Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна (список книг .TXT) 📗
- А вы меня тоже продали?
Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Вильгельм, самый старший из братьев ("Братьев - разбойников", - как шутя называл их отец), поперхнулся шампанским и закашлялся.
Яков Платонович посмотрел на воинственно насупленную сестрицу (и какая, спрашивается, муха её укусила?) и мягким успокоительным тоном, на Анне Викторовне отработанном, уточнил:
- Что-то случилось?
Лизхен неопределённо взмахнула рукой:
- Аглашу Тихомирову отец замуж продал. А вы меня тоже продали, да?
- Почему продали? - искренне возмутился третий брат, Михаил. - Мы тебя Андрею даром отдали!
- Неправда, приданое было, - педантично заметил самый младший брат, Карл, характерную для всего семейства Штольманов въедливость и дотошность пустивший на служение банковскому делу.
Платон не выдержал, расхохотался и, поцеловав сестру руку, выпалил:
- Так что, Лизхен, можешь утешиться. Мы тебя не только не продали, но ещё и доплатили, чтобы Андрей на тебе женился.
Повисла нехорошая пауза, во время коей Лизхен хватала ртом воздух, пламенея очами, а братья выразительно смотрели на Платона, в очередной раз не сумевшего удержать длинный язык на привязи.
- Аня, пойдём танцевать, - Яков плавно повлёк за собой супругу в центр зала, где кружились пары.
- А Лиза ничего Платону Платоновичу не сделает? - Анна Викторовна с тревогой посмотрела на мужа.
Яков бросил на сестру долгий оценивающий взгляд.
- Портить нам свадьбу она точно не станет, но и сказанного не забудет, непременно отыграется.
Анна хотела ещё что-то сказать, но Яков мягко привлёк её к себе, прошептал, щекоча дыханием ушко:
- Не переживай, всё будет хорошо. Что бы у нас ни происходило, мы остаёмся одной семьёй.
Яков Платонович и сам не осознал, что слово в слово повторил любимое изречение отца, коим тот часто успокаивал разбушевавшееся многочисленное семейство.
Бал подходил к концу, гости, ещё раз пожелав молодым всего самого наилучшего, благополучия и процветания, потихоньку разъезжались, а Анна с удивлением поняла, что страшно волнуется, буквально трепещет вся, словно осина на ветру.
- Что с тобой? - Лизхен с тревогой посмотрела на Анну, даже лба коснулась, проверяя, нет ли жара. - Ты вся дрожишь!
Анна Викторовна посмотрела на подругу, а теперь ещё и родственницу большими, от волнения ставшими совсем огромными голубыми глазами. Как, вот скажите, как можно объяснить то, о чём в приличном обществе и думать-то не подобает?!
- А-а-а, - Лизхен понимающе улыбнулась, став в этот миг удивительно похожей на Якова, коий в момент этой сокровенной беседы на правах хозяина бала прощался с гостями, - я перед первой брачной ночью тоже тряслась. Андриш же всю пору ухаживаний мне лишь ручку нежно целовал да пару раз, пока никто не видел, щеки поцелуем коснулся.
- Что так? - Юленька живо вспомнила князя Лисовского, на скромника не похожего ни коим образом.
- А разве может быть иначе, с моими-то братьями? - фыркнула Лизхен, впрочем, не без гордости. - Кому же в здравом уме и твёрдой памяти возжелается разом испортить отношения с дипломатом, следователем, врачом, военным и банкиром! Причём людьми физически крепкими, боксирующими и попадающими не целясь в копеечку с десяти шагов.
Юленька, хоть и была с семейством Штольманов знакома сызмальства, сглотнула тяжко, посмотрела на подругу сочувственно и прошептала чуть слышно, чтобы, оборони господь, не услышал никто:
- Дивно, что Андриш Станиславич за тобой вообще ухаживать насмелился. У тебя охрана, поди, не хуже императорской.
Лизхен горделиво расправила плечи. В глубине души Елизавета Платоновна была свято убеждена, что её охрана ЛУЧШЕ императорской, царя-то батюшку, как ни крути, за жалованье охраняют, а её по зову сердца берегут. А она уж, по мере сил своих, хранит братьев, обеспечивая каждого не только ранней сединой, как они сами порой жалуются, но и теплом душевным, у мужчин рода Штольманов тщательно сокрытым и разумом запечатанным. Впрочем, грех пред собой лукавить, у каждого женатого братца супруга смогла ключик к сердцу благоверного подобрать. Вот и Яков теперь женился и расцвёл, точно маков цвет... насколько это вообще для Якова Платоновича возможно.
Словно почувствовав, что размышления Лизхен и её подруг коснулись его особы, Яков повернулся к дамам, привычно сдерживая улыбку, но не в состоянии сокрыть счастливого сияния глаз, от коего на душе у Анны точно Светлое Воскресенье наступило.
- С Вашего позволения, сударыни, мы с Анной Викторовной откланяемся, - Яков Платонович положил руку жены на свой локоть, совсем как раньше, в Затонске, когда по вечерам они с Анной прогуливались, обсуждая очередное раскрытое дело.
- Разумеется, братец, - Лизхен мягким материнским жестом коснулась щеки брата.
Яков Платонович чуть заметно поморщился, покровительственных жестов, так любимых сестрицей, он не терпел с детства, но ласку стоически выдержал. Елизавета Платоновна, впрочем, испытывать терпение брата не стала, руку убрала быстро, а когда Яков с супругой повернулись, направляясь в свои покои, украдкой перекрестила их. Как обычно, сначала по-православному, а потом и по-католически, так, на всякий случай.
***
В спальне, роскошно убранной для молодых, Анна опять ощутила леденящее руки и заставляющее сердце в груди галопом нестись волнение. Все матушкины наставления и тётушкины поучения вихрем закружились в голове, мешая даже дышать. Тётя, как на грех, своими благими намерениями ввела племянницу в самый настоящий ад: так красочно расписывала, что должно, а чего ни в коем случае нельзя делать молодой девице, дабы супружеское счастье не спугнуть, что Анна окончательно запуталась и сейчас, когда пришло время все поучения воплощать, ничего вспомнить не могла. Лишь перед глазами стояло лицо тётушки со скорбно поджатыми губами и меленькими седыми кудряшками, да в ушах дребезжало: "А коли забудет чего невеста, то враз на семью обрушатся все беды и напасти. Вот помню..." Дальше шло пространное описание горестей знакомой тётушке молодой семьи, пренебрегшей мудростью предков и решившей обойтись без заткнутой в пояс свадебного платья иголки, рисовых зёрен под подушкой, подковы на счастье или ещё чего-то похожего. Когда Анна слушала все эти наставления, она лишь снисходительно улыбалась, но сейчас волнение взяло верх. А вдруг тётушка права? И она, Анна, своими руками всё разрушила, отказавшись от нити красной на руку?
