Последний Карфаген (Повесть. Рассказы. Дневники) - Козлов Сергей Сергеевич (читаем книги .txt) 📗
И тут уж каждый волен выбирать: сказать или написать. Но промолчать невозможно. Промолчишь одно, скажешь другое. Промолчишь в одном месте — скажешь в другом.
Получается, что изданная книга — это своеобразный трансформатор, усиливающий и распространяющий энергию одного на многих.
Время собирать камни… Время разбрасывать камни… А когда наступит время строить?
Одиночество и холод — если не синонимы, то родственники. От того и от другого знобит. Начинаешь искать тепло.
Чисто мужское наблюдение, хотя имеет и свои исключения: что можно одновременно любить и ненавидеть?
Оружие.
Я родился в другой стране. В СССР.
Моя душа родилась в Российской империи.
Историки-демократы поставили знак равенства между застоем и запоем. По-моему, не было ни того, ни другого. А вот сейчас — налицо.
Зависть, как известно, бывает черная и белая. С черной и с тем, на что она толкает людей, все ясно. Белая зависть — это когда радуешься успехам и достижениям других, но и самому тоже хочется. Белая зависть — двигатель прогресса. (Не ново, записано ради следующей мысли).
Черная магия появилась, в том числе, и от черной зависти.
В Горноправдинске плохая вода. Нужны очистные сооружения.
Не только для воды. Нужно всеобщее очищение…
В Филинском (ныне Горноправдинск) была церковь, построенная купцами Фроловыми в 1903 году. Во время хрущевской атаки на православие церковь передали на хозяйственные нужды. Одно время там торговали водкой (спецмагазин во времена талонной системы), теперь там пекарня. Но хлеб пекут, не помолясь. В Тюмени на берегу Туры в здании храма разливают водку — изощренное кощунство.
В Филинском была церковь. В Горноправдинске есть баптисты, адвентисты, колдуны, ведьмы, экстрасенсы и прочая бесовщина.
Нужны очистные сооружения!
Прости меня, Господи, за такое сравнение.
Что ни делается, то к лучшему?
Что к лучшему, то не делается!
Чтобы приучиться к порядку, необходимо иметь свой дом.
Судя по нынешнему хаосу, «наше» правительство не считает Россию своим домом, невзирая на название собственной партии.
Русские самодержцы не могли не считать Россию своим домом.
850 лет Москве.
Столицу умыли и вычистили. Так делали и ранее по большим праздникам.
850 лет Москве. Никогда она еще не была так далека от остальной России.
Спор о сексуальных меньшинствах. «Гуманная» учительница с запалом:
— Ну что вы, они же больные люди!..
— Раз больные — значит, должны где-нибудь болеть: или на необитаемом острове, или в специализированной лечебнице, а не лезть в правительство и средства массовой информации.
Сердце порой останавливается… Я прислушиваюсь к нему, оно прислушивается ко мне.
Не жизнь, а сплошной инфаркт. Но зато уж если радость в сердце, то и радость до слез.
Влюбиться легко — любить трудно.
Дед, слушая, как мы талдычим о женщинах:
— Что вы все о бабах да о бабах?! Вот мы раньше развлекались, революции делали…
Раньше мы с женой могли сказать одну и ту же фразу в одно и то же время, не сговариваясь, совпадая даже в интонации. Теперь с той же «симметрией» можем сказать совершенно противоположное друг другу. Регресс? Парадокс?
Но до сих пор понимаем друг друга с полуслова.
Просто иногда делаем вид, что не понимаем.
Что же такое любовь?
Это невозможность существования без кого-либо, порождающая способность к самопожертвованию. Любить — это значит иметь в себе (не мною сказано).
Я не мыслю своего существования без Бога.
Да, я грешник, о моем спасении не мне судить, но любить мне не запретит никто…
Кому-то облака, кому-то тучи, кому-то дождь, кому-то слезы, кому-то мысли, кому-то деньги, кому-то речь, кому-то Слово…
Но не всегда — каждому свое.
Чистый лист бумаги похож на чистое небо.
Чистый лист бумаги похож на отдельно взятое облако.
Сейчас модно нагонять тучи.
Предпочитаю облака. Лично мне они дают отдых от слишком яркого света. Кто может оспорить утверждение, что в облаках кроется огромная информация?
На небе пишет Бог.
На небе написано Слово.
Слово, написанное на небе, на русском языке.
Слово сказано для всего мира, но написано на русском небе…
1997 г.
Облачный край
Я всегда пишу на одной стороне листа, и поэтому мне часто кажется (думается), что вторая его сторона, оставшаяся чистой, знает нечто большее, чем та, которая говорит моим языком.
Наверное, каждый чувствовал притягательную магию чистого листа бумаги. Белую магию.
Хочу света — беру Евангелие, хочу жизни — беру книгу, хочу муки — беру чистый лист бумаги…
Не все рождается через боль. Не всякая боль приносит страдания. Но уверен: настоящего творчества без боли и глубоких душевных переживаний не бывает.
И. А. Ильин, размышляя о творческом человеке, обращался к обществу: дайте им слушать, дайте им созерцать, дайте им «право на свободную творческую молитву», «ибо художник призван созерцать и выговаривать в своей работе — Сверхземное». «А сколь велика радость труда при каждом творческом достижении!» (Путь к очевидности).
И сколь сладка порой бывает боль…
В «Опавших листьях» В. В. Розанова нет самолюбования, а только изложение себя, всего общества через себя, всей литературы через себя, всей России через себя.
(Спор с учительницей литературы)
Здесь, на Севере, как и везде ныне, каждый занят проблемами собственного выживания, но еще по традиции, сами того не осознавая, делают это сообща. Вместе. Как тогда, когда осваивали этот суровый и богатый край; как тогда, когда был в почете коллективный труд…
Пока строили коммунизм, выживать было некогда.
Здесь не дают друг другу умереть.
Местные женщины стареют быстрее. Кто говорит — от климата, другие — от нелегкой жизни, я говорю — от недостатка любви. К ним.
Небо чаще похоже на застиранное, плохо выжатое белье, с которого нет-нет да начнет капать. Отражаясь в глазах, оно придает им суровости и житейской мудрости, даже детям, но не может затенить этакий озорной луч, веселинку.
Нудным, подчеркнуто серьезным, имеющим строгий нрав в облачном краю жить тяжело. Их не понимают и даже жалеют. Жалеют, смеясь.
В поведении старожилов наблюдается редкостное сочетание самого безумного авось и сметливого, высокоинтуитивного расчета, помноженного на доскональное знание окружающего мира.
