Колдовской цветок (Фантастика Серебряного века. Том IX) - Шишков Вячеслав Яковлевич (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Пособляй ему, Ванька!
— Ой, больно! идти не могу!
— Ну, стой, садись на меня! — и Ванька, взваливши на спину стонущего брата, направился к лодке, а сзади, — ругаясь, Пахом.
А мыши летучие вкруг так и шныряют, так и кружатся, свищут поганым крылом вкруг голов православных.
— У… вы, нечистая сила, — бормочет Пахом.
— Батько, кого это ты?
— Да вот лешенят этих, вишь, разлетались!
— Это ведь мыши летучие, батько!
— Мал ты и зелен еще! не все ли одно: что в лоб, то и по лбу.
— Ну, вот и лодка; ну те, садитесь, ребята, скорее.
Улегся Петро посредине, Ванька на веслах, поплыли.
Спит Енисей, не шелохнет; огненный столб от луны по реке протянулся и звезды играют в пучине. Купаются весла, а искры от них так и брызжут, так и играют кружки огневые, а сзади словно две ленты серебряных тянутся с лодки.
— Экая ночь-то сегодня лукавая! — молвил Пахом.
Только что кончил, вдруг за рекой как загремит меж утесов, как зашумит, зашумит, — словно кто тысячу камней спустил по откосу, — как булькнет вдруг что-то в реке…
Струсил Пахом:
— Ванька! наляжь посильнее! Леший, должно быть, с утеса сорвался, — опять захлестнет!
Смотрят: а сзади утес вдруг дрогнул, качнулся и вслед им грозит, качаясь, как палец гигантский.
Чертовым пальцем утес тот с поры той зовется, — зовут его так и поныне [39].
Так вот как бывало в старинное давнее время, а ныне уж стало не то: смеется народ, а пусть-ка попробует в лунную ночь побродить по тайге — много увидят!
Василий Анучин
ПОДЗЕМНОЕ ЦАРСТВО
Далеко от плоской земли мшистых тундр, на полдне есть страна.
Там мощно вздымаются к синему небу горные кряжи и миллионы алмазов блистают в их белоснежных коронах, а между ними глубокие долы, где в теснинах мечутся бурные воды — и зияют и холодом веют немые ущелья — обитель злых духов.
Из края в край взнялись горы и нет им конца, как тем волнам, что в бурный день пойдут гулять по лону океана.
Нет конца ни горам, ни волнам и только тундра поглощает их.
Чередой бесконечной катятся волны седые по океану, приходят к тундре, хотят идти дальше — и не могут, и умирают, взбегая на нее.
Одна за другою встают величавые синие горы — и тучи не могут закрыть от них неба, но вот пришли они к тундре и не венчают короны их черных вершин, и тучи высоко повисли над ними. Все меньше и меньше перевалы и только маленькие холмики забегают в тундру и теряются в ней.
Издревле так было и будет до века, ибо в центре вселенной стоит великая тундра и кругом ее горы и волны.
А там, в горной стране, есть край черных утесов.
То, как семья великанов, собравшихся в тихой беседе к костру, сойдутся они и станут в тесный кружок; то, как кочующий род, длинным караваном протянутся вдоль долины и только один забрел в мрачные дебри хмурой тайги и угрюмо стоит одинокий.
И вечною стражей столпились в подножье его мохом поросшие ели, залегли между ними колоды, сгрудились камни, лозы хмелевые тесно сплелись и нет дороги к утесу.
Под сводом задумчивых елей, печалью объятых, таятся угрюмые, смутные тени; беззвучен сумрак холодный; янтарные капли смолы повисли на ржавой коре, да иссохшие хвои беззвучно спадают и тонут во мху.
Но в полночь, когда под чарами добрых духов сна затихает все живущее, вокруг утеса, глухо замирая по дебрям, несутся смутные клики и, вторя им, эхо гудит по пещерам и стонет — то бодрствует стража заветной могилы.
Много веков миновало с тех пор, как неньцы получили повеление Великого духа.
И сказал Великий дух устами шаманов:
— Пусть оставят неньцы страну свою, пусть идут на полночь и они избавятся от великой печали.
Исполнили волю Великого духа неньцы.
Шло время и трижды в белые ризы печали земля одевалась: трижды радостный шум ароматной листвы по лесам разносился, — с листвою четвертой вступили неньцы в страну голубых гор и черных ущелий.
И видят, — вот живут люди сиирты [40], которые не видали человеческой крови.
Бродят люди по горам и вместо оленей пасут стада мамонтов.
И проснулась зависть в сердцах пришельцев и сказали люди неньцы людям спиртам:
— Нас послал Великий дух.
— Пусть будет славно во веки имя его, говорите.
— Великий дух сказал, что вы не умеете ездить на мамонтах, и послал нас, чтобы мы были вместо вас.
— Разве Великий дух не видит, как мы ездим?
— Но неньцы поедут лучше вас.
— Куда же денутся сиирты?
— Пусть они идут на полночь, там есть мамонты еще больше, каждый с гору величиной, и вы будете ездить все на одном.
— Но в той стране нет гор.
— Теперь вы будете жить на равнинах.
— Нет, — сказали сиирты, — эти горы, волей Великого духа, были родиной наших отцов, вот их могилы — мы тоже умрем здесь, а у вас, видно, есть свой недобрый Великий дух. Вы, должно быть, приносите ваши жертвы начальнику нечистых? Оттого и покинули родину ваших отцов.
И мордам голодных медведей стали подобны лица неньцев, затрепетали ноздри, как одежды бегущего против ветра; облились кровью глаза, а уста изрыгнули ругательства.
Ужаснулись сиирты и бежали, взывая к милости Великого духа, но не внял он.
Загудели упругие тетивы, прозвенели певучие стрелы и земля голубых гор в первый раз обагрилась человеческой кровью.
И вопль великий огласил страну и пали сиирты на оскверненную землю и оросили ее слезами и целовали ее.
Удивились неньцы, видя невиданное. А сиирты поспешно собрали жилища, жен и детей, сели на мамонтов и скрылись в дебрях.
Два дня и две ночи бежали неньцы по следам, но догнать не могли.
Горы все круче и круче; лес все темней и темней. Цепкие ветви хватались за одежды и сбрасывали всадников, а маленькие олени неньцев задыхались и падали мертвыми.
Минул день третий, близилась ночь — и прибежали люди в страну, где по вершинам гор стоят великие утесы. Мрачно нахмурились каменные великаны, а над ними нависло черное небо, и не горят по нему зори, — гроза собирается, ибо всегда бывает гроза, когда совершится недоброе дело.
И видят неньцы: направили путь свой сиирты к утесу, что стоит одиноко средь дебрей и пошли неньцы к тому утесу.
Тонули во мраке и дебри, и скалы, и небо. Тихо, только рокот глухой и далекий гудит по горам, словно из тьмы встает, надвигается какое-то страшное чудище, и все живущее, трепеща, притаилось.
Чудище грозно рычит; рычанием полнится тьма и нет места, куда бы укрыться, чтоб не слышать его, — оно проходит бездны и сотрясает землю…
И вот огненной хлябью беззвучно разверзлось черное небо и воспрянуло чудище, и грохот рычаний его, потрясая горы, раскатился от края земли и до края…
Огневые змеи вьются во мраке; неумолчно грохочет рев незримого чудища, а злые духи, думая, что это рушатся горы, ринулись из бездн и ущелий, завыли, застонали и бешено закружились над тайгой. С корнем рвут они столетние сосны, чтобы убить невидимого врага, но не находят его и визжат от страха и ярости и скрежещут зубами и свистят во тьме их крылья.
Огневые змеи раздирают тьму, мигают голубые зарницы и видно было: черная бездна зияет в подножье утеса, в бездну падают тени — то были сиирты.
Много веков миновало с тех пор, как и неньцы покинули страну голубых гор и ушли в тундру, а сиирты и поныне живут в подземельях.
И нет светозарного солнца в их царстве печальном и звуки жизни не нарушают его немой тишины, только капли вод порою падают со сводов и звенят, разбиваясь о камни. А сиирты тоскливо бродят по мертвым немым равнинам подземелья, то соберутся вкруг огня, синего, холодного огня гнилушек, и молчат.