Избранное - Григорьев Николай Федорович (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
грозным сановником вновь переживал Ульянов. На этот раз бродя по
улицам.
И тут же догадался, откуда это противоречие в решении комитета: с
одной стороны, кандидат Ульянов удостаивается за пробный урок по
физике оценок "удовлетворительно" и "достаточно": с другой стороны, он
же к преподаванию физики не допускается... "Все ясно, туман рассеян, -
заключил молодой человек. - Своим грубым давлением сенатор расстроил
намерение профессоров, вот и родилось постановление - ублюдок!" Между
тем за зеленым сукном сидели ученые, которым он, Ульянов, обязан своим
университетским образованием... Да что говорить о нем, скромном
кандидате, - в комитете видные деятели российской науки, и что же:
склоняют головы перед ревизором... Да это же раззолоченный истукан,
господа. Где же ваше достоинство, воспитатели молодежи и творители
наук!
Ульянов решился на шаг смелый и вызывающий: вновь предстать перед
испытательным комитетом, добиться переэкзаменовки по физике. И он
подал в округ прошение.
К попечителю учебного округа не обратился бы: мракобес, самодур.
Но у попечителя есть помощник, облеченный почти столь же высокими
правами; к тому же, по отзывам, человек доступный и справедливый. Да и
не только по отзывам: четыре года назад попечитель Молоствов в
издевательских выражениях пробрал директора Астраханской гимназии
Аристова за его ходатайство о стипендии для мещанина Ульянова, -
помощник попечителя наперекор своему начальнику принял участие в
молодом студенте: сделал что мог - освободил от платы за слушание
лекций.
Речь о Николае Ивановиче Лобачевском. Ему и подал прошение
Ульянов. Добрым предзнаменованием был случай, известный в
университете. Ровно одиннадцать лет назад, с разрешения Лобачевского,
держал экзамен в комитете и провалился студент Лев Николаевич Толстой.
Был он тогда всего лишь худеньким, малоприметным юношей из именитой,
но провинциальной помещичьей семьи.
Провалился, но не струсил: подал новое прошение, и Лобачевский,
обнаружив у просителя серьезный интерес к наукам, наложил резолюцию:
"Допустить к дополнительному испытанию. 4 авг. 1844 г.".
К повторному экзамену по физике (прошение было удовлетворено)
Илья Николаевич готовился особенно тщательно, и 21 апреля 1855 года
кандидат Ульянов вновь на испытании. В присутствии комитета (цитируем
протокол) читал пробную лекцию: "О теориях гальванического тока"
...затем написал рассуждение на заданную от комитета тему о скрытом и
удельном теплороде..." В обоих случаях Ульянов получил твердое
"хорошо". Восторжествовала справедливость: то ли на комитет произвело
впечатление, что проситель явился в сюртуке (взял напрокат) и имел уже
вид учителя; то ли профессора почувствовали неловкость за прошлый раз,
когда в угоду столичному самодуру лишили молодого человека преподавать
физику; то ли, наконец, замолвил об Ульянове слово Николай Иванович
Лобачевский, чуткий к трудолюбивым и талантливым юношам...
Так или иначе, но на этот раз Ульянову выказали особое внимание.
Его пригласили сесть за стол комитета. Застеленный зеленым сукном, с
расположенными на нем массивными, напоминающими серию бастионов,
которые надо штурмовать, чернильницами, - этот стол одним своим видом
порождал мурашки у экзаменующихся. И вдруг - садись среди профессоров!
Еще не успел Ульянов, взволнованный, устроиться в кресле, как
заговорил профессор физики и метеоролог Александр Степанович Савельев.
Ульянов, будучи студентом, помогал профессору на метеорологической
станции университета и сейчас приготовился выслушать от Александра
Степановича, на прощание, благодарность за свой бескорыстный труд. Но
профессор заговорил о другом.
- Перед нами, господа, - сказал Савельев, указывая коллегам на
Ульянова, - молодой, но весьма меня заинтересовавший ученый. Позволю
себе вспомнить о научной работе Ульянова, представленной им на
соискание степени кандидата. Это труд исследователя, зрелый вклад в
астрономическую науку... - Здесь Савельев повернулся к одному из
членов комитета, профессору математики и ученику Лобачевского, Попову:
- Александр Федорович, я не преувеличиваю?
- Ничуть, - отозвался тот. - Мы с вами, Александр Степанович,
помнится, были единодушны в оценке достоинств этого сочинения, как,
впрочем, и остальные господа профессора, коим было поручено дать о
диссертации заключение. Я имею в виду профессоров господ Ковальского,
Вагнера, самого декана Котельникова, Гесса...
- Да, - подтвердил Савельев, - редкое в науке совпадение мнений.
- А в чем дело? - заинтересовались члены комитета. - Вы нас
интригуете! Нельзя ли, Александр Степанович, хотя бы в нескольких
словах о содержании диссертации? - И все повернулись к Ульянову,
который краснел и бледнел от столь исключительного к себе внимания.
Профессор Савельев подумал и сказал:
- Чтобы не растекаться мыслию по древу, как выразился летописец,
прочту заключение Мариана Альбертовича Ковальского...
Выдающийся астроном М. А. Ковальский не только украшал кафедру
Казанского университета - он был известен в ученом мире России, и
мнение его значило немало. Члены комитета в знак уважения к этому
мнению склонили головы, и Савельев прочитал:
- "Сочинение студента 4-го курса господина Ульянова представляет
полное изложение способа Ольберса для вычисления параболической орбиты
кометы Klinkerfues'a 1853 года с дополнениями Энке и Гаусса.
Применение этого способа к вычислению элементов кометы, виденной
простым глазом в прошлом году, и согласие результатов господина
Ульянова с результатами, опубликованными в Astronomischer Nachrichten,
показывает, что господин Ульянов постиг сущность астрономических
вычислений, которые, как известно, весьма часто требуют особых
соображений и приемов. Это сочинение я считаю вполне соответствующим
степени кандидата математических наук.
Профессор астрономии М. Ковальский.
Казань, 14 мая 1854 года".
Члены комитета снова благосклонно обернулись к Ульянову,
похлопали в ладоши, а профессор Попов, присоединивший свою подпись к
отзыву Ковальского, особо обратил внимание на высокий класс
астрономических вычислений вчерашнего студента:
- Наш воспитанник, с одной стороны, и европейские астрономы, с
другой - сошлись в расчетах орбиты небесного тела. Это, господа,
делает честь не только господину Ульянову, но, осмеливаюсь сказать, и
нашей кафедре!
Хлопки повторились, и все заговорили о комете, которая, прочертив
и обагрив небо, вызвала немало тревожных и самых фантастических толков
в народе. Ученые развеселились, делясь курьезами, которые в Казани
всколыхнули застойную общественную жизнь.
Профессор Савельев снова попросил внимания и сказал, что он
намерен предложить Илье Николаевичу Ульянову пересмотреть свое
намерение пойти в учителя.
- Вам, дорогой Илья Николаевич, место в университете для
усовершенствования в научной работе!
- Я... я... - забормотал Ульянов и вскочил с места, как
застигнутый врасплох ученик. - Я... извините, не понял...
- Не волнуйтесь, - дружески улыбнулся Савельев, - у вас есть
время подумать об открывающейся для вас будущности профессора. Я
сейчас, господа члены комитета, обращаюсь к вам в надежде, что вы
соблаговолите поддержать ходатайство, которое я на сей предмет намерен
возбудить в надлежащих инстанциях.
Расходясь после заседания комитета, каждый из профессоров пожал
руку Ульянову, уже как будущему коллеге по работе в университете.
