Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф (онлайн книга без .TXT) 📗
“Он красив”, - подумала Герда. У профессора было длинное лицо и подбородок, на котором красовалась ямочка. Его колени не помещались под круглую столешницу с пятнами. Мрамор стола был поцарапан и проржавел, став таким же грубым, как шифер. Маленькая полоса вырезанной латуни овивала кусок мрамора, и Герде было неудобно наклоняться, чтобы говорить с профессором Болком, так как кусок латуни больно давил на ее тело.
- Я могу помочь вашему мужу, - сказал профессор Болк. У его ног стоял портфель с золотой пряжкой и с ручками-полукольцами. Герда подумала, что все не может быть настолько просто. Профессор Болк пришел к двери их коттеджа с этой черной сумкой и провел несколько часов наедине с Эйнаром. Она сказала себе, что это не сработает, но ей хотелось (очень хотелось!) поверить в это так же, как и в то, что втирая достаточное количество масла из мяты в больную ногу, Карлайл излечил бы ее. Что если бы Тедди Кросс сидел на солнце достаточно долго, то смог бы выжечь свою болезнь из костей.
- Но когда я закончу, он не будет вашим мужем, - продолжал профессор Болк, открывая сумку. Он вытащил книгу, обтянутую зеленой обложкой с блестками. Кожа переплета потерлась и износилась, как подлокотники старого читального кресла.
Профессор Болк нашел нужную страницу и поднял глаза, встретив взгляд Герды, старавшейся не обращать внимания на биение сердца в груди. На странице в книге была диаграмма человеческого тела, демонстрирующая как скелет, так и органы, пересекавшиеся параллельными линиями. Эти линии напомнили Герде одну из карт местности Парижа и окрестностей Бедекера, которые Карлайл использовал, приехав во Францию в первый раз.
- Человек на диаграмме представляет собой среднего взрослого мужчину, - пояснил профессор Болк. Руки нарисованного человека были разбросаны, а его гениталии висели, как виноград на лозе. Страница был смята и исписана карандашами.
- Как видите, - сказал профессор Болк, - мужской таз - это полость. Снаружи висят половые органы. В тазу нет ничего особенного, кроме линий кишечника, которые могут быть перегруппированы.
Герда заказала второй кофе и внезапно почувствовала желание купить блюдо с четвертинками апельсинов. Что-то заставило ее вспомнить о Пасадене.
- Мне любопытно узнать таз вашего мужа, - сказал профессор Болк. “Это странно“, - подумала Герда, но профессор Болк ей нравился, и она внимательно слушала его, когда он рассказывал ей о своей жизни. Он учился в Вене и Берлине, в госпитале Шарите, где был одним из немногих мужчин, когда-либо разрабатывавших специальности, относящиеся как к хирургии, так и к психологии. Во время войны он был молодым хирургом, ноги которого все еще росли и чей голос не упал до его окончательного тембра баса. В то время он ампутировал более пятисот конечностей, если считать все пальцы, которые он отрубил ради спасения рук, полуразрушенных гранатами. Болк работал в палатках, двери которых дрожали от ветра и взрывов бомб, принося в жертву ногу, но спасая человека. Каретами скорой помощи служили деревянные носилки для мужчин с раздутыми животами. Они доставляли полуживых солдат на операционный стол профессора Болка, еще мокрый от крови предыдущего пациента. Впервые Болк столкнулся с пациентом, превращенного в открытый моток кишок с середины тела. Болк не знал, что делать. Но человек умирал, а солдаты взирали на его голову и просили Болка о помощи. Газовые баки были почти пусты, и усыпить этого человека полностью не было возможности. Болк положил лист марли на лицо молодого человека и принялся за работу. Была зима, град забрасывал палатку; факелы метались а трупы были сложены, как дрова. Болк решил, что если он сможет разобраться в достаточном количестве кишечника - печень и почки были в порядке - то, может быть, мальчик выживет, хотя никогда больше не сможет ходить в туалет по-большому. Кровь просочилась в рукава Болка, и в течение часа он не поднимал марлю с лица юноши. Хотя парень был без сознания от боли, Болк знал, что ему не хочется увидеть предсмертную агонию на веках раненого. Он шил осторожно, не поднимая взгляд дальше сшиваемого участка. Когда Болк был мальчиком, он резал свиней, но внутри солдата не было ничего похожего на борова - теплого, скользкого и плотного.
Когда ночь сгустила свои краски, а обстрел закончился, но морозный дождь пошел сильнее, Болк начал растягивать то, что осталось от солдатской кожи, поверх раны. Медсестра фройляйн Шеперс стояла окровавленном фартуке. Пациентку, которую она посещала, рвало собственными внутренностями, а затем сразу же умерла. Медсестра остановилась на полминуты, чтобы утереть лицо, а затем присоединилась к Болку. Вместе они растянули кожу солдата от его грудины до лоскутов, висящих над тазом. Фройляйн Шеперс соединила плоть вместе, поскольку Болк пропустил через солдата шнур, более толстый, чем шнурок, и натянул кожу так же крепко, как холщовые сиденья разваливающихся табуретов в палатке с дымоходом, служившей им столовой.
Молодой человек прожил достаточно долго до того, как его погрузили в грузовик скорой помощи с полками для пациентов. Эти полки заставили Болка вспомнить грузовики для хлебобулочных изделий, доставлявших ежедневные буханки, которыми он обедал, будучи бедным студентом-медиком, преисполненным решимости стать таким врачом, каким восхищалась бы вся Германия.
- Пятьсот конечностей и пятьсот жизней, - подытожил профессор Болк в кафе на улице Сент-Антуан, - говорят, что я спас пятьсот жизней, хотя я не могу быть в этом уверен.
Снаружи листья прилипли к верхней ступеньке входа в метро, и люди поскальзывались на них, хотя всем удавалось поймать зеленый медный поручень как раз вовремя. Но Герда смотрела, ожидая, что кто-то их них все-таки упадет и поранит руку. Герда не хотела этого видеть, но знала, что это случится.
- Когда я смогу встретиться с вашим мужем? - спросил профессор Болк.
Герда подумала об Эйнаре, стоявшем на ступеньках Королевской академии изящных искусств. Даже в том возрасте, - а ведь он был уже профессором, ради всего святого! - Эйнар был похож на
