Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗

И, не дав никому сказать что-нибудь на это, Хрипач быстро перешел еще раз к другой теме.

А на уроках у Передонова в последнее время, действительно, много смеялись, — и не потому, чтобы это ему нравилось. Напротив, детский смех раздражал Передонова. Но он не мог удержаться, чтобы не говорить чего-нибудь лишнего, непристойного: то расскажет глупый анекдот; то примется дразнить кого-нибудь посмирнее. Всегда в классе находилось несколько таких, которые рады были случаю произвести беспорядок, — и при каждой выходке Передонова подымали неистовый хохот.

[К концу уроков Хрипач послал за врачом, а сам взял шляпу и отправился в сад, что лежал меж гимназией и берегом реки. Сад был обширный и тенистый. Маленькие гимназисты любили его. Они в нем широко разбегались на переменах. Поэтому помощники классных наставников не любили этого сада. Они боялись, что с мальчиками что-нибудь случится. [22] А Хрипач требовал, чтобы мальчики [23] бывали там на переменах. Это было нужно ему для красоты в отчетах.

Проходя по коридору, Хрипач приостановился у открытой двери в гимнастический зал, постоял, опустив голову, и вошел. По его невеселому лицу и медленной походке уже все знали, что у него болит голова.

Собирался на гимнастику пятый класс. Построились в одну шеренгу, и учитель гимнастики, поручик местного резервного батальона, собирался [24] что-то скомандовать, но, увидев директора, пошел к нему навстречу. Директор пожал ему руку, рассеянно поглядел на гимназистов, и спросил:

— Довольны вы ими? как они, стараются? не утомляются?

Поручик глубоко презирал в душе гимназистов, у которых, по его мнению, не было и не могло быть военной выправки. Если бы это были кадеты, то он прямо и сказал бы, что об них думает. Но об этих увальнях не стоило говорить неприятной правды человеку, от которого зависели его уроки. И он сказал, приятно улыбаясь тонкими губами, и глядя на директора ласково и весело:

— О, да, славные ребята.

Директор сделал несколько шагов вдоль фронта, повернул к входу, и вдруг остановился, словно вспомнил что-то:

— А нашим новым учеником вы довольны? Как он, старается? не утомляется? — спросил он лениво и хмуро, и взялся рукою за лоб.

Поручик, для разнообразия, и думая, что ведь это чужой, со стороны, гимназист, сказал:

— Несколько вял, да, скоро устает.

Но директор уже не слушал его, и выходил из зала.

Внешний воздух, по-видимому, мало освежил Хрипача. Через полчаса он вернулся, и опять, постояв у двери с полминуты, зашел на урок. Шли упражнения на снарядах. Два-три незанятых пока гимназиста, не замечая директора, стояли, прислонясь к стене, пользуясь тем, что поручик не смотрел на них. Хрипач подошел к ним.

— А, Пыльников, — сказал он, — зачем же вы легли на стену?

Саша [25] ярко покраснел, вытянулся, и молчал.

— Если вы так утомляетесь, то вам, может быть, вредна гимнастика? — строго спросил Хрипач.

— Виноват, я не устал, — испуганно сказал Саша. [26]

— Одно из двух, — продолжал Хрипач, — или не посещать уроков гимнастики, или… Впрочем, зайдите ко мне после уроков.

Он поспешно ушел, а Саша стоял смущенный, испуганный.

— Влетел! — говорили ему товарищи, — он тебя до вечера будет отчитывать.

Хрипач любил делать продолжительные выговоры, и гимназисты пуще всего боялись его приглашений.

После уроков Саша робко отправился к директору. Хрипач принял его немедленно. Он быстро подошел, словно подкатился на коротких ногах к Саше, придвинулся к нему близко, и, внимательно глядя ему прямо в глаза, спросил:

— Вас, Пыльников, в самом деле, утомляют уроки гимнастики? Вы на вид довольно здоровый мальчик, но «наружность иногда обманчива бывает». У вас нет какой-нибудь болезни? Может быть, вам вредно заниматься гимнастикой?

— Нет, Николай Власьевич, я здоров, — отвечал Саша, весь красный от смущения.

— Однако, — возразил Хрипач, — и Алексей Алексеевич [27] жалуется на вашу вялость и на то, что вы скоро устаете, и я заметил сегодня на уроке, что у вас утомленный вид. Или я ошибаюсь, может быть?

Саша не знал, куда ему скрыть свои глаза от пронизывающего взора Хрипача. Он растерянно бормотал:

— Извините, я не буду, я так, просто поленился стоять. Я, право, здоров. Я буду усердно заниматься гимнастикой.

Вдруг, совсем неожиданно для себя, он заплакал.

— Вот видите, — сказал Хрипач, — вы, очевидно, утомлены: вы плачете, как будто я сделал вам суровый выговор. Успокойтесь.

Он положил руку на Сашино плечо, и сказал:

— Я позвал вас не для нотаций, а чтобы разъяснить… Да вы сядьте, Пыльников, я вижу, вы устали.

Саша поспешно вытер платком мокрые глаза, и сказал:

— Я совсем не устал.

— Сядьте, сядьте, — повторил Хрипач, и подвинул Саше стул.

— Право же, я не устал, Николай Власьевич, — уверял Саша.

Хрипач взял его за плечи, посадил, сам сел против него, и сказал:

— Поговоримте спокойно, Пыльников. Вы и сами можете не знать действительного состояния вашего здоровья. Вы — мальчик старательный и хороший во всех отношениях, поэтому для меня вполне понятно, что вы не хотели просить увольнения от уроков гимнастики. Кстати, я просил сегодня Евгения Ивановича придти ко мне, так как я сам чувствую себя дурно. Вот он кстати и вас посмотрит. Надеюсь, вы ничего не имеете против этого?

Хрипач посмотрел на часы, и, не дожидаясь ответа, заговорил с Сашей о том, как он провел лето.

Скоро явился Евгений Иванович Суровцев, гимназический врач, человек маленький, черный, юркий, любитель разговоров о политике и новостях. Знаний больших у него не было, но он внимательно относился к больным, лекарствам предпочитал диету и гигиену, и потому лечил успешно.

Саше велели раздеться, Суровцев внимательно рассмотрел его, и не нашел никакого порока, а Хрипач убедился, что Саша вовсе не барышня. Хоть он и раньше был в этом уверен, но он считал полезным, чтобы впоследствии, если придется отписываться на запросы из округа, врач гимназии имел возможность удостоверить это [не прибегая к нарочитому осмотру Пыльникова] без лишних справок.

Отпуская Сашу, Хрипач сказал ему ласково:

— Теперь, когда мы знаем, что вы здоровы, я скажу Алексею Алексеевичу, [28] чтобы он не давал вам никакой пощады.]

Передонов не сомневался, что раскрытие в одном из гимназистов девочки, обратит внимание начальства, и что, кроме повышения, ему дадут и орден. Это поощряло его бдительно смотреть за поведением гимназистов. К тому же погода несколько дней подряд стояла пасмурная и холодная, на билиарде собирались плохо, — оставалось ходить по городу и посещать ученические квартиры и даже тех гимназистов, которые жили при родителях.

Передонов выбирал родителей, что попроще: придет, нажалуется на мальчика, того высекут, — и Передонов доволен. Так нажаловался он прежде всего на Иосифа Крамаренка его отцу, державшему в городе пивной завод, — сказал, что Иосиф шалит в церкви. Отец поверил, и наказал сына. Потом та же участь постигла еще несколько других. К тем, которые, по мнению Передонова, стали бы заступаться за сыновей, он и не ходил: еще нажалуются в округе.

Каждый день посещал он хоть одну ученическую квартиру. Там он вел себя по-начальнически: распекал, распоряжался, угрожал. Но там гимназисты чувствовали себя самостоятельнее, и порой дерзили Передонову. Впрочем, Флавицкая, дама энергичная, высокая и звонкоголосая, по желанию Передонова, высекла больно своего маленького постояльца, Владимира Бультякова.

В классах на следующий день Передонов рассказывал о своих подвигах. Фамилий он не называл, но жертвы его сами выдавали себя своим смущением.