форта, конь на котором ездил только правитель колонии, стало очевидным, что Григорий бежал.
