Книга разлук. Книга очарований - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Не дадут, и не надо, – вот еще.
– Да, – согласился Женя, вздыхая, – вам, девочкам, диплом не важен. А вот нам приходится биться, – без диплома не пойдешь.
– Да я почти все сказала, – вдруг стала оправдываться Шаня – а он так и норовит сбить. Что ж, дивья ему, он больше меня знает. Злючка, противный козел.
Шаня раскраснелась, нахмурилась; ее бойкие глаза зажглись гневом.
– Да, – задумчиво говорил Женя, – эти господа слишком много берут на себя. В прошлом году наш латинист тоже повадился лепить мне двойки. А разве я виноват, что он не умеет преподавать? И дома у меня все удивляются, как такого болвана держат в гимназии.
– И у нас тоже все такие мумии, – недовольным тоном сказала Шаня, – совсем мало симпатичных личностей. Однако, пойдем, что тут сидеть.
Женя проворно вскочил, ловко взял ее книги и пошел по аллее рядом с Шаней. Шаня посматривала на него и любовалась его бодрой и красивой походкой.
– Зайдем в наш сад, Женечка, погуляем, – просительно сказала она.
– Право, Шанечка, – нерешительно начал Женя.
– Ну, хоть на полчасика! – нежно говорила Шаня и заглядывала в его лицо молящими глазами.
– Шанечка, мне домой пора.
– Боишься маменьки? – лукаво спросила Шаня, нагибаясь совсем близко к лицу Жени.
Женя обидчиво покраснел, а румяные Шанины губы дразнили его милой усмешечкой.
– Вовсе не боюсь, а будут беспокоиться.
– Ну, как хочешь, – грустно сказала Шаня и отвернулась.
– Ты, Шанечка, такая прелесть, что тебе ни в чем нельзя отказать, – нежно сказал Женя.
– Ну вот и спасибо, милый Женечка, – воскликнула Шаня, поворачиваясь к нему с радостной улыбкой, – а то некогда! Тюфяк!
Она хлопнула его по пальцам загорелою рукою и с мальчишескими ухватками запрыгала по дорожке.
– За тобой, Шанечка, я готов идти на край света, – только как бы тебе самой не влетело.
– Ну вот, очень я боюсь. Волка бояться – в лес не ходить.
– Видишь, Шанечка, как я тебя слушаюсь: мне бы надо было еще в одно место, а я с тобой иду.
– Какое место? – живо спросила Шаня.
– Да тут гимназист есть больной, из нашего класса. Степанов. Он – бедный. Положим, у меня самого в кармане сегодня не густо, но все-таки… может быть, он нуждается, – не могу же я не помочь!
– Какой ты добрый, Женечка!
Женя самодовольно улыбнулся, но постарался принять равнодушный вид и с медленной важностью промолвил:
– Ну, пожалуйста, – я не люблю комплиментов.
– Но, – робко сказала Шаня, – ведь к нему можно после.
– Это уж решено, Шанечка, – великодушно ответил Женя, – к нему вечером, теперь – к тебе. Я не умею тебе отказывать. Вообще я не люблю подчиняться чьим-нибудь капризам, но ты, Шанечка, другое дело.
– Я – другое дело! – крикнула Шаня, запрыгала и завертела Женю.
– Тише, тише, безумная, ведь здесь люди ходит, – унимал Женя, отбиваясь.
Шаня вытянула руки по швам и замаршировала по-военному.
– Ах, Шаня, когда ты отстанешь от этих манер.
Шаня повернулась к нему с покорной улыбкой.
– Ну, ну, не сердись, не буду. Никогда больше не буду. Евгений Модестович, – шаловливо шепнула она и нежно прижалась к Жене.
Женя быстро огляделся, – никого не видно, – охватил Шаню и неловко, по-детски, чмокнул ее в щеку. Глаза его засверкали. Шаня отодвинулась.
– Что за вольности! – стыдливо шепнула она, поправляя под шляпкой разбившуюся косу, и вдруг весело, но слишком нервно рассмеялась.
Им приходилось видеться крадучись: мать Хмарова считала неприличным для Жени общество мещанской девочки, дочери не очень богатого купца; она приказала сыну прекратить это знакомство. Но необходимость скрывать встречи подстрекала детей, – было им жутко и весело.
Шагов за пять до деревянных ворот сада Шаня остановилась и потянула назад, за кусты, Женю.
Что ты? – спросил он.
– Твоя сестра! – шепнула Шаня.
Сквозь кусты виднелся через улицу забор небольшого сада, над забором – навес пристроенной к нему террасы, а под навесом стояла беленькая девочка лет тринадцати, с капризным и скучающим лицом и слегка вздернутым носом. Она пристально всматривалась в деревья Летнего сада.
– Как тут быть? – говорила Шаня, – с чего это она здесь торчит?
– Ревнует, – объяснил Женя.
Оба они заговорили шепотом.
– Ревнует? Что ты? – недоверчиво переспросила Шаня.
– Очень просто. Мы с ней были дружны; разница лет, конечно, сказывалась, но я все-таки любил ее позабавить. Ты знаешь, я иногда, когда в духе…
– О, да, ты остроумный и любезный.
Женя самодовольно улыбнулся.
– Но теперь ты понимаешь, я думаю только о тебе. Конечно, я иногда захожу к ней, но она мне, признаться, надоедает. Вот она и злится и высматривает. Она еще совершенный ребенок.
– Мы вот как сделаем, – решила Шаня.
Ее глаза засверкали и засмеялись, и она зашептала таинственно, с видом заговорщицы:
– Я пойду мимо вас. Она увидит, что я одна, и успокоится: она же увидит, что я прошла, а тебя еще нет. А ты обеги кругом.
– Ты, Шанька, гений! – восторженно крикнул Женя.
– Ш-ш! зеворот! услышит! – унимала его Шаня, махая на него руками.
– Молчу, молчу, – зашептал Женя. – Ну, я бегу.
Мальчик юркнул в кусты. Шаня прислушалась, постояла, хмуря брови, пока не затих шорох ветвей за ним, и пошла из-за кустов через ворота на улицу.
Маша поджидала ее на своей вышке.
– Послушайте, девочка! – надменно окликнула она Шаню.
Шаня подняла голову и весело засмеялась.
– А! – воскликнула она, – а я думала, это – целая барышня. Ну, слушаю, девочка, – что надо?
– Скажите, пожалуйста, – спросила Маша, обидчиво краснея, – куда пошел мой брат?
– Ваш брат? А кто такой ваш брат?
– Пожалуйста, не притворяйтесь. Вы с ним были сейчас в саду, а он скрылся.
– Ишь ты, глазастая какая! – запальчиво закричала Шаня, покачивая головой, – прыгала бы через забор да и бежала бы за своим братом, а мне как знать, где он.
– Экая мужичка! – уронила Маша, стараясь выразить большое презрение.
– Миликтриса Кирбитьевна! – ответила Шаня и сделала кислую гримасу.
– Как ты смеешь так со мною разговаривать, уличная девчонка! – крикнула Маша.
Шаня прыгала и кривлялась.
– А коли ты такая важная, так и не связывайся с уличной девчонкой! – кричала она. – Футы, ну-ты, ножки гнуты.
– Вот папа скажет твоему отцу, чтоб тебя высекли.
– Ну, ты еще и не посмеешь ничего своему отцу сказать, – тебе самой достанется: зачем на улице базарить! фря курносая!
– Вот погоди, дворник с метлой придет, – сказала Маша, стараясь принять равнодушно-презрительный тон.
– Ай, ай, как страшно! – крикнула Шаня, отбегая, – фискалишка презренная, – забралась на вышку шпионить.
У конца забора Шаня остановилась, сделала Маше нос и крикнула:
– Жди себе братца.
Маша отвернулась, досадливо покусывая тонкие губы. Шаня убежала было за угол, но вдруг вернулась.
– Пока ты собачилась, – крикнула она, – твой брат домой пришел.
В самом деле, кто-то прошел по двору, но кто, Маша не успела заметить: дверь на крыльце уже затворялась. Маша обрадовалась и побежала домой. Но это был только почтальон, а Женя еще не возвращался.
На перекрестке двух улиц, безнадежно пустынных и грязных, Женя и Шаня сошлись, улыбаясь еще издали друг дружке, и остановились среди луж. Шаня передала мальчику разговор с Машей.
– Нажалуется, – пробормотал Женя, нахмурившись.
– Не посмеет.
– Ну да, не посмеет. Она про себя не скажет, не беспокойся, а наболтает, что видела нас вместе. Мать опять молебен отслужит.
– Молебен? – переспросила Шаня и звонко засмеялась.
– Это мы с отцом так называем, – начал объяснять Хмаров, и приунывшее было лицо его опять засияло горделивым сознанием своего остроумия. – Она, видишь ли, начнет сцену: нервы, и все такое. Будет пилить, пилить, точно все это нужно. Ну, отец и говорит: начала молебен петь.
