В стране контрастов - Шелгунова Людмила Петровна (книги без сокращений TXT) 📗
Долго мы разговаривали, затем пришли офицеры, познакомились со мною и увели к себе.
В город я отправился уже поздно вечером, вместе с двумя офицерами, ехавшими к своим семействам. Луна ярко освещала поля и сады, мимо которых мы ехали. Меня, конечно, интересовали такие поля, которых мне не приводилось видеть. Я вам описал уже посев риса, теперь скажу несколько слов о хлопке. Его сеют ранней весной и, конечно, на землю напускают воды, так как иначе ничто в здешних жарких местах расти не может, затем сеют и предоставляют дальнейший труд природе. Хлопок всходит очень скоро и затемняет от палящего солнца свои корни. Перед цветом еще раз напускают воды и до сентября не трогают. В сентябре начинают растрескиваться первые коробки. Коробками называют шишку, величиною в грецкий орех, в которой заключаются в вате семена. Азиаты, по свойственной им жадности, тотчас же начинают сбор, хотя хлопок еще не вызрел. Лучший сбор производится в октябре. Потом начинается сортировка коробок и отделение семян.
Знаете, тетя, в местностях около Бухары, Самарканда и Карши растет одно растение, называемое верблюжьим терновником. На этом растении в конце лета по ночам совершенно внезапно и неожиданно появляется клейкое, смолянистое и сладкое вещество, сероватого цвета, называемое терендмебин. Когда я попробовал его в прошлом году, я знал наверное, что в детстве его едал, и тогда же порешил, что родом я из Самарканда. Здесь из него приготовляют сироп, а в Персии сахар.
Человек предполагает, а Бог располагает. Хотел, выехать сегодня рано утром, а теперь неизвестно, когда и выеду. Вчера вошел к себе в комнату и с удивлением увидал Кудлашку. Я говорю — с удивлением, потому что пес мой всегда спал в виде караульного при лошадях, где бы они ни стояли. При моем входе с зажженной свечкой она подняла голову и так выразительно посмотрела на меня, что я тотчас же поставил свечу на стол и наклонился к собаке. Собака не приподнялась, а только вильнула хвостом. Я приподнял ее и поставил на ноги, но она не удержалась на задних ногах, так ноги у нее были парализованы. Она приползла к моей постели и легла около меня. Я напоил ее и лег сам. Утро улучшения не принесло. Я так огорчен, что смешно сказать. Оставить ее я не могу, — не хватает духу. Когда утром я встал и взял фуражку, чтобы пойти посмотреть на лошадей, Кудлашка завыла и с таким укором посмотрела на меня, что я тотчас же сказал ей:
— Не бойся, не бойся! Не уеду без тебя.
Как угодно, тетя, а я уверен, что некоторые животные понимают, что говорит им человек.
Лошади отдохнули, а Кудлашка больна. Мне было совестно, но я все-таки пошел к доктору. Доктор, по-видимому, удивился, увидав господина с азиатским лицом в европейском хорошем костюме. Я начал речь, затем смутился и в волнении замолчал.
— Успокойтесь сначала, — сказал доктор, посадив меня, — а затем говорите, что вам нужно. Если бы я вам не был нужен, вы не пришли бы ко мне.
Я начал рассказывать, что маленьким был взят врачом в Ургуте.
— Боже мой! Николаем Петровичем?
— Да, да, им.
— Слышал, слышал о вас. Я ведь и покойницу Марию Ивановну знал.
— Ну, теперь мне будет легче говорить с вами. Вот видите, с детства я был оторван от дому и, может быть, вследствие того, что меня воспитала женщина необыкновенной доброты, я сам сделался мягким и страшно привязчивым. К животным я могу тоже привязаться, как к человеку. У меня собака…
Дальше я говорить не мог, и больше ничего не помню…
Когда я очнулся, около меня стоял доктор, и рядом с ним я увидал милое, доброе лицо Кованько. Он пришел в город, чтобы проводить меня, и когда я очнулся, доктор уже знал всю мою историю.
— Ну, Николай Николаевич, как вам угодно, а я вас сегодня из Мерва не пущу. Я теперь понимаю, что, узнав, наконец, место своей родины, вы ослабели, у вас нервы упали.
— Собака, — повторил я.
— Что собака?
— У них в комнате больная собака, — прибавил фельдшер.
Выпив воды и отдохнув, мы втроем пошли ко мне в комнату. Доктор только посмеялся, что его пригласили к собаке, но нисколько не рассердился. Напротив того, в Кудлашке было принято большое участие.
— Еще бы не принять участия, — сказал доктор, — когда вы сами чуть не умираете.
— Я не могу оставить собаку. Нельзя ли мне как-нибудь взять ее?
— Вас я сегодня не пущу, а завтра мы посмотрим, — сказал доктор, садясь на диван. — Ну, а теперь рассказывайте мне, как вы путешествовали.
Доктор оказался милейшим человеком и дал мне рекомендательные письма в Ургут.
Глава XVI
УРГУТ
Туркмены. — Ущелье. — Город. — Текинцы.
Накануне отъезда, я долго разговаривал с доктором.
— Так вы получили фамилию Сартова? — сказал он.
— Да, Сартова, вероятно, потому, что я сарт, — отвечал я.
— Сарт! — проговорил доктор. — Кому же это известно сарт ли вы? Если вы из Зарявшанскаго округа, то вы всего скорее таджик.
— Не все ли это равно?
— Нет не все равно, потому что таджики считают слово «сарт» бранным словом. Ну, да вот приедете домой и узнаете, кто вы.
— Трудно будет узнать. Но все-таки попытаюсь.
В самом деле, тетя, кто же знает наверное, сарт ли я, киргиз ли, таджик ли, афганец ли, или что-нибудь другое? Каким я говорил языком, это тоже никому неизвестно, потому что прежде всего свой родной язык я забыл, и потом говорил по-сартски с своими уличными друзьями сартами, а затем учился у муллы.
Вот и опять я в пути, в дороге. Еду теперь только тихо, все больше по большой дороге, Через три часа останавливаюсь, снимаю Кудлашку, и держу ее в воде минуты по три, а потом опять в путь. Воздух тут так хорош, что, кажется, умереть нельзя.
Мне приходится ехать через степь, где живут кочующие туркмены. Говорят, что главное занятие туркменов состоит из скотоводства, грабежа и ловли невольников. Первое я видел. Я видел громадные стада овец, верблюдов и видел косяки лошадей. Насчет грабежа сказать ничего не могу, потому что меня никто не пытался грабить, а уводить или ловить невольников теперь не очень удобно, потому что русские за этим следят; надо думать, что скоро и от невольничества останутся только одни рассказы.
Опять перебрался я через Аму-Дарью на пароме, который на этот раз тянули всего две лошади. Бедные хвосты! Мне думается, не мудрено так и оборвать их. Кудлашка уже становится на ноги.
Добрался я, наконец, до города Карши, стоящего на речке Кашки, которая, по-видимому, желала добежать до Аму и вылиться в него, но песок выпил ее воду всю, до последней капельки. Карши милый, зеленый городок. По берегу реки устроен в нем бульвар, обсаженный тополями и испещренный цветниками. На этот бульвар собирается по вечерам, когда спадет жар, все местное общество. Туземные жители Карши пользуются репутацией живых и остроумных людей.
Через два дня я буду дома. Что такое за слово «дома»? Нет, тетя, дом мой в Верном под вашим крылышком, и никогда, никогда никого не буду я любить так, как люблю вас. Я хочу только увидать своих, увидать отца или, лучше сказать, узнать: жив ли у меня отец, есть ли у меня братья и сестры, и больше ничего.
Но никого не могу любить я так, как люблю вас, и люблю наш милый дом, наш сад.
Любовь та же привычка. Я это пишу, милая тетя, в ответ на вашу фразу, что, найдя родных, я могу забыть вас. Это меня даже обидело.
