Сага Форта Росс (Книга 1. Принцесса Елена) - Петров Виктор Порфирьевич (читаем книги .txt) 📗
Через несколько минут Елена, с удовлетворением, заметила, что кровотечение остановилось. Григорий потерял много крови и это ее беспокоило больше всего, потому что он сильно ослабел. Несмотря на большую потерю крови и сильную слабость, Григорий горящими глазами и с неослабным вниманием следил за каждым движением Елены. Видно было, что каждое прикосновение ее рук, ее мягких пальцев к его коже, доставляло ему наслаждение.
Занятая своим делом, Елена быстро бинтовала ему рану. За несколько недель, что она занималась своей миссией милосердия, она довольно хорошо набила себе руку на бинтовании ран. Быстро, умелыми руками, она закончила работу и заботливо посмотрела на Григория, и, в тот же момент, сильно нахмурилась. Лицо «больного» Григория выражало ничем не скрываемое наслаждение от того, что она бинтовала ему рану, что она прикасалась своими нежными пальцами к его телу. В черных глазах его было видно самое откровенное восхищение. Елена сразу, с первого взгляда, поняла, что происходило в уме этого самоуверенного и самовлюбленного человека.
— У тебя очень нехорошая, тяжелая рана, Григорий, — все еще нахмуренная, сказала ему Елена, — придется тебе некоторое время полежать на спине. Все зависит от тебя самого, насколько быстро ты сможешь оправиться от этого ранения. Удар посильнее мог бы быть смертельным. Надеюсь только, что это будет уроком для тебя и больше не будет повторения твоих шутовских выходок.
Григорий слабо пошевелил рукой и хотел приподняться со своей скамьи, но боль заставила его скривиться. Елена положила ему на плечо руку и заставила его лечь опять на спину:
— Не глупи, Григорий… Не разговаривай и не двигайся, — сказала она. — Тебе нужно лежать спокойно и не раздражать свою рану. Через несколько дней ты будешь здоров.
Григорий посмотрел на нее теми же горящими глазами:
— Елена Павловна…, — немного поколебался он, — я только хотел сказать вам … что я жалею, очень жалею … тогда в поле… не знаю, что случилось со мною, но я себя вел недостойно … Что-то вселилось в меня, нечистый што-ли… черт попутал… я совсем не думал о том, что я сказал тогда… не хотел обидеть вас… Вы были правы, что тогда наказали меня… я заслужил это… С тех пор, я, да и многие из нас, колодников, многое узнали о вас и научились уважать и любить, даже … боготворить вас … мы все зовем вас теперь нашим ангелом… мы знаем, что благодаря вашему вмешательству жизнь наша здесь полегчала… нам стало легче жить и с нас меньше требуют…
— Довольно, Григорий, лежи спокойно и не разговаривай, — даже смутилась Елена. — Давай, забудем, что было … Ну, хорошо, я пойду дальше. Твой друг присмотрит за тобой, поможет тебе в чем нужно.
Елена быстро вышла, почти выбежала из казармы, провожаемая теми же горящими, почти немигающими глазами Григория. Молодой Степан заметил, как Григорий провожал уходившую Елену своими загипнотизированными глазами, вздохнул только и покачал своей головой, ничего не говоря.
Елена торопливо обошла еще несколько домов селения, с улыбкой внутреннего удовольствия, сама того не замечая. Она знала и чувствовала, что она делала доброе дело для всех этих людей и для этого человека сегодня, для пария общества, который, однако, чем-то отличался от окружающей его среды, от всей той серой массы, которая была вокруг него. Был ли его неукротимый дух, его наглый взгляд, полное отсутствие приниженности и подчинения, или что-то другое, но он, как-то, не выходил из ее головы весь день. Бессознательно ей нравилось и льстило внимание и любовь к ней этих людей. Все это заставляло и подталкивало ее стараться сделать для них больше, облегчить их судьбу.
То, что Григорий сказал об Елене, было правдой. На нее смотрели и поселенцы колонии и колодники с одинаковым уважением, если не сказать боготворением. Она была ангелом, посланным им, в далекую колонию, чтобы смягчить их суровую жизнь и приносить утешение тем, кому судьба была мачехой. Ежедневный обход селения Еленой был событием, которого не хотели пропустить простые женщины этой колонии. Им хотелось обменяться парой слов с комендантшей форта и увидеть ее улыбку, солнцем озарявшую лицо Елены. Улыбаться ей было не трудно. Улыбка, казалось, сама просилась на ее лицо, может быть еще и потому, что она знала, что улыбка красила ее лицо во много раз.
Муж Елены, комендант, или как он был более известен, правитель Ротчев, по натуре был не злым и даже очень добрым человеком, но он был формалист и службист. Главный интерес его жизни была служба в компании и он надеялся, что служа верой и правдой он сможет в недалеком будущем стать правителем Ново-Архангельска и всех американских владений компании, а потом, кто знает, можно будет дослужиться и до поста директора компании и жить в блистательном Петербурге.
Для этой цели Ротчев верно служил своей компании и своей родине, исполняя свои обязанности, следуя букве закона и правилам компании. К своим подчиненным он старался относиться справедливо и если был строг, то главным образом ради поддержания дисциплины. Людей ленивых и не выполнявших своих обязанностей, как полагалось, он сурово наказывал, главным образом потому, что это предписывалось статутом компании. Людей отличившихся на работе, он должным образом вознаграждал.
В этот суровый мир, на окраине русских владений, где редко до сих пор можно было увидеть улыбку, Елена принесла почти неизвестную до сих пор или почти забытую доброту, которая часто доходила до самых глубин ожесточенных и, казалось, окаменевших сердец. Нужно отметить, что Елена иногда бывала горячей и вспыльчивой и тогда людям в ее окружении доставалось плохо, но это случалось с ней редко, очень редко.
Часто, вечерами, Елена сидела с мужем в своей уютной, комфортабельной гостиной и обсуждала с ним все последние, жгучие проблемы форта, требовавшие немедленного разрешения. Часто в ее очаровательной головке появлялись какие-то вопросы, вопросы касающиеся жизни колонии, вопросы, которыми она никогда прежде в России не интересовалась, и которые, вдруг, стали здесь такими близкими и так затрагивающими ее сердце. Перед сном, она обычно в задушевных беседах с Анной восстанавливала все события дня. Мало разговорчивая Анна редко высказывала свое мнение, но когда говорила, то ее мысль казалась обдуманной, логичной и как-будто тщательно взвешенной. Ее совет был всегда дельным, и Елена еще больше ценила свою подругу за это.
В этот вечер, она подробно объяснила Анне события дня и описала потасовку в которую попал хулиган Григорий.
— Подумай только, какую страшную рану он получил. Просто жутко было перевязывать ее.
Анна искоса посмотрела на нее.
— Ты, лучше, остерегайся этого парня. Ты, вероятно, не раз встречала таких типов на рынках в России… разбитной, нахальный. Сама видела, как он нагло смотрел на тебя!
Елена рассмеялась.
— Что-то, мы уж очень много внимания уделяем этому колоднику. Давай, лучше поговорим о приятном, о приятных вещах. Скоро, ведь, день моего Ангела, и Саша обещал устроить большой прием, небывалый даже в чопорной испанской Калифорнии. Подумай, только, сколько этих грандов и их дам понаедет к нам! Где только мы их разместим!
Анне приятно было наблюдать раскрасневшееся лицо ее подруги, так предвкушавшей удовольствия предстоящего торжества. Да и Анна, сама, как-то встряхнулась и тоже с нетерпением ждала этого дня, не столько потому, что ей очень хотелось веселья, шума и разговоров, сколько познакомиться с испанцами и понаблюдать их.
Долго еще обе подруги сидели и обсуждали планы предстоящего праздника.
На следующее утро, Николай, сидя в своей конторе, нетерпеливо поглядывал в окно. Каждое утро, сидя на своем удобном посту, из которого ему хорошо было видно, кто входил и выходил из комендантского дома, он жадно следил за Еленой, регулярно выходящей из дома в определенные часы, когда она деловито сбегала по ступенькам крыльца и торопилась в обход своих пациентов. Вскоре после этого он видел Анну, которая часто выходила прогуляться по берегу моря. Николай жадно, своими воспаленными глазами, следил за каждым ее движением, пока она не скрывалась за воротами форта.
