Тест на верность - Аверкиева Наталья "Иманка" (книга жизни TXT) 📗
Ахмед захохотал:
— Зачем?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Тебя это тяготит?
— А как ты думаешь?
— Знаешь, я поменял много школ. Наша семья постоянно переезжала. У отца вообще разъездная работа была. Так вот, в одной из школ я постоянно был объектом насмешек и унижения. Все произошло из-за того, что однажды я рассказал другу, что можно сделать машину времени в одном направлении — только в будущее. В ней бы человек просто спал столько, сколько надо, пока его не разбудят.
— Подожди, но ведь человек состарится во сне.
— Нет, чтобы он не старился, можно остановить дыхание, жизнедеятельность, а потом запустить обратно.
— Интересная идея. По-моему, по тебе плачет Голливуд.
Ахмед ухмыльнулся.
— Друг начал меня выспрашивать, что за машина, какая машина, как выглядит. Спросил, можно ли для этого использовать таз, например.
— Ой, какой у тебя продвинутый друг. Если бы в твоем тазу был душ, я бы с удовольствием в нем переночевала пару столетий.
— Я ответил, что это не имеет принципиального значения, это может быть что угодно.
Представив себе машину времени в виде таза, я громко рассмеялась.
— «Три мудреца в одном тазу поплыли по морю в грозу!» Это не ты написал?
— Нет, к сожалению. Зато дальше все кончилось, как в том стихотворении: я утонул вместе с тазом.
— Видимо, таз был китайского производства, — захохотала я. — Тебе надо было надевать спасательный жилет.
Ахмед снисходительно смотрел на меня сверху вниз.
— Продолжай, извини, что перебила, — кое-как успокоилась.
Он еще помолчал немного, потом соизволил продолжить:
— На следующий день вся школа обсуждала, как я собираюсь делать машину времени из таза.
— Ты стал знаменит!
— Ну, слушай, — одернул он меня. — А то я мысль потеряю. Потихоньку это дошло до классной руководительницы, а потом она поговорила с моими родителями. Через пару дней мама начала выспрашивать, что за машину я собрался делать из таза, таким тоном, словно опасается за мое психическое здоровье, и уже нашла мне хорошего психиатра и выбила палату-люкс в ближайшей психушке.
— А услуги санитаров входили в набор? — серьезно спросила я, едва сдерживаясь, чтобы не заржать в голос. Потом гнусаво затянула: — Едет, едет, едет белая карета… Ха-ха-ха! Какая у тебя странная мама. Моя мама всегда поддерживает даже самые бредовые мои идеи.
— А моя… Вот да… Хотела вызвать белую карету. — Он запнулся, словно раздумывая, говорить или нет. — Вот ты меня перебила, а я ведь тебе это с умыслом рассказывал.
— Прости, я не смогла удержаться.
— Я тебя подвожу к основной мысли, как бороться с этой напастью. Тебе самой ничего не надо делать. Вот вообще ничего в буквальном смысле этого слова. Пойми, чем больше ты доказываешь, что они не правы, тем…
— Тем меньше тебе верят?
— Да. Не суетись, смейся вместе с ними. Когда они поймут, что от тебя нет ожидаемой реакции, они сами отстанут. Понимаешь?
— Понимаю, — помрачнела я, вспомнив Лепру и ее лепрозорий. — Я и не собиралась бежать, как крыса, от этих сплетен.
— А что ты уже сделала?
— Ничего… Ну… — Я стыдливо опустила глаза. — Подралась…
— Хм… Они перестали дразниться?
— Нет. Еще больше.
— Тогда ты делаешь что-то неправильно. Ты поступаешь неправильно или ведешь себя неправильно. В общем, ты где-то сильно лажаешь. И это странно. Ты, Яра, воин по своей натуре, сильная личность. Но в твоих словах я слышу отчаянье, ты опустила лапки и глупо тонешь, вместо того чтобы карабкаться наверх. Давай, чего ты ждешь! Сделай сплетников! Красиво сделай. Как сделал бы великий буси.
— Я сделаю, Ахмед. Обязательно сделаю, — кивнула я, полная решимости действовать. — Ты прав. Буси не может сдаться так глупо.
— Ты только продумай все хорошо, — похлопал он меня по плечу и широко улыбнулся. — Удар должен быть один и конкретный.
— Да, ты прав. Я подумаю.
— Я в тебя верю.
Ох, вздохнула я, вот еще самой бы в себя поверить.
Автобус медленно полз по Мичуринскому проспекту в сторону дома. Мы больше не возвращались к теме отношений, болтали о чем-то легком. Ахмед предлагал сходить в выходные в кино, обещал прийти ко мне на тренировку. Сказал, что проведет меня в МГУ на самый высокий этаж, откуда видна вся Москва, главное, чтобы погода была ясной.
Мы подъехали к светофору. Сейчас пересечем площадь Индиры Ганди, а там до дома рукой подать. Ноги и руки совсем замерзли. Джинсы колом стоят. Куртка… Интересно, в чем я завтра пойду в школу? И, наверное, выгляжу кошмарно, грязная вся… Я узнала ее сразу же по развевающейся гриве медных волос, которые трепал ветер. Рита быстро шла и кому-то махала рукой. Ее лицо светилось от счастья. Казалось, что она вот-вот взмахнет ярко-оранжевым палантином с каким-то узором и взлетит, как огромная огненно-красная бабочка. Я судорожно начала рыскать взглядом по толпе, стараясь найти того, к кому она спешит. Вон тот парень в черно-белой куртке! Точно! Он! Стоит ко мне спиной и машет ей в ответ. И это совершенно точно не мой брат. По одежде похож на райдера — спущенные джинсы, зауженные книзу, кроссовки, широкая куртка, шапочка. У них специфический вид, уж я-то видела, знаю.
Я тут же полезла в карман за мобилкой. Трясущимися руками принялась настраивать камеру.
— Что ты делаешь? — удивился Ахмед.
— Погоди, — отмахнулась я. Света не хватало, было очень плохо видно, да и памяти на телефоне мало.
Рита подлетела к парню и повисла у него на шее. Тот подхватил ее за талию, уткнулся носом в плечо. Они что-то говорили друг другу. Потом отпрянули, не отпуская рук. Рита кокетничала, строила глазки, все так же пронзительно счастливо улыбаясь. Мой телефон сообщил, что у него больше нет ресурсов. Отключил запись, но и этих секунд хватит, чтобы доказать Славке ее измену. Рита смотрела на парня таким влюбленным взглядом, с таким восторгом, так вдохновенно, что мне даже стало стыдно, что мы за ними подглядываем.
Автобус тронулся с места, начал торопливо пересекать площадь.
Я встала на сиденье на колени и прилипла к окну. Это Сережка Ракицкий. Скорее всего, он. Очень похож.
Так, надо срочно узнать, кто это! Кому позвонить? Леха! Да… Он должен знать, в чем ходит Ракета.
Автобус резко повернул к остановке, и я плюхнулась Ахмеду на колени. Но это событие меня мало взволновало — пальцы судорожно набирали заветный номер.
— Ершов! — забыв про всех, рявкнула я в телефон, вываливаясь из автобуса на улицу, поскользнувшись на ступенях. — Леха! Это Птица, друг Макса. Ты Ракету давно видел?
— Ни мне здрасте, ни тебе спасибо… — зевнул он в трубку.
— Леха! Ты Ракету давно видел?! — заорала я зло, отходя от Ахмеда на несколько метров.
— Днем. Птица, друг Макса, ты чего такая нервная, как курица?
— А где он может быть сейчас?
— Откуда я знаю? Я с ним не живу.
— Он с Ритой помирился?
— Понятия не имею. А ты на него…
— Нет! Я не имею на него видов! Я тебя спрашиваю, он помирился с Ритой?!
— Ну, он с ней полдня эсэмэсился. А уж помирился или нет, то мне не известно.
— Зато мне известно. У него куртка какая? Такая черно-белая, широкая? Там еще какой-то рисунок…
— Ну да. Черно-белый принт. Картинки разных фигур при катании на скейте.
— Фуф, — выдохнула я облегченно. — Спасибо, Леш, ты мне очень помог.
— Не за что, Птица, друг Макса. А тебе зачем надо было?
— Тот лох, помнишь, про которого ты рассказывал, — мой брат. И ваша Рита ушла от Ракеты к моему брату. Не могу сказать, что я в восторге от этого события.
— Оуч, ну ты, Птица, друг Макса, попала.
— Не то слово. И это… Леш, я видела, как вы с Ракетой катались. Это было круто! Я очень за вас переживала.
— Спасибо, Птица. Приходи в скейт-парк «Локстрим», это на Черкизовской. Я тебе покажу, как надо кататься по-настоящему.
— Ловлю на слове. Бывай.
— Звони, Птица, друг Макса.
Я повернулась к Ахмеду. Его нигде не было. Удрученно осмотрелась… Нет, ушел. Ни мне до свидания, ни тебе спасибо… Обиделся? Но на что?
