Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
— Что ты читаешь, Варвара? — сердито спросил он.
— Что! известно что, — поварскую книгу, — отвечала Варвара.
— Зачем поварская книга? — с ужасом спросил Передонов.
— Как зачем? Кушанье буду готовить, тебе же, ты все привередничаешь, — объясняла Варвара усмехаючись горделиво и самодовольно.
— По черной книге я не стану есть! — решительно заявил Передонов, быстро выхватил из рук у Варвары книгу, и унес ее в спальню.
Черная книга! Да еще по ней обеды готовить! — думал он со страхом. — Того только недоставало, чтобы его открыто пытались извести чернокнижием! Необходимо ее уничтожить, — думал он, не обращая внимания на дребезжащее Варварино ворчанье.
В субботу Передонов собрался идти к исправнику. Этот хоть и не такая важная птица, как предводитель дворянства, — думал Передонов, — однако может навредить больше всех, а захочет, так он же может и помочь своим отзывом перед начальством. Полиция — важное дело.
Передонов вынул из картонки шапку с кокардой. Он решил, что отныне будет носить только ее. Хорошо директору носить шляпу, — он на хорошем счету у начальства, а Передонову еще надо добиться инспекторского места; нечего рассчитывать на протекцию, надо и самому во всем показывать себя с наилучшей стороны. Уже несколько дней назад, перед тем, как начать свои походы по властям, он думал это, да только под руку попадалась шляпа. Теперь же Передонов устроился иначе: он шляпу швырнул на печь, — так-то вернее не попадется.
Варвары не было дома. Клавдия мыла полы в горницах. Передонов вошел в кухню вымыть руки. На столе увидел он сверток синей бумаги, и из него высыпалось несколько изюминок. Это был фунт изюма, купленный для булки к чаю, — ее пекли дома. Передонов принялся есть изюм, как он был, немытый и нечищеный, и съел весь фунт быстро и жадно, стоя у стола, озираясь на дверь, чтобы Клавдия не вошла невзначай. Потом он тщательно свернул толстую обертку, под сюртуком вынес ее в переднюю, и там положил в карман пальто, чтобы на улице выбросить, и таким способом уничтожить следы.
Он ушел. А Клавдия скоро хватилась искать, — и не нашла. Варвара вернулась, узнала о пропаже изюма, и накинулась на Клавдию с бранью: она была уверена, что Клавдия съела изюм.
На улице было ветрено и тихо. Лишь изредка набегали тучки. Лужи подсыхали. Небо бледно радовалось. Но тоскливо было на душе у Передонова.
По дороге он зашел к портному, поторопить его, — скорее бы шил заказанную третьего дня новую форму.
Проходя мимо церкви, Передонов снял шапку, и трижды перекрестился, истово и широко, чтобы видели все, кто мог бы увидеть проходившего мимо церкви будущего инспектора. Прежде он этого не делал, — но теперь надо держать ухо востро. Может быть, сзади идет себе тишком какой-нибудь соглядатай, или за углом, за деревом таится кто-нибудь и наблюдает.
Исправник жил на одной из дальних городских улиц. В воротах, распахнутых настежь, попался Передонову городовой, — встреча, наводившая в последние дни на Передонова уныние. На дворе видно было несколько мужиков, но не таких, как везде, — эти были какие-то особые, необыкновенно смирные и молчаливые. Грязно было на дворе. Стояли телеги, покрытые рогожей.
В темных сенях попался Передонову еще один городовой, низенький, тощий человек вида исполнительного, но все же унылого. Он стоял неподвижно, и держал под мышкой книгу в кожаном черном переплете. Отрепанная босая девица выбежала из боковой двери, стащила пальто с Передонова, и провела его в гостиную, приговаривая:
— Пожалуйте, Семен Григорьевич сейчас выйдут.
В гостиной были низкие потолки. Они давили Передонова. Мебель тесно жалась к стенке. На полу лежали веревочные маты. Справа и слева из-за стены слышались шепоты и шорохи. Из дверей выглядывали бледные женщины и золотушные мальчики, все с жадными блестящими глазами. Из шепота иногда выделялись вопросы и ответы погромче:
— Принес?
— Куда нести?
— Куда поставить прикажете?
— От Ерошки, Сидор Петровича.
Скоро вышел исправник. Он застегивал мундирный сюртук, и сладко улыбался.
— Извините, что задержал, — сказал он, пожимая руку Передонова обеими своими большими и загребистыми руками, — там разные посетители, по делам. Служба наша такая, не терпит отлагательства.
Семен Григорьевич Миньчуков, мужчина длинный, плотный, черноволосый, с облезлыми по середине головы волосами, держался слегка сгибаясь, руки вниз, пальцы грабельками. Он часто улыбался с таким видом, точно сейчас съел что-то запрещенное, но приятное, и теперь облизывался. Губы у него ярко-красные, толстые, нос мясистый, лицо вожделеющее, усердное и глупое.
Передонова смущало все, что он здесь видел и слышал. Он бормотал несвязные слова, и сидя на кресле, старался держать шапку так, чтобы исправник видел кокарду. Миньчуков сидел против него, по другую сторону стола, совершенно прямо, улыбался все так же сладко, а загребистые руки его тихонько двигались на коленях, сжимались и разжимались.
— Болтают невесть что, — говорил Передонов, — чего и не было. А я и сам могу донести. Я ничего такого, а за ними я знаю. Только я не хочу. Они за глаза всякую ерунду городят, а в глаза смеются. Согласитесь сами, в моем положении это щекотливо. У меня протекция, а они гадят. Они совершенно напрасно меня выслеживают, только время теряют, а меня стесняют. Куда ни пойдешь, а уж по всему городу известно. Так уж я надеюсь, что, в случае чего, вы меня поддержите.
— Как же, как же, помилуйте, с величайшим удовольствием, — сказал Миньчуков, простирая вперед свои широкие ладони, — конечно, мы, полиция, должны знать, если за кем есть что-нибудь неблагонадежное, или нет.
— Мне, конечно, наплевать, — сердито сказал Передонов, — пусть бы болтали, да боюсь, что они мне нагадят в моей службе. Они хитрые. Вы не смотрите, что он все болтает, хоть, например, Рутилов. А вы почем знаете, может он под казначейство подкоп ведет? Так это с больной головы на здоровую.
Миньчукову казалось сначала, что Передонов подвыпил и мелет вздор. Потом, вслушавшись, он сообразил, что Передонов жалуется на кого-то, кто на него клевещет, и просит принять какие-нибудь меры.
— Молодые люди, — продолжал Передонов, думая о Володине, — а много о себе думают. Против других умышляют, а и сами-то нечисты. Молодые люди, известно, увлекаются. Иные и в полиции служат, а тоже туда же суются.
И он долго говорил о молодых людях, но почему-то не хотел назвать Володина. Про полицейских же молодых людей он сказал на всякий случай, чтобы Миньчуков понял, что у него и относительно служащих в полиции есть кое-какие неблагоприятные сведения. Миньчуков решил, что Передонов намекает на двух молодых чиновников полицейского управления: молоденькие, смешливые, ухаживают за барышнями. Смущение и явный страх Передонова заражали невольно и Миньчукова.
— Я буду следить, — сказал он озабоченно, на минуту призадумался, и опять начал сладко улыбаться.
— Два есть у меня молоденьких чиновничка, совсем еще желтогубые. Одного из них мамаша, поверите ли, в угол ставит, вот ей-Богу.
Передонов отрывисто захохотал.
Меж тем Варвара побывала у Грушиной, где узнала поразившую ее новость.
— Душенька, Варвара Дмитриевна, — торопливо заговорила Грушина, едва только Варвара переступила порог ее дома, — какую я вам новость скажу, вы просто ахнете.
— Ну, какая там новость? — ухмыляясь, спросила Варвара.
— Нет, вы только подумайте, какие есть на свете низкие люди. На какие штуки идут, чтобы только достичь своей цели!
— Да в чем дело-то?
— Ну вот, постойте, я вам расскажу.
Но хитрая Грушина прежде начала угощать Варвару кофеем, потом погнала из дому на улицу своих ребятишек, причем старшая девочка заупрямилась и не хотела идти.
— Ах ты, негодная дрянь! — закричала на нее Грушина.
— Сама дрянь, — отвечала дерзкая девочка, и затопала на мать ногами.
Грушина схватила девочку за волосы, оттаскала, выбросила из дому на двор, и заперла дверь.
