Том 2. Круги по воде - Аверченко Аркадий Тимофеевич (книга жизни .TXT) 📗
— Вы у меня узнаете, как оскорбляться!!
— Чего-с?
Господин вскочил, двинулся на Колю, и Коля сразу увидел, что господин выше его на целую голову…
— За такие оскорбления бьют… — болезненным шепотом вырвалось у Коли.
— Неужели? — иронически протянул вскочивший, расстегивая меховую куртку. — Неужели? А что, если я выдеру сейчас твои красные ушонки и засуну тебя под скамейку, как паршивого зайчонка! А?!
Кто-то из публики, с наслаждением дожидавшейся начала драки, засмеялся.
Мастеровой в издерганной шапчонке восторженно хлопнул себя по животу и взвизгнул:
— Бейтесь, братцы!
Истинный художник — он интересовался не результатом дела, а его процессом…
Двумя звонкими пощечинами прозвенели в ушах Коли Кинжалова незабываемые на всю жизнь слова:
— Красные ушонки… паршивый зайчонок…
Падая в бездну, Коля, сам не зная для чего, схватил господина за руку и жалобно пролепетал:
— Нет… этого я так не оставлю…
Но тот уже странно, устало сгорбился, с оскорбительным равнодушием зевнул в самое лицо Коли и небрежно обратился к кондуктору:
— Конюшенная скоро?
— Сейчас остановка.
Господин стряхнул с себя Колину руку и, насвистывая, направился к выходу.
Цепляясь за меховую куртку, Коля шел за уходящим и плачущим голосом кричал, теряя по дороге остатки рыцарства:
— Нет, вы так не уйдете… Вы меня оскорбили…
— Hy!! — угрожающе обернулся тот. — Что нужно?!
— Вы ругались, вы оскорбляли меня, хорошо же…
Одной рукой Коля держал господина за рукав, а другой неуклюже шарил в смокинге одеревеневшими пальцами бумажник.
— Ага… Вот! Если вы порядочный человек!
Коля вынул карточку и подал ее господину в меховой куртке. Ощущение чего-то невыносимо позорного и скверного стало исчезать, уступив место сознанию, что сейчас Коля думает и поступает, как решительный человек и джентльмен с твердыми правилами.
— Это что еще за комедия?
— Это не комедия… это моя карточка, с помощью которой я вызываю вас на дуэль!
— На дуэ-эль?!
Господин, не читая, потрепал карточкой по пальцам своей левой руки, скомкал карточку, бросил карточку на пол, сказал громко и раздельно:
— Ду-рак!
И вышел на площадку, ловко соскочил потом со ступеньки, еще до остановки вагона.
Коля двинулся вслед за ним и, перевесившись через перила, закричал:
— А, что, испугался, негодяй?! То-то! А то бы я переломал твои кривые ножонки! Трус, трус, подлец!!
Странно: Коля Кинжалов сделал, кажется, все, что полагалось порядочному человеку, но возвращался он к Лизочке со странным и неприятным ощущением высеченного человека…
И она его встретила странно: отдернула руку и нервно сказала:
— Садитесь уж!.. Вон свободное место.
Ехали молча.
Коля пожевал губами, проглотил обильную слюну и непринужденно начал:
— Его счастье, что удрал!.. А то бы…
Потом небрежно улыбнулся:
— Был у меня в Ялте тоже подобный случай, только с более печальным для того человека исходом… Сажусь я тоже таким же родом в трамвай и, представьте…
Коля говорил нарочно громко, чтобы его слышала и посторонняя публика.
— Сажусь я в трамвай и, представьте…
Сосед Лизы, отставной военный, улыбнулся и сказал, обращаясь более к Лизе:
— Жаль только, что в Ялте нет трамвая!
Восторженный мастеровой захохотал. Усмехнулись и другие.
Коля наклонил голову и стал застегивать уже застегнутую пуговицу пальто.
— То есть не трамвай… а этот самый… как его…
— Дирижабль? — подсказал кто-то из угла. Лизочка звонко расхохоталась. Коля насильственно улыбнулся и пошутил:
— Ну вот… вы еще скажите: воздушный шар! Да… сажусь в дилижанс, а он меня ка-ак толкнет! «Извинитесь!» — «Не желаю». — «Извинитесь!» — «Не желаю». — «Ага… не желаете?» Схватил его да в запертое окно — трах! — и выбросил. Двенадцать рублей потом взыскали с меня за разбитое стекло! Хе-хе-хе…
Все сконфуженно молчали.
Толстый купец, сосед Коли, закашлялся и, наклонившись, сплюнул. Плевок описал полукруг, попал на лакированный ботинок Коли и застыл на нем.
Лизочка это видела и заметила, что это видел и Коля. Коля, в свою очередь, чувствовал, что Лизочке известно позорное состояние его ботинка, но вместо того, чтобы потребовать от купца извинения, он потихоньку пододвинул ногу под скамейку и угрюмо, злобно проговорил:
— А то еще был со мной такой забавный слу…
— Ладно, пойдем, — нервно вскочила Лизочка. — Нам здесь сходить.
Коля Кинжалов и Лизочка, съежившись под мелким дождем, молча шли к театру.
Коля ненавидел и театр, и ботинок, и Лизочку, и себя — главным образом себя.
Сзади их кто-то догонял.
Мокрый мастеровой внезапно выпрыгнул из тьмы около электрического фонаря и, подойдя боком к Коле, негодующе и презрительно ткнул пальцем в его щеку.
— Эх, ты! Курица… Туда же… Отчего ты не свистнул ему по уху? Интеллигенты!
Обиженный мастеровой вздохнул и скрылся во тьме.
А Коля оперся плечом об электрический столб и, не стесняясь уже присутствия Лизочки, беззвучно плакал.
Пьяный
По тротуару Невского проспекта шел тихими шагами господин.
Проходя мимо освещенной витрины парикмахерской, он задорно подмигнул парикмахерской кукле, споткнулся о темную тень от фонаря и потом с неопределенной улыбкой на лице остановился посреди тротуара с целью завести часы.
Вынув из кармана дверной ключ, он с трудом продел его в часовое кольцо и, повернув несколько раз, успокоенный, побрел дальше.
В голове у него бродила смутная мысль, что хорошо бы сказать сейчас гревшимся у костра извозчикам какую-нибудь утешительную речь, или поцеловать морду унылой лошади на углу… или спеть что-нибудь такое, от чего все бы плакали.
Господин остановился около чугунного льва перед дверьми какого-то магазина и ласково погладил холодную спину зверя.
— Зазяб, цуцик? Ну, пойдем со мной, дурачок… Ну?
Видя, что лев не обратил внимания на ласковое приглашение, господин вздохнул, схватился за голову и, пошатываясь, побрел дальше.
Господин медленно приближался к ярко освещенному подъезду кафе, и по мере приближения благодушная улыбка на лице его все тускнела и тускнела, давая место недоумению и испугу.
Остановившись недалеко от подъезда, он открыл рот и, смотря в завесу ночи остекленевшими от ужаса глазами, стал прислушиваться к гудению большого дугового фонаря…
— Господи! — прошептал он. — Что же это такое? Гудит!..
К его удивлению, гуляющая публика совсем не обращала внимания на это гудение, проходя мимо с самыми равнодушными лицами.
На душе у господина сделалось тяжело.
Он неожиданно схватил какого-то маленького худого прохожего за руку и таинственно отвел его в сторону.
— Что вам угодно? — спросил тот изумленно.
— Вы… ничего не слышите?
— Ничего. А что?
— Гудит!
— Что гудит?
— Вы слышите?! Гу-у… Это ужасно!
— Что ж такое? Это обыкновенный дуговой фонарь. Но ведь он гудит!!
— Это ничего не значит. Послушайте… шли бы вы спать!
Господин заплакал и, цепляясь за руку прохожего, вскричал:
— Неужели вы это дело так оставите?
— Да какое же дело?
— Гудит! Ах ты, Господи! Гудит, а они идут мимо… Звери… дикари…
Господин подошел к пожилой даме и, взявши ее за голову, наклонил к своему уху.
— Гудит? Слышите? — таинственно шепнул он.
Дама закричала.
— Чего ты кричишь? Легком… мысленная женщина.
— Я позову городового!
— Верно! Может, начальство обратит внимание… Я сам пойду позову городового.
Оставив легкомысленную даму, господин подошел к городовому и стал делать ему рукой таинственные знаки… Он кивал пальцем, моргал глазами, причмокивал и, выпучив щеки, шептал:
— Г. городовой! Г. городовой!!
— Что прикажете?
— Обратите ваше внимание…
— На что, господин?
