Легенда старинного баронского замка(Русский оккультный роман, т. XI) - Прибытков Виктор Васильевич (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
После женитьбы отца, моя свадьба отсрочилась еще на два года; мачеха, в надежде изменить его волю насчет наследства, уговорила его не отдавать меня Бруно, пока тому не минет двадцати двух лет, а мне семнадцати, пока он не сделается мужчиной, а не ребенком, говорила она, и стала все более и более разлучать нас, ни минуты не оставляя вдвоем. Бруно писал мне нежные письма и через кормилицу мою доставлял их мне. Как благословляла я позже, и благословляю и теперь судьбу, давшую нам в ней такого верного и мужественного друга. Она же достала мне через своего зятя писаря пергаменту, она устроила тайное хранилище в раме моего портрета. Даже мои мучители не посмели разлучить меня с верной женщиной, которой поручила меня мать моя на своем смертном одре.
Смерть отца, случившаяся совершенно неожиданно, когда мне только что минуло шестнадцать лет, оставила меня беспомощной в руках мачехи и ее родни. Опекун мой, почти одновременно лишившийся своей жены, уехал в Ригу и там, как доходили до нас слухи, неистово играл в карты и в кости, к чему имел давнишнюю страсть. Он вернулся в наше соседство не ранее полугода, совершенно расстроив свое состояние, и я начала замечать, что они о чем-то сговариваются с мачехой, и что речь их идет обо мне. Когда мне случалось входить в комнату, они умолкали, бросая на меня знаменательные взгляды. Вместе с тем, мачеха сделалась ко мне гораздо ласковее, не отказывала мне ни в чем, кроме, однако, возможности видеть Бруно. Прошло уже более месяца с тех пор, как он уехал из замка. Письма его становились все грустней и грустней. Наконец, он написал мне, что отец отправляет его на службу в Швецию, и вместе с тем вызывает Адольфа в замок. „Я боюсь, моя дорогая, — так кончал он свое отчаянное письмо, — что отец задумал женить на тебе Адольфа, чтобы твоими деньгами поправить свои дела; он каждый день ожидает описи всех свободных земель, и мы почти нищие“.
Накануне отъезда Бруно, благодаря кормилице, нам удалось свидеться ночью в парке, я дала ему страшную клятву, что не буду ничьей женой, кроме его, лучше умру.
— Зачем умирать, моя красавица, — утешала мамка меня, горько рыдающую в объятиях жениха, — наш Бруно увезет тебя; у меня есть на примете пастор, который не откажет благословить ваш брак, такой он отчаянный, никаких баронов не боится.
На том мы и расстались, дав слово друг другу писать. Как ни трудно было мне, тогда еще совсем не привыкшей к писанью, а я не пропускала ни одного случая дать о себе весточку моему Бруно, моему дорогому возлюбленному… А теперь, о Господи! его уже нет, нет, я никогда уже более не увижу его…»
— На этом месте рукописи, — заметил Адольф, — несколько строк как будто смыты, должно быть, слезами… никак нельзя было разобрать.
«Сначала мысль о побеге, о бесчестии, которое должно было пасть, благодаря ему, на наше незапятнанное имя, приводила меня в ужас, но мало-помалу я привыкла к ней. Пользуясь благосклонностью мачехи, я выпросила у нее в свою комнату старинную шкатулку с фамильными бриллиантами моей матери, бывшими в описи, так что фрау фон Ротенштадт никак не могла завладеть ими. В той же шкатулке лежало мое маленькое сокровище — триста золотых, давно подаренных мне отцом на приданое. Таким образом, на первое время у нас были деньги, а потом я собиралась броситься к ногам короля, просить его защиты, если б попробовали лишить меня моих прав, им мне дарованных. Обдумывая вместе с кормилицей план о побеге, я совершенно сроднилась с ним, ожидала только приезда Адольфа, чтобы окончательно решить, как мне действовать.
Адольф приехал и с первого же дня начал ухаживать за мной, как за невестой, а женское чутье подсказало мне, что внимание его непритворное. Его юношеская себялюбивая ко мне привязанность готова была превратиться в страстное чувство взрослого.
Однако, в видах справедливости, я должна признать, что Адольф очень изменился в свою пользу, столичное общество отполировало его, исправило от его дикой грубости. Он умел вкрадчиво говорить мне о своих чувствах, уверяя, что нигде не встречал такой красавицы, что я первая женщина, которую он считает достойной носить его знаменитое имя. При других обстоятельствах он мог бы мне понравиться, но образ Бруно, дорогой мне с детства, слишком глубоко запал в мое сердце, и чем настойчивей становился Адольф в своих исканиях, тем более меня отталкивал. Я всякий день собиралась сказать ему, что я невеста его брата, что я люблю Бруно, и всякий день не хватало у меня храбрости подвергнуться его неизбежному гневу. Я слишком хорошо чувствовала в укрощенном львенке прежнего дикого зверя.
В одно утро опекун приехал к нам один, без сына, и неожиданно вошел в мою комнату.
— Не правда ли, — сказал он, — ты умная девочка, Бланка, ты не откажешься носить знаменитое имя баронов фон Ф.
— Это как будет угодно вам, мне решительно все равно, — отвечала я с сильно бьющимся сердцем, чувствуя, что решительная минута приближается, — но мне кажется, что, по завещанию отца, Бруно должен принять одно наше имя, прибавив к нему с разрешения нашего милостивого короля свой баронский титул. Отец не раз объяснял мне, что с него начнется новое поколение баронов фон Ротенштадтов.
— А ты все еще думаешь о Бруно?
— Я дала клятву принадлежать ему одному и ни за что ее не нарушу.
— Бруно сам возвратит тебе слово и освободит тебя от клятвы.
— Ни за что, никогда, я в этом уверена, мы поклялись друг другу в верности страшною клятвою.
— А если я прикажу ему пожертвовать собою ради чести и блеска своего рода, как посмеет он ослушаться? Отцовское приказание разрешает от всяких клятв. Он вдвойне обязан мне повиновеньем — как отцу и как старшему в роде.
Я молчала, обдумывая, как бы убедить его, что если Бруно и откажется от меня, я все-таки не пойду за Адольфа.
— А я думал, Бланка, что ты начинаешь привязываться к Адольфу, — продолжал барон, не дождавшись ответа, — вы все о чем-то толкуете, и так весело смеетесь. Я знаю, что ты ему очень нравишься, а я люблю тебя с детства чуть ли не больше родной моей дочери, мне так приятно будет видеть тебя, Бланка, а не другую хозяйкой моего дома. Соглашайся, дочь моя, скорее! С фрау фон Ротенштадт мы давно порешили, что ты будешь женою не Бруно, а Адольфа.
— Решили без меня, опекун, я же ничьей женою, кроме Бруно, не буду!
— Увидим!
— И скажу это Адольфу при первом свидании. Он слишком горд, чтобы жениться на мне против моей воли.
Барон Адольф III встал, не говоря более ни слова, и вышел из комнаты. Вечером пристала ко мне мачеха, долго уговаривала она меня и лаской и угрозами, я осталась непреклонна. Тогда, к великому моему удивлению, она объявила, что Адольф в самом скором времени уезжает во Францию исполнить какое-то поручение отца.
Когда он приехал к нам проститься, мачеха не позволила мне выходить из моей комнаты, так я его и не видала. Ему она сказала, что я больна, и даже намекнула, что неожиданный отъезд его огорчил меня до головной боли. Проводив его, она пришла ко мне похвастаться своей находчивостью, заставившей вспыхнуть от удовольствия выразительное лицо Адольфа.
— Не понимаю, как можешь ты предпочитать красавцу, которым гордится весь околодок, этого дурака, необразованного Бруно! — прибавила она со злобным смехом.
— Не понимаю и я, зачем вам нужно выдать меня за него и уничтожить тем распоряжение моего отца, а вашего мужа, которому вы обязаны повиноваться по приказанию нашей святой церкви, — сказала я, вне себя от гнева.
Мачеха опять злобно расхохоталась.
— А затем, что свадьба твоя с Адольфом поможет мне выйти за того, кого я любила прежде, чем пошла за старикашку, твоего отца, в надежде, что он обогатит меня, а он оставил мне развалины и ровно столько, чтобы не умереть в них с голоду. Вот как поступил твой отец, а ты хочешь, глупая, чтобы я повиновалась ему и после того, как его, наконец, спровадили на семейное кладбище.
— Но я все-таки не понимаю, как моя свадьба с Адольфом может помочь вам?
