Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф (онлайн книга без .TXT) 📗
Некоторое время Герда сожалела, что Эйнар забросил свою карьеру. Многие его картины висели в квартире в красивых рамках. Они были постоянным и иногда печальным напоминанием об их перевернутых жизнях. Так было, по крайней мере, для Герды. Эйнар никогда не признавался, что скучает по жизни художника. Но Герда иногда скучала по нему, и ей было трудно понять, как человек, потративший всю свою жизнь на рисование, может просто остановиться. Она предположила, что его старое стремление - необходимость превратить холст в совокупность идей и страхов, - теперь воплотилось в Лили.
***
Через год после переезда Герды и Эйнара в Париж Ханс начал продавать картины с Лили. С появлением журналов имя Герды воспарило в Париже: в кафе вдоль бульвара Сен-Жермен, в салонах, где художники и писатели лежали на коврах из зебры, попивая дистиллированные ликеры из желтых слив. Герда пыталась держаться подальше от их круга, который собирался ночью на двадцать седьмой улице Де Флюса. Она относилась к ним с подозрением, и они это знали. Их ночные сплетни о том, кто из художников был или не был современным, не интересовали Герду. Она знала, что в их обществе остроумия и пустоты нет места для Лили и Эйнара. Но спрос на картины с Лили продолжался, и как только Герда почувствовала, что не успевает писать, у нее появилась идея. Она рисовала Лили в полях люцерны в сельской Дании. Позируя для такой картины, Лили стояла в студии, уперев руки в бедра. С портретом Лили Герда управлялась достаточно легко, хотя ей приходилось воображать на лице Лили мягкий датский солнечный свет, но фон поля с травой, растущей заспиной Лили, не очень интересовал Герду. Чтобы правильно нарисовать траву и далекие озера, Герде понадобилось бы несколько дней. Сначала должен был высохнуть горизонт, затем озера, затем первый слой травы, затем второй и третий.
- Ты не хочешь закончить это для меня? - однажды спросила Герда Эйнара. Стоял май 1929 года, и Эйнар отсутствовал весь день. Он вернулся в квартиру, сказав, что провел день в местечке Вогезы.
- Смотрел, как дети играют с воздушным змеем.
Он выглядел особенно худым в своем твидовом костюме и с пальто в руках.
- Все в порядке? - спросила Герда, развязывая ему галстук. Затем она пошла приготовить себе чашку чая. В плечах Эйнара Герда увидела печаль, новую меланхолию, которая была намного чернее, чем все, что Герда видела прежде. Они сжались. Его руки были холодными и безжизненными.
- Я не успеваю. Почему бы тебе не начать писать некоторые мои фоны? Ты лучше меня знаешь, как должно выглядеть поле люцерны.
Эйнар подумал об этом, сидя с Эдвардом VI на коленях. Его рубашка была помята, рядом с ним на столе стояла тарелка с грушами.
- Думаешь, я смогу? - спросил он.
Она провела его в свою мастерскую, и показала полузаконченный портрет.
- Я думаю, что на горизонте должно быть озеро с чайками, - сказала она.
Эйнар уставился на недорисованную картину. Он смотрел на нее безучастно, словно не узнавал девушку, изображенную на ней. Затем понимание медленно наполнило его глаза.
- Кое-чего нехватает, - сказал он, - да, должно быть озеро, а также одна ива, растущая у берега ручья. И, возможно, дом. Слишком далеко, на горизонте. Просто обозначь его как бледно-коричневое пятно. Но, возможно, там будет ферма.
Большую часть ночи Эйнар провел с картиной, пачкая краской рубашку и брюки. Герда была рада снова увидеть его за работой. Она уже начала думать о других картинах, которые могла бы разделить с Эйнаром. Даже если это означало, что Лили будет меньше появляться днем, Герда хотела, чтобы Эйнар работал. Готовясь ко сну, она слышала из своей мастерской звон стеклянных бутылок с краской. Она не могла дождаться утра, чтобы позвонить Хансу и сказать, что Эйнар снова пишет; что она нашла способ создавать еще больше картин с Лили.
- Ты никогда не поверишь, кто мне помогает, - скажет она.
Воспоминания трехлетней давности о Хансе на северном вокзале снова вернулись к ней. Это было, когда они с Эйнаром впервые приехали в Париж и записали в своей книжке лишь несколько адресов. Ханс ждал их на вокзале, в шубе из верблюжьей шерсти, словно бежевая колонна в толпе черной шерсти.
- Все будет хорошо, - заверил он Герду, целуя ее в щеку.
Ханс обхватил обеими руками шею Эйнара и поцеловал его в лоб. Он отвез их в гостиницу на левом берегу, в нескольких кварталах от Школы Изящных искусств, затем поцеловал их на прощание. Герда вспомнила, что Ханс встретил их с распростертыми объятиями, а затем быстро исчез. Она смотрела, как его голова исчезла за дверью в фойе. Должно быть, Эйнар испытывал то же разочарование, что и Герда.
- Ты думаешь, Ханс не хотел, чтобы мы приезжали? - спросил он. Герда тоже задавалась этим вопросом, но напомнила Эйнару, насколько Ханс занят. По правде говоря, она чувствовала серьезное недовольство Ханса в его позе, - такой же прямой и стальной, как одна из колонн, поддерживающих крышу станции.
- Ты думаешь, мы слишком датчане на его вкус? Слишком провинциальные? - спросил Эйнар, и Герда, которая посмотрела на своего мужа с карими глазами и дрожащими пальцами, с Эдвардом VI на руках, ответила:
- Это он. А не мы.
В отеле они заняли две комнаты, отделанные красным, одна из которых имела занавешенную нишу. Фактотум** с гордостью заявил, то Оскар Уайльд провел в этом номере свои последние две недели своей жизни.
- Он находился в нише, - сказала владелица с опущенным подбородком.
Герда не обратила внимания на эту историю. Она казалась слишком удручающей и давила на Эйнара. Они жили в этих двух комнатах в течении нескольких месяцев, пока искали квартиру. Через несколько дней отель с его обоями и пятном ржавчины в раковине, словно от кровотечений, стал скучным. Эйнар настоял на том, чтобы заплатить за жилье, не дотягивающее до лучших квартир, имеющихся в отеле “Рейн” или “Эдуард VII”.
- Там действительно не придется терпеть, - сказала Герда, предложив ему более роскошную обстановку, возможно, вид, и приличную горничную, которая подает вечерний кофе.
- Ты действительно терпишь? - спросил Эйнар, заставив Герду бросить эту тему. Пока они путешествовали, Герда почувствовала напряжение между ними.
В углу номера стояла небольшая
