Зияющие высоты - Зиновьев Александр Александрович (читать книги .TXT) 📗
Ибанск занимает почти всю сушу и граничит со всеми странами мира. Эти границы сильно раздражают ибанцев. Но не потому, что их не выпускают за границу. К этому они привыкли, поскольку не привыкли к тому, чтобы их выпускали. Их раздражает то, что на свете есть счастливчики, которые незаслуженно живут за границей. Мы тут вкалываем за гроши, мучаемся, ни черта не видим, а они...!!!
Левые интеллектуалы стали было ломать мозги над тем, где же расположен этот не населенный никем населенный пункт, который сразу граничит со всеми и до всех имеет дело. Но тут выступил слегка обруганный и сильно обласканный ведущий поэт Распашонка и сказал:
Раздумья мрачные гнетут
Незрелый разум мой.
Ибанск - он где? Не там. Не тут.
В твоей кишке прямой.
Вот дает, сказали левые интеллектуалы и понимающе переглянулись. Они еще не догадывались, что их время давно прошло.
ПОГОДА
Мы нэ можым ждат мыластэй ат прыроды, сказал Хозяин. И велел установить в Ибанске самую хорошую погоду с учетом времени года, местных условий и нужд сельского хозяйства. Народ с энтузиазмом взялся за дело. Провели субботник. Выдвинули встречный план. По почину ткачей за полгода до наступления зимы досрочно начали зверские морозы, сменяемые снегопадами и еще более зверскими морозами. Жыт стало лутшэ, жыт стало вэсэлэя, сказал Хозяин. Экономисты подсчитали, что по числу градусов на душу населения ибанцы превзошли Европу и вплотную приблизились к Америке. Хотя экономисты считали не те градусы, философы единодушно заявили, что полюс тепла, как и предсказывали классики, переместился в Ибанск. И ничего не значит, что мы от Америки отстаем. Мы вовсе и не отстаем. Хотя у нас градусов на душу населения меньше, чем у них, наши градусы работают лучше, ибо они служат не эксплуататорам, а трудовому народу.
Когда Хозяин сдох, перегибы в области погоды исправили. Мы не могем ждать милостей от этой... как ее... вашу мать... я и говорю, от природы, сказал Хряк. Пора за Америку браться. Кукуруза тепло любит. И установили зверскую жару, сменяемую суховеями и еще более зверской жарой. Все шубы ибанцы продали за границу, а вместо мяса стали питаться бананами.
После того, как Хряка скинули, сама собой установилась нормальная слякотная погода, сменяемая проливными дождями, переходящими то в снег, то в мороз.
ПЕРИОДИЗАЦИЯ
История Ибанска распадается на три неравные половины. Первую половину образует период Потерянности. Это - самая большая половина. В этот период часть ибанцев сидела в лагерях, другая их сторожила, третья ковала кадры для первой и второй. А все вместе они успешно строили изм. Этот период подробно описан в книгах Правдеца. Этих книг в Ибанске никто не читал, так как в них все неправда. Правдец, например, утверждает, что в этот период за дело справедливо пострадало пятьдесят миллионов ибанцев, тогда как по данным самих Органов их было всего сорок девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять человек.
Вторую половину образует период Растерянности, называемый в западной исторической литературе Случайным Растерянсом. Это - самая маленькая половина. Этот период отчасти описан в книге Двурушника, которую в Ибанске тоже никто не читал.
Третья половина - период Процветания. О размерах его пока трудно судить, поскольку он еще только начался. Но, судя до всему, он может превзойти первые два во всех отношениях. Описывать этот период уже некому, так как Правдеца выгнали, Двурушник сбежал сам, деятелей Срамиздата посадили. И хотя Двурушник пророчески заявил, что свято место не бывает пусто, это пророчество оправдывается пока лишь в отношении мест не столь отдаленных.
Сложность периодизации ибанской истории связана с тем обстоятельством, что третий период начался с одной стороны и не начался с другой стороны, точнее говоря, он начался снизу и еще не начался сверху. Ибанский народ, за исключением самого высшего начальства, уже вступил в третий период. Он готов ко всему и удивляется, что нет команды свыше начинать. А высшее начальство не приказывает. Оно живет иллюзиями второго периода и пытается сделать по-хорошему. Но разве с нашим народом по-хорошему можно? Начальство ведь терпит-терпит, да и разгневается, что не получается по-ихнему. Подраспустили кое-кого. Начальство пониже терпит-терпит, да и скажет свое решительное слово.
Короче говоря, роли не играет, что произойдет на самом деле, сказал Болтун. Важно, с каким сознанием живет ибанский интеллектуал. А он думает так. Либерализм кончился. Старое руководство вот-вот скинут. Новое обвинит старое в слишком либеральном отношении к оппозиции и в заигрывании с Западом. Одним словом, спасайся, кто может. Ибанские интеллектуалы не верят в просвет впереди, и поэтому его не будет. Его не будет независимо от намерений начальства. Его не будет вследствие того, что уже произошло. А то, что возможно, не может предотвратить последствий случившегося. Будущее не исправляет прошлого. Самое большее, на что оно способно, это - стать приличным прошлым. Но это уже касается будущих поколений, которые сейчас еще только учатся ходить.
ЧАС ТРЕТИЙ
На каникулы Крикун поехал в деревню. В это время как раз начали крестьян загонять в дармахозы. Загонять, разумеется, добровольно. Уполномоченный произнес речь, в которой обрисовал земной рай ближайшего будущего деревни. Записались все, кто не успел сбежать. Ну как, мужики, спросил полупьяный уполномоченный, не жалко расставаться со старорежимной жизнью? Говорите откровенно - не бойтесь. Мужиков в деревне почти не осталось, но уполномоченный и баб из уважения называл мужиками. Себя-то не жалко, сказал Отец. Все одно погибать. Скотину вот жалко. Ни за что пропадет. И Отца забрали. Его тут же увели с собрания за антиибанскую агитацию. И никто за него не заступился. И Крикун понял азбучные истины бытия. Если начальство думает, что делает тебе добро, оно на самом деле делает тебе добро. Начальство не делает зла. И если оно милостиво разрешает тебе быть чуточку против, именно в этот момент оно больше всего хочет, чтобы ты был за. Самый ненавистный враг для начальства тот, кто осмелится воспользоваться свободой, дарованной ему самим начальством. Если начальство разрешает то, что оно не хочет разрешать, то это есть самая сильная форма запрета. И Крикун после этого никогда не верил в официальные разрешения. И еще Крикун понял, что человек всегда остается один, если вздумает стать человеком. Его уже не защитит никто. Он должен тогда надеяться только на самого себя, Или ни на кого.
Верст пять бежал плачущий Крикун за телегой, в которой пьяные начальники увозили трезвого, тихого, доброго, умного Отца, не сделавшего никому зла и до самозабвения жалевшего безответную скотину. Когда он пошел обратно домой, в соседней деревне его окружила группа мальчишек с намерением избить как слабейшего, по обычаю предков. Крикун пришел в неистовство. Он так избил всех десятерых, что родители избитых пожаловались в район и потребовали отправить хулигана в исправительную колонию. Яблочко от яблоньки недалеко падает, говорили они.
МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ
Когда Двурушник начал писать книгу о периоде Растерянности, перед ним встал вопрос о методе исследования и изложения. И он обнаружил следующее.
Жизнь ибанцев бедна событиями и ничтожна по душевным переживаниям. Конечно, и здесь иногда случаются из ряда вон выходящие события. Например, землетрясения, авиационные катастрофы, эпидемии поноса, засухи, падежи скота, верхушечные перевороты в сфере власти и справедливые наказания мыслящих. Иногда здесь даже появляются инакомыслящие в результате тлетворного влияния Запада, и их искореняют в зародыше. Иногда... Но ибанцам ни о чем подобном не говорят. Зачем такими пустяками омрачать их светлые и радостные трудовые будни! Из душевных переживаний ибанцам разрешается только радоваться успехам, благодарить за заботу и восторгаться мудростью руководства. Так что средства обычной художественной литературы не пригодны в качестве метода описания ибанской жизни. Сам факт существования великой художественной литературы есть показатель того, что в самой реальности есть нечто такое, что пригодно быть предметом ее внимания. Если в стране нет великой художественной литературы, это не означает еще того, что в стране нет талантов или что начальство зажимает таланты и не дает возможности развиться настоящей литературе. Это скорее всего означает, что в стране просто-напросто нет ничего такого, описание чего дает настоящую литературу даже со сравнительно слабыми талантами и сильными запретами. Страшно не столько то, что не дают писать, сколько то, что не о чем писать. О чем писать? О профсоюзном или партийном собрании? О стоянии в очередях? О хлопотах по поводу квартиры и надбавки к зарплате? О поисках знакомых, которые помогли бы при поступлении сына в институт?
