Гибель Петрограда (Фантастика Серебряного века. Том XII) - Толстой Алексей Николаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗

«Что же это? несчастный случай или действительно судьба, оберегавшая товарища от грозной опасности, но он не сумел понять предостережения и ушел в роковое для него плавание? Неужели действительно за человеком стоят невидимые силы и диктуют ему, так поступать?» — тревожно думал я и взглянул на боцмана.

Старик не спускал с меня глаз. «Разве я неправ? Неужели и в будущем не поверишь судьбе?» — говорило его печальное, заплаканное лицо. Я отвернулся от боцмана и в задумался. «Судьба или случай? Судьба или случай?» — неотвязно стучало у меня в мозгу.

Панихида кончилась. Мы подняли покойника и, положив его на доску, поднесли к борту крейсера. Раздался пушечный выстрел, и мы стали медленно выдвигать доску за борт; задержав мгновение, мы немного наклонили ее, и покойник начал сползать, сперва едва заметно, потом все быстрее и быстрее и, наконец, отделившись от доски, грузно упал в море…

Вода быстро сомкнулась над покойником, и только едва заметная зыбь указывала нам место погребения товарища.

Через несколько минут машина крейсера заработала энергичнее, и «Терек» стал быстро удаляться, оставляя покойного Кноринга одиноким среди предательских вод капризного моря.

Мы еще не успели разойтись с палубы и стряхнуть с себя тяжелое впечатление похорон, а уже морские хищники со всех сторон кинулись к умершему и, жадно разрывая толстую ткань, старались скорее добраться до неожиданной добычи.

Спокойнее бирюзовое море казалось таким кротким и ласковым. Невозможно было приставить, что вчера на заре оно яростно кидалось на крейсер, настойчиво требуя себе юной жертвы.

Смерть товарища произвела на меня неизгладимое впечатление, и с тех пор я внимательно прислушиваюсь к таинственному голосу судьбы, всегда следую его указаниям и вот до сих пор спокойно прохожу мой жизненный путь…

Юрий Волин

ЯВЛЕНИЕ СМЕРТИ

— Послушайте, Поль. Что было бы, если бы «Титаник» вдруг начал тонуть?

Я смеюсь.

— У вас, Маргарита, совсем не женское строение ума. Вы любите задавать и разрешать задачи. У вас фантазия романиста.

— Нет, серьезно, — задумчиво говорит Маргарита. — Ночью я видела сон и сегодня весь день продолжаю мысленно развивать картину… «Титаник» медленно опускается на дно. Заметьте, Поль: медленно, плавно, величаво. Мне представилось это во сне совсем не как катастрофа. В катастрофе — внезапность, паника, суета. «Титаник» погружается величественно: спокойно, тихо, красиво… Я пережила прекрасные минуты, Поль, когда любовалась этой удивительной картиной!

— Ну, а люди? Люди, Маргарита! Вы — сами!.. Ведь на нашем пароходе почти две тысячи человек. И так много детей… Так много молодых, еще не живших. Подумайте, что вы говорите, Маргарита! Какой ужас погибнуть здесь, в пустыне океана!

— Нет, Поль! — убежденно возражает Маргарита. — Это торжество. Это высочайшее блаженство. Ведь я уже пережила это и знаю! Пусть во сне, но так явственно, так красочно, какою бывает только правда… Медленно опускался «Титаник». И со всех этажей собрались люди сюда наверх. И лица были ясные, светлые. По-новому блестели глаза, поднятые к небу. Люди взялись за руки — все, от нищего эмигранта до прелестной леди. И хором пели песню… Я никогда не слыхала такой величественной песни и не представляла себе, что человеческая песнь может быть такой божественно-прекрасной. Откуда пришла она ко мне — уму непостижимо. Ведь не могла же я выдумать ее!.. Гимн Богу, природе, океану, смерти… Торжественно-медлительный, как смерть «Титаника»… Хорошо было, Поль!

Маргарита умолкает.

Молчу и я. Молчу… Почему показалось мне, что и я видел тот же сон?..

А огромный шар солнца, еще так недавно смотревший на нас всем лицом, покорно погружается в океан. Еще несколько минут, и океан поглотит золотую шапку, и станет еще таинственней эта безграничная ширь, наш укромный, неосвещенный уголок палубы, и мы двое, в молчании думающие свои странные думы!

Она совсем не похожа на француженку, моя спутница Маргарита Тажиль, хотя одевается с шиком и владеет изысканностью манер истой парижанки. Она серьезна, вдумчива, много читала, много видела, ни о чем не боится говорить и мыслить самостоятельно, смело и парадоксально. Она наблюдательна, любит людей и ничего не ищет в жизни, кроме новых встреч и впечатлений. Она, как я, независима и молода. И так красиво, так просто сложились наши отношения: первая в моей жизни дружба с женщиной.

— Смотрите, Поль. Океан расправляется, потягивается… просыпается. Это он радуется, что ушло солнце.

— А разве океан не любит солнца?

— Я заметила, что не любит, — говорит Маргарита, — солнце стесняет его, связывает его движения. Он иногда улыбается на солнце, но это — усталая, мертвая улыбка. Он оживает, когда небо облачное, или вечером, когда солнце уходит. Он тогда улыбается, ухмыляется, а иногда хохочет веселым хохотом.

— Вы говорите об океане, как о живом существе!

— Конечно. Иначе я его не понимаю…

…Почему меня вдруг охватила тоска?

Девятый час, а ее нет. Придет ли она?.. Сердце сжалось в тоске ожидания… Это так странно для меня, сказавшего себе раз навсегда, что из радостей жизни исключена для меня любовь!

Придет ли она?.. Маргарита еще что-то говорит об океане, но я не слышу ее… Придет ли она?

— Вы чем-то встревожены, Поль? Вы чего-то ждете?

Это спрашивает Маргарита Тажиль.

Сказать ли ей? Но почему нет? Ведь мы — друзья. Пусть она красивая молодая женщина — ведь мы друзья. А в моей маленькой истории нет ничего преступного, ничего нечистого.

— Да, я жду, Маргарита. Я жду Мафалду. Это маленькая итальянка из третьего класса, дочь многолюдной эмигрантской семьи… Она обещала прийти сюда в восемь. Прошло полчаса, Маргарита, полчаса прошло!

Странно смотрит на меня Маргарита Тажиль..

Что это значит? Нет, мне это показалось. Ведь мы с Маргаритой друзья, только друзья, хорошие друзья.

Бежит мальчик из команды. Прямо ко мне. От нее? Конечно, от нее.

На маленьком грязном клочке бумаги тоненьким прыгающим почерком нацарапано два слова. Два маленьких слова среди четырех больших клякс…

— Прощайте, Маргарита! Она зовет меня вниз!

Напрасно Мафалда не поднялась ко мне. Я не люблю опускаться туда, к эмигрантам. Там блекнет радость. Там задыхается любовь.

Я иду медленно.

Как велик наш «Титаник»! Пройти к ней — это миновать добрую половину провинциального города. Больше, гораздо больше! Это пройти два царства, два мира.

Я прохожу боковую гостиную. Вот в правом углу знаменитый английский журналист играет в шахматы с благообразным пастором. Несколько поодаль идет «баккара». На зеленом сукне куча золота и бумажек. За столом блестящее общество: красавец-миллиардер с молодой женой; известный певец, запасшийся славой в Европе и едущий в Америку за долларами; господин с нависшими бровями и проницательным взглядом, может быть, аферист, но выдающийся; отливающая брильянтами демимонденка; огромный угрюмо-спокойный банкомет неопределенного возраста и неопределенной национальности; молодой французский офицер, подскакивающий, весь загорающийся и как-то странно, с болезненной жадностью, взвизгивающий при каждом «ударе», хотя сам в игре не участвует, и еще несколько человек… В левом углу комнаты группа из четырех мужчин, каждым своим движением, а еще больше неподвижностью своей свидетельствующих о том, что они прочно укрепились в жизни, ни за чем не гонятся и ничего не боятся — молча разыгрывают какую-то сложную игру, чуть слышно шелестя картами и скрипя мелками.

Прохожу площадку, где при ярком свете электричества веселая компания молодых людей — мужчин и дам — играет в лаун-теннис, весело хохоча, бегая, как на лугу, и совершенно забыв, что вокруг них океан, непостижимо-огромный, таинственно-молчаливый в этот тихий вечер.