Хлеб - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
– Что же тут особенного? – с раздражением ответила она. – Здесь все пьют. Сколько раз меня пьяную привозили домой. И тоже ничего не помнила. И мне это нравится. Понимаешь: вдруг ничего нет, никого, и даже самой себя. Я люблю кутить.
– Перестань говорить глупости! Ты прикидываешься такой, а сама совсем не такая.
– А какая я?
Она подвинулась совсем близко к его лицу и, заглядывая в глаза, с нетерпением спрашивала:
– Ну, говори… говори, какая я?
– Ты?
Галактион с трудом перекатил голову на подушке, закрыл глаза и ответил шепотом:
– Хорошая… вся хорошая.
Она закрыла лицо руками и тихо заплакала. Он видел только, как вздрагивала эта высокая лебединая грудь, видел эти удивительные руки, чудные русалочьи волосы и чувствовал, что с ним делается что-то такое большое, грешное, бесповоротное и чудное. О, только один миг счастья, тень счастья! Он уже протянул к ней руки, чтоб схватить это гибкое и упругое молодое тело, как она испуганно отскочила от него.
– Галактион, не нужно!.. Галактион, оставь!.. Этого не нужно, не нужно, не нужно!
– Ну, иди, глупая, сюда… Не бойся, не трону.
– Я сейчас…
Она своею грациозною, легкою походкой вышла и через минуту вернулась с мокрым полотенцем, бутылкой сельтерской воды и склянкой нашатырного спирта. Когда он с жадностью выпил воду, она велела ему опять лечь, положила мокрое полотенце на голову и дала понюхать спирта. Он сразу отрезвел и безмолвно смотрел на нее. Она так хорошо и любовно ухаживала за ним, как сестра, и все выходило у нее так красиво, каждое движение.
– Не смотри на меня так, Галактион… Не хорошо.
– Не буду.
Он закрыл глаза и слышал, как она села опять к нему. Он чувствовал близость этого молодого, цветущего тела, точно окруженного благоухающим облаком, слышал, как она порывисто дышала, и не мог только разобрать, чье это сердце так сильно бьется – его или ее. Это был его ангел-хранитель.
– Харитина, помнишь мою свадьбу? – заговорил он, не открывая глаз, – ему страстно хотелось исповедаться. – Тогда в моленной… У меня голова закружилась… и потом весь вечер я видел только тебя. Это грешно… я мучился… да. А потом все прошло… я привык к жене… дети пошли… Помнишь, как ты меня целовала тогда на мельнице?
Она сделала нетерпеливое движение.
– Подожди, – говорил он. – Я знаю, что это пустяки… Тебе просто нужно было кого-нибудь любить, а тут я подвернулся…
– Скажи одно: ты думал когда-нибудь обо мне?
– О, часто!.. Было совестно, а все-таки думал. Где-то она? что-то она делает? что думает? Поэтому и на свадьбу к тебе не приехал… Зачем растравлять и тебя и себя? А вчера… ах, как мне было вчера тяжело! Разве такая была Харитина! Ты нарочно травила меня, – я знаю, что ты не такая. И мне так было жаль тебя и себя вместе, – я как-то всегда вместе думаю о нас обоих.
– А жена?
Он опять сделал движение, она опять отскочила.
– Я уйду совсем, если ты не будешь лежать смирно… Вытяни руку вот так. Ну, будь теперь паинькой.
Она опять села около него и заговорила, быстро роняя слова, точно боялась, что не успеет высказать всего.
– Тогда я была девчонкой и не знала, что такое значит любить… да. А теперь я… я тебя не люблю…
Он схватил ее и привлек к себе. Она не сопротивлялась и только смотрела на него своими темными большими глазами. Галактион почувствовал, что это молодое тело не отвечает на его безумный порыв ни одним движением, и его руки распустились сами собой.
– Не люблю… не люблю, – повторяла она и даже засмеялась, как русалка. – Ты сильнее меня, а я все-таки не люблю… Милый, не обижайся: нельзя насильно полюбить. Ах, Галактион, Галактион!.. Ничего ты не понимаешь!.. Вот ты меня готов был задушить, а не спросишь, как я живу, хорошо ли мне? Если бы ты действительно любил, так первым бы делом спросил, приласкал, утешил, разговорил… Тошно мне, Галактион… вот и сейчас тошно.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и, как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем же Харитина хуже других? Дома не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
– Харитина, у тебя есть муж… – вдруг проговорил Галактион.
– Муж? – повторила она и горько засмеялась. – Я его по неделям не вижу… Вот и сейчас закатился в клуб и проиграет там до пяти часов утра, а завтра в уезд отправится. Только и видела… Сидишь-сидишь одна, и одурь возьмет. Тоже живой человек… Если б еще дети были… Ну, да что об этом говорить!.. Не стоит!
Потом она прибавила совсем другим тоном:
– Ступай умойся да приходи в столовую чай пить.
От этих разговоров и холодной воды Галактион совсем отрезвился. Ему теперь было совестно вообще, потому что он в первый раз попал к Харитине в таком виде.
Обстановка в квартире Полуянова была устроена на господскую руку. Не было той трактирной роскоши, как у Малыгиных, а все по-своему. Какие-то мудреные столики, кушетки, картины, альбомы, даже рояль в зале. Столовая тоже отличалась и громадным буфетом, походившим на орган в католической церкви, и неудобными, но дорогими резными стульями, и мудреною сервировкой. Харитина необыкновенно скоро вошла во вкус новой обстановки и устраивала все, как у других, то есть главным образом как у Стабровских. Она показала Галактиону свою спальню, поразившую его своею роскошью: две кровати красного дерева стояли под каким-то балдахином, занавеси на окнах были из розового шелка, потом великолепный мраморный умывальник, дорогой персидский ковер во весь пол, а туалет походил на целый магазин.
– Муж откупается от меня вот этими пустяками, – объясняла Харитина. – Ни одной вещи в доме не осталось от его первой жены… У нас все новое. Нравится тебе?
– Право, не знаю… К чему все это нагорожено?
– Как к чему?.. Ах ты, глупый! Посмотрел бы ты, как все устроено у Стабровских… Мне и во сне не видать такой роскоши. Что стоит им, миллионерам…
Когда они вошли в столовую, Харитина проговорила уже другим тоном:
– А знаешь, кто тебя привез сюда?
– Илья Фирсыч, конечно.
– А вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, – вот и дружим… Довезла тебя до подъезда, вызвала меня и говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты один голову оставил.
– То у меня и на уме… Тоже и сказала.
– Мало ли у кого что на уме, а выходит совсем наоборот. На словах-то все города берут.
Потом Харитина вдруг замолчала, пригорюнилась и начала смотреть на Галактиона такими глазами, точно видела его в первый раз. Гость пил чай и думал, какая она славная, вот эта Харитина. Эх, если б ей другого мужа!.. И понимает все и со всяким обойтись умеет, и развеселится, так любо смотреть.
– А муж тебя любит?
– Очень… Раза два колотил.
– Как колотил?
– Да так, как бьют жен. Все это знают… Ревнует он меня до смерти, – ну, такие и побои не в обиду. Прислуга разболтала по всему городу.
– И ты так говоришь об этом?
Она засмеялась.
– Не беспокойся, в долгу не останусь… ха-ха! Не знал, за что бить-то.
– Что ты говоришь, Харитина?
– А мне что!.. Какая есть… Старая буду, грехи буду замаливать… Ну, да не стоит о наших бабьих грехах толковать: у всех у нас один грех. У хорошего мужа и жена хорошая, Галактион. Это уж всегда так.
Еще вчера Галактион мог бы сказать ей, как все это нехорошо и как нужно жить по-настоящему, а сегодня должен был слушать и молчать.
– Муж-то побьет, а мил-сердечный друг приласкает, да приголубит, да пожалеет… Без побоев тоже и совестно, а тут оно и сойдет за настоящее. Так-то вот.
