Раковый корпус - Солженицын Александр Исаевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Осталась Зое от Тургуна тетрадь назначений да ещё особое задание от старшей сестры Миты. В воскресенье не было обходов, сокращались процедуры, не было больных после трансфузии, добавлялась, правда, забота, чтобы родственники не лезли в палаты без разрешения дежурного врача, – и вот Мита перекладывала на дежурящих днём в воскресенье часть своей безконечной статистической работы, которую она не могла успеть сделать.
Сегодня это была обработка толстой пачки больничных карт за декабрь минувшего 1954 года. Вытянув кругло губы, как бы для свиста, Зоя со щёлком пропускала пальцем по углам этих карточек, соображая, сколько ж их тут штук и останется ли время ей повышивать, – как почувствовала рядом высокую тень. Зоя неудивлённо повернула голову и увидела Костоглотова. Он был чисто выбрит, почти причёсан, и только шрам на подбородке, как всегда, напоминал о разбойном происхождении.
– Доброе утро, Зоенька, – сказал он совсем по-джентльменски.
– Доброе утро, – качнула она головой, будто чем-то недовольная или в чём-то сомневаясь, а на самом деле – просто так.
Он смотрел на неё тёмно-карими глазищами.
– Но я не вижу – выполнили вы мою просьбу или нет?
– Какую просьбу? – с удивлением нахмурилась Зоя (это у неё всегда хорошо получалось).
– Вы не помните? А я на эту просьбу загадал.
– Вы брали у меня патанатомию – вот это я хорошо помню.
– И я вам её сейчас верну. Спасибо.
– Разобрались?
– Мне кажется, что нужно – всё понял.
– Я принесла вам вред? – без игры спросила Зоя. – Я раскаивалась.
– Нет-нет, Зоенька! – В виде возражения он чуть коснулся её руки. – Наоборот, эта книга меня подбодрила. Вы просто золотце, что дали. Но… – он смотрел на её шею, – верхнюю пуговичку халата – расстегните, пожалуйста.
– За-чем?? – сильно удивилась Зоя (это у неё тоже очень хорошо получалось). – Мне не жарко!
– Наоборот, вы – вся красная.
– Да, в самом деле, – рассмеялась она добродушно, ей и действительно хотелось отложить халат, она ещё не отпыхалась от бега и возни с Тургуном. И она отложила.
Засветились золотинки в сером.
Костоглотов посмотрел увеличенными глазами и сказал почти без голоса:
– Вот хорошо. Спасибо. Потом покажете больше?
– Смотря что вы загадали.
– Я скажу, только позже, ладно? Мы же сегодня побудем вместе?
Зоя обвела глазами кругообразно, как кукла.
– Только если вы придёте мне помогать. Я потому и запарилась, что у меня сегодня много работы.
– Если колоть живых людей иглами – я не помощник.
– А если заниматься медстатистикой? Наводить тень на плетень?
– Статистику я уважаю. Когда она не засекречена.
– Так приходите после завтрака, – улыбнулась ему Зоя авансом за помощь.
Уже разносили по палатам завтрак.
Ещё в пятницу утром, сменяясь с дежурства, заинтересованная ночным разговором, Зоя пошла и посмотрела карточку Костоглотова в регистратуре.
Оказалось, что звали его Олег Филимонович (тяжеловесное отчество было под стать неприятной фамилии, а имя смягчало). Он был рождения 1920 года и при своих полных тридцати четырёх годах действительно не женат, что довольно-таки невероятно, и действительно жил в каком-то Уш-Тереке. Родственников у него не было никаких (в онкодиспансере обязательно записывали адреса родственников). По специальности он был топограф, а работал землеустроителем.
От всего этого не яснее стало, а только темней.
Сегодня же в тетради назначений она прочла, что с пятницы ему стали делать ежедневно инъекции синэстрола по два кубика внутримышечно.
Это должен был делать вечерний дежурный, значит, сегодня – не она. Но Зоя покрутила вытянутыми круглыми губами, как рыльцем.
После завтрака Костоглотов принёс учебник патанатомии и пришёл помогать, но теперь Зоя бегала по палатам и разносила лекарства, которые надо было пить и глотать три и четыре раза в день.
Наконец они сели за её столик. Зоя достала большой лист для черновой разграфки, куда надо было палочками переносить все сведения, стала объяснять (она и сама уже подзабыла, как тут надо) и графить, прикладывая большую тяжеловатую линейку.
Вообще-то, Зоя знала цену таким «помощникам» – молодым людям и холостым мужчинам (да и женатым тоже): всякая такая помощь превращалась в зубоскальство, шуточки, ухаживание и ошибки в ведомости. Но Зоя шла на эти ошибки, потому что самое неизобретательное ухаживание всё-таки интереснее самой глубокомысленной ведомости. Зоя не против была продолжить сегодня игру, украшающую часы дежурства.
Тем более её изумило, что Костоглотов сразу оставил всякие особые поглядывания и особый тон, быстро понял, что и как надо, и даже ей возвратно объяснил, – и углубился в карточки, стал вычитывать нужное, а она ставила палочки в графы большой ведомости. «Невробластома… – диктовал он, – гипернефрома… саркома полости носа… опухоль спинного мозга…» И что ему было непонятно – спрашивал.
Надо было подсчитать, сколько за это время прошло каждого типа опухоли – отдельно у мужчин, отдельно у женщин, отдельно по возрастным десятилетиям. Так же надо было обработать типы применённых лечений и объёмы их. И опять-таки по всем разделам надо было провести пять возможных исходов: выздоровление, улучшение, без изменения, ухудшение и смерть. За этими пятью исходами зоин помощник стал следить особенно внимательно. Сразу замечалось, что почти нет полных выздоровлений, но и смертей тоже немного.
– Я вижу, здесь умирать не дают, выписывают вовремя, – сказал Костоглотов.
– Ну а как же быть, Олег, посудите сами. – (Олегом она звала его в награду за работу. Он заметил, сразу взглянул.) – Если видно, что помочь ему нельзя и ему осталось только дожить последние недели или месяцы, – зачем держать за ним койку? На койки очередь, ждут те, кого можно вылечить. И потом инкурабельные больные…
– Ин-какие?
– Неизлечимые… Очень плохо действуют своим видом и разговорами на тех, кого можно вылечить.
Вот Олег сел за столик сестры – и как бы шагнул в общественном положении и в осознании мира. Уже тот «он», которому нельзя помочь, тот «он», за которым не следует держать койку, те инкурабельные больные – всё это был не он, Костоглотов. А с ним, Костоглотовым, уже так разговаривали, будто он не мог умереть, будто он был вполне курабельный. Этот прыжок из состояния в состояние, совершаемый так незаслуженно, по капризу внезапных обстоятельств, смутно напомнил ему что-то, но он сейчас не додумывал.
– Да, это всё логично. Но вот списали Азовкина. А вчера при мне выписали tumor cordis, ничего ему не объяснив, ничего не сказав, – и было ощущение, что я тоже участвую в обмане.
Он сидел к Зое сейчас не той стороной, где шрам, и лицо его выглядело совсем не жестоким.
Слаженно, в тех же дружеских отношениях, они работали дальше и прежде обеда кончили всё.
Ещё, правда, оставила Мита и вторую работу: переписывать лабораторные анализы на температурные листы больных, чтоб меньше было листов и легче подклеивать к истории болезни. Но жирно было бы ей это всё в одно воскресенье. И Зоя сказала:
– Ну, большое вам, большое спасибо, Олег Филимонович.
– Нет уж! Как начали, пожалуйста: Олег!
– Теперь после обеда вы отдохнёте…
– Я никогда не отдыхаю.
– Но ведь вы же больной.
– Вот странно, Зоенька, вы только по лестнице поднимаетесь на дежурство, и я уже совершенно здоров!
– Ну хорошо, – уступила Зоя без труда. – На этот раз приму вас в гостиной.
И кивнула на комнату врачебных заседаний.
Однако после обеда она опять разносила лекарства, и были срочные дела в большой женской. По противоположности с ущербностью и болезнями, окружавшими здесь её, Зоя вслушивалась в себя, как сама она была чиста и здорова до последнего ноготочка и кожной клеточки. С особенной радостью она ощущала свои дружные тугоподхваченные груди, и как они наливались тяжестью, когда она наклонялась над койками больных, и как они подрагивали, когда она быстро шла.
