Записки диверсанта (Книга 1) - Старинов Илья Григорьевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Первым человеком, которому я сообщил о переменах в судьбе, была мой верный друг Анна Обручева.
На полигон я попал не сразу. Прежде чем отправляться к новому месту службы, мне предстояло побывать на лечении в Кисловодске.
Перед отъездом (я все еще жил в гостинице) решил занести вещи к старинному знакомому Евсевию Карповичу Афонько, с которым еще в 1926 -- 1930 годах мы готовили к заграждению пограничные участки Украины.
Начиная с 1932 года Евсевий Карпович работал на Метрострое. Он по-прежнему был таким же бодрым силачом, каким я знал его по армии.
-- Оставляй, оставляй свое барахло! -- согласился Афонько. -- Приедешь -- заберешь. Только, чур! Даром хранить не стану. С тебя бутылка сухого кавказского вина.
Вернувшись с курорта, я первым делом помчался к Евсевию Карповичу.
Уронив руки вдоль исхудавшего тела, жена Афонько молча стояла в открытой двери.
-- Неужели? -- только и выговорил я. С Евсевием Карповичем мы свиделись только спустя двадцать лет.
-- Пережито, Илья, столько, что лучше не вспоминать... Но я вспоминаю; Такое забыть нельзя!
Многое вытерпел в заключении Евсевий Карпович.
Первому негодяю-следователю, который занес на него руку, Афонько дал сдачи по-партизански, одним ударом сбив его с ног.
За это получил двадцать суток одиночного карцера. Но он вынес и ледяной карцер и последующие допросы. Сидя в Лефортовской тюрьме, где следственной частью НКВД официально разрешались истязания арестованных, Евсевий Карпович каждые десять дней (что тоже было разрешено) писал:
"Дорогой Иосиф Виссарионович, арестованных пыта-дат, они не выдерживают, клевещут на себя, потом от них требуют назвать сообщников и невыдержавшие клевещут на своих знакомых. Последние арестовываются и тоже не выдерживают и "все подтверждают. Кому это нужно?.. "
И за такие письма его не наказывали!
Никакие пытки и издевательства не вырвали у Афонько ложных признаний. И хотя полностью отсутствовало даже подобие состава преступления, его бросили без суда" на восемь лет в лагеря "за шпионаж в пользу неизвестного государства".
-- А потом, брат, перестал я писать "великому вождю", -- с горечью признался Евсевий Карпович. -- Перестал, потому что убедился: Сталину обо всем известно...
Глава 2. 1938 год. "Враги народа".
В конце апреля 1938 года я прибыл к новому месту службы и тут же мне напомнили: бывшего начальника полигона полковника Чумака арестовали как врага народа, Правда, в чем состоит его преступление, никто не знал.
-- Большую перестройку произвели после Чумака?
-- Гм... Вот дом его с верандой передали детскому саду...
Начал я знакомиться с работой полигона, с тематикой испытаний техники железнодорожных войск, с программой учений. Нет, домиком с верандой дело не ограничилось! С тревогой обнаружил: прекращены работы по ряду образцов новой техники. Изобретатели и авторы этих конструкций тоже объявлены врага
ми народа. Их имена вычеркнуты из программы ра'-бот. Часто зачеркиваются и предложенные ими образцы новой техники...
Логики никакой. Но, как говорится, куда пойдешь м кому скажешь? Видимо, на полигоне происходило то же, что и везде.
Вспоминая о том времени, я спрашиваю себя: не потому ли в предвоенные годы многие замечательные образцы военной техники доводились черепашьими темпами?
Не потому ли в начале войны с гитлеровской Германией на вооружении Красной Армии не оказалось многих отличных видов оружия, почти готового к серийному производству?
И отвечаю себе: да, именно поэтому!
Правда, не всех ценных специалистов посылали рыть золото на Колыму или гатить болота в Сибири. Иным разрешали работать и в заключении. Эти "счастливчики" доводили проекты до совершенства в камерах-одиночках, оторванные от мира. Над ними висела угроза, что любая ошибка будет признана вредительством, всякая неудача вызовет ухудшение тюремного режима. Трудно было получать нужную научную информацию, узнавать последние достижения науки и техники... Что и говорить, обстановка далеко не творческая!
На полигоны и" испытательные площадки репрессированных специалистов доставляли под усиленной охраной. Об их прибытии сообщалось только начальнику полигона, комиссару и уполномоченному особог ГО отдела.
Помню, весной или летом 1939 года к нам привез-ли подобным образом какого-то авиационного конструктора. Фамилии его никто не знал. Вагон с аре-стованным подали на ветку за полигоном. К этому времени на небольшой лесной поляне сотрудники органов безопасности уже поставили палатки, окружив их двоимым высоким забором из колючей проволоки.
Лишь в 1943 году, встретившись с конструктором замечательного пикирующего бомбардировщика В. М.
Петляковым, я узнал, что именно он был моим "гостем" на полигоне...
Но и в тех трудных условиях коллектив полигона работал слаженно и дружно.
Большая заслуга в этом принадлежала комиссару Александру Васильевичу Денисову -- человеку, умевшему глубоко вникать в дело и сплачивать людей.
Однако и наш дружный коллектив тоже порой лихорадило.
Вскоре после моего приезда обвинили в связях с троцкистами моего заместителя по материально-техническому обеспечению Дмитрия Ивановича Воробьева. Единственным поводом к этому явилась дружба Воробьева с главным инженером строительства Саратовского железнодорожного моста полковником Н. М. Ипатовым, который незадолго перед тем был объявлен врагом народа.
На партийном собрании инженер П. И. Марцинке-вич и помощник Воробьева кавалер ордена Боевого Красного Знамени В. Н. Никитин пытались защитить Дмитрия Ивановича. Но нашлись и недоброжелатели. Воробьева исключили из партии.
Вскоре на посту Наркома внутренних дел Ежова сменил Берия. Начались репрессии в самих органах НКВД. Там стало не до Воробьева. Через девять месяцев Дмитрию Ивановичу вернули партийный билет...
Нависла угроза и над Александром Евдокимовичем Крюковым. Из отдела кадров Генштаба ко мне поступила просьба дать развернутую партийную характеристику на члена ВКП(б) А. Е. Крюкова, обязательно указав его поведение во время дискуссий. Я написал самый положительный отзыв. Александр Евдокимович уцелел, хотя в сентябре 1939 года его и освободили от занимаемой должности.
