Гигиена убийцы. Ртуть (сборник) - Нотомб Амели (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗

– Ну и что же такое вы вдруг поняли, чем вам загорелось поделиться со мной?

– Я хотел вам сказать, что это был крайне неприятный момент.

– И все?

– Вам этого мало?

– Как? Больше вам нечего мне сказать? Восемьдесят три года до вас доходило то, что каждый знает с рождения!

– А я вот не знал. Только когда сам едва не загнулся, понял, какой это ужас, – нет, не сама смерть, о ней ведь никому из нас ничего неведомо, но расставание с жизнью. Очень, очень неприятный момент. Может быть, другие люди живут с этим знанием, а у меня его не было.

– Вы издеваетесь надо мной?

– Нет. До сегодняшнего дня умереть для меня значило умереть – и все. Ни хорошо, ни плохо – просто больше не быть. Я не сознавал разницы между этим небытием и самим моментом смерти, невыносимо жутким. Да, странное дело: смерти я по-прежнему не боюсь, но отныне меня будет бросать в холодный пот при мысли о расставании с жизнью, пусть даже это длится одно мгновение.

– Так вам теперь стыдно?

– И да и нет.

– Черт побери! Вы и вправду хотите еще попресмыкаться?

– Подождите, я вам объясню. Да, мне стыдно, что я подверг этому Леопольдину. С другой стороны, мне хочется верить или, по крайней мере, надеяться, что для нее было сделано исключение. Дело в том, что я всматривался в ее лицо во время ее короткой агонии и не заметил на нем даже тени страха.

– Вот это мне нравится: вы тешите себя иллюзиями, чтобы успокоить свою совесть.

– Плевать мне на совесть. Тут стоит вопрос иного, высшего уровня.

– Бог мой!

– Вы сами произнесли это слово: да, быть может, Бог дарует редким, исключительным существам расставание с жизнью без мук и страха, восторг счастливой смерти. Я думаю, это чудо и познала Леопольдина.

– Послушайте, ваша история и без того достаточно гнусная – вы хотите вдобавок сделать ее смешной, приплетая Бога, восторг и какие-то чудеса? Уж не думаете ли вы, что совершили некое мистическое убийство?

– Я в этом уверен.

– Вы законченный псих. Вашей больной голове невдомек, чтo такое убийство без всякой мистики? Хотите знать, что происходит со свежим трупом сразу после смерти? Мочеиспускание, да-да, и опорожнение прямой кишки.

– Вы омерзительны. Прекратите ломать комедию, мне от вас тошно.

– Ах, вам от меня тошно? Убивать людей – это ничего, зато мысль, что ваши жертвы писают и какают, вам невыносима, да? Верно, мутная вода была в вашем озере, если, нырнув за телом кузины, вы не увидели, как всплывает содержимое ее кишечника.

– Замолчите, ради бога, сжальтесь!

– Сжалиться? Над кем? Над убийцей, который зажимает нос от естественных последствий своего преступления?

– Я клянусь вам, клянусь, что все было не так, как вы говорите!

– Да ну? У Леопольдины не было мочевого пузыря и кишок?

– Были, но… все было не так, как вы говорите.

– Скажите лучше, что эта мысль вам претит.

– Да, эта мысль мне претит, но все было не так, как вы говорите.

– Вы так и будете повторять одно и то же до конца своих дней? Лучше объясните толком.

– Увы, я не могу толком объяснить мою убежденность, но я точно знаю, что все было не так, как вы говорите.

– Знаете, как называется такого рода убежденность? Самовнушением, вот как.

– Мадемуазель, так мы с вами никогда не поймем друг друга; вы позволите мне рассмотреть вопрос под другим углом?

– Вы уверены, что есть другой угол?

– Имею слабость так думать.

– Ладно, валяйте, если на то пошло.

– Мадемуазель, вы когда-нибудь любили?

– Ну, дальше ехать некуда! Это что, рубрика «Сердечная почта»?

– Нет, мадемуазель. Если бы вы любили хоть раз, вы знали бы, что это совсем другое дело. Бедная, бедная Нина, вы никогда не любили!

– Вот только не надо со мной сюсюкать! И потом, не называйте меня Ниной, мне от этого не по себе.

– Почему?

– Не знаю. Слышать свое имя в устах убийцы, вдобавок похожего на свинью, – в этом есть что-то гадкое.

– Жаль. А мне так хочется называть вас Ниной. Чего вы боитесь, Нина?

– Ничего я не боюсь. Вы мне просто противны. И не называйте меня Ниной.

– Как жаль. Мне просто необходимо называть вас по имени.

– Почему?

– Бедняжечка вы моя – взрослая, тертая, а в некоторых вопросах – сущее дитя новорожденное. Вы не знаете, что это значит, когда хочется называть кого-то по имени? Думаете, весь род человеческий вызывает у меня такое желание? Нет, детка. Если чье-то имя просится на язык из глубины души, значит этого человека любишь.

– ?..

– Да, Нина. Я люблю вас, Нина.

– Может, хватит пороть чепуху?

– Это правда, Нина. Во мне шевельнулось предчувствие некоторое время назад, потом я решил было, что ошибся, но нет, я не ошибся. Это я и хотел вам сказать, когда умирал. Наверно, я не смогу больше жить без вас, Нина. Я вас люблю.

– Очнитесь, не сходите с ума.

– Я никогда не был так разумен.

– Вам это не к лицу.

– Не важно. Каков я – это больше не имеет значения, я весь ваш.

– Перестаньте блажить, господин Тах. Вы меня вовсе не любите, и я это знаю. Во мне нет ничего, что могло бы вам понравиться.

– Я тоже так думал, Нина, но моя любовь выше всего этого.

– Ради бога, не говорите, что вы полюбили меня за мою душу, а то я зарыдаю от смеха.

– Нет, моя любовь еще выше.

– Что-то вы вдруг так высоко воспарили.

– Неужели вы не понимаете, что истинная любовь не знает критериев?

– Нет.

– Как жаль, Нина, и все же я вас люблю, со всею тайной, что кроется в этом глаголе.

– Постойте, я поняла! Вы ищете достойный финал к роману, да?

– Если бы вы знали, до чего мне этот роман стал безразличен в последние несколько минут!

– Не верю. Эта незавершенность не дает вам покоя. Вы были убиты, узнав, что между вами и мной нет никакой связи, вот и сочинили ее сами на скорую руку, выдумав какую-то внезапную любовь. Вам так невыносимо отсутствие значимости, что вы способны на самую чудовищную ложь, лишь бы притянуть за уши глубокий смысл там, где его нет и быть не может.

– Какое заблуждение, Нина! Любовь вообще не имеет смысла, именно поэтому она священна.

– Нет уж, на ваши словеса я не куплюсь. Вы никого не любите, кроме мертвой Леопольдины. И не стыдно вам предавать единственную любовь вашей жизни, держа передо мной эти заведомо лживые речи?

– Я вовсе не предаю ее, наоборот. Своей любовью к вам я доказываю, что Леопольдина научила меня любить.

– Софизм.

– Это был бы софизм, не будь любовь подвластна иным законам, чуждым законам логики.

– Послушайте, господин Тах, пишите всю эту чушь в своем романе, забавляйтесь на здоровье, а я вам не подопытная свинка.

– Нина, я вовсе не забавляюсь. Любовь существует не для забавы. Любовь – чтобы любить, и только.

– Как вдохновляюще.

– Да-да. Если бы вы могли постичь смысл этого глагола, вы вдохновились бы, Нина, как вдохновлен сейчас я.

– Оставьте ваше вдохновение при себе, прошу вас. И перестаньте называть меня Ниной, иначе я за себя не отвечаю.

– Не отвечайте за себя, Нина. Позвольте только любить вас, если вы сами не способны полюбить меня в ответ.

– Полюбить? Вас? Только этого не хватало. До какого надо дойти извращения, чтобы вас любить!

– Дойдите до извращения, Нина, вы так меня осчастливите.

– Я бы себе не простила, если бы осчастливила вас. Меньше всех людей на земле вы достойны счастья.

– Не могу с вами согласиться.

– Естественно.

– Я безобразен, я зол и подл, я, может быть, самый гадкий человек на свете, и все же у меня есть одно редкое достоинство, столь драгоценное, что за одно это я достоин любви и счастья.

– Постойте, я угадаю: скромность?

– Нет. Я сам назову мое достоинство: я умею любить.

– И за этот высший дар я должна омыть слезами ваши ноги и сказать: «Претекстат, я люблю вас»?

– Повторите еще раз мое имя, это так приятно.

– Замолчите, а то меня стошнит.