Последний Карфаген (Повесть. Рассказы. Дневники) - Козлов Сергей Сергеевич (читаем книги .txt) 📗
Олег замолчал, пытаясь проглотить подкативший к горлу комок боли. Элька, чуть раскачиваясь, гладила его по плечам, а сама смотрела в одну точку на стене. Она и не чувствовала уже ничего, потому что болевой порог давно был пройден. Просто ныло где-то в сердце. Вспомнилось, что в прошлом году в поселке был подобный случай. Сгорела по пьяни вся семья и двое малышей с ними. Семилетняя дочка вернулась из школы на пепелище. Ее увезли потом куда-то в детдом. А теперь поговаривают, что удочерили девочку сердобольные американцы. У нас, видать, сердобольных не хватает.
— Олег, — заговорила Элька, будто осенило ее, — давай я поговорю с нашим главным сельсоветчиком. Он мужик нормальный, старой закалки. У нас клуб уже лет пять не работает. Будешь клубом заведовать. А? Может, видеозал откроешь, я тут скопила чуть-чуть…
— Эль, я бы тоже остановился… Ты — лапушка… Да и устал уже. Едим нерегулярно, моемся еще реже. Ребенок, ведь. Милиция несколько раз задерживала. Уроды всякие наехать пытались. «Лолиту» набоковскую читала? Да о чем это я?! За кого только нас не принимали! Мне иногда кажется, что я уже ни о чем думать-то не могу, кроме дороги. Иду и смотрю по сторонам. Но где он тот свет, к которому Варенька идет?
— А давай я с ней поговорю!
— Поговори. Я не против, но, боюсь, она никого не послушает.
— А я вот попробую! — и Элька, набросив на плечи куртку, ринулась на улицу, сбив по пути ведро и еще что-то.
Олег остался один. «Как-то просто всё, — подумал он, — а может, так и надо?» Он тоже давно уже перешагнул болевой порог. Точнее, не перешагнул, а перешагал. Или вместе с Варей уходил от него каждый день?
— Олег! — это кричала Элька с улицы.
Он в каком-то полузабытьи вышел на крыльцо. Элька была за воротами.
— Их нет! Они куда-то ушли! Я уже к дядьке постучала, думала, Толик ее туда водил, а их там и не было…
Сначала у Олега опустилось сердце. Даже не в пятки, а куда-то ниже земли. И только невидимые нити соединяли с ним онемевшее тело. Он сделал несколько шагов, чувствуя, как сердце с трудом тянется следом где-то под землей. Как гиря. Да и ноги — словно из намокшей ваты. Мысли судорожно носились, настолько судорожно, что и понять невозможно было, какой в них смысл, толк, прок или еще что. Мысли сами по себе, а Олег сам по себе. Так было до тех пор, пока одна из них не зависла вдруг звонкой нотой в его голове.
— Одевайся потеплее, и побежали, — кивнул он Эльке.
— Что?!
— Я знаю, где они…
— Ты… Ты думаешь?.. — и уже засеменила как-то по-старушечьи в дом.
Им пришлось пробежать полтора километра до трассы и пройти быстрым шагом больше версты по сизому туману, клочками тянувшемуся над шоссе, рвавшемуся под колесами редких машин. И еще с полкилометра они шли следом за малышами, которые бодро вышагивали впереди, взявшись за руки. Все это время они как будто переругивались, пытаясь уговорить друг друга начать новую жизнь.
— Это твоя Варвара его сманила, — бубнила Элька.
— По-моему, последнее слово было за ним, он так и сказал: пойдём.
— Он вообще не умеет говорить, — не совсем уверенно возразила Элька.
— Просто ему с тобой не о чем разговаривать.
Элька замолчала. Олег понял, что она обиделась, и решил как-то загладить свою вину:
— Кто его научил читать?
— Никто. Я сначала подумала, что он просто вид делает, а потом поняла, что он читает… Нам, похоже, теперь придется жить вместе, — Элька сказала это так, будто знала Олега тысячу лет и уж так он ей примелькался, что теперь вроде и деваться от него некуда.
— Не жить, а идти.
— Идти? Куда?
— Назад… К свету… Даже когда мы сидим, стоим или спим, мы идем. Мы двигаемся. Кто-то тянется к свету, а кто-то… — Олега вдруг потянуло пофилософствовать.
— Идти? И по дороге побираться? — оборвала его Элька.
Олегу пришло в голову обидное: «Зато тебе не надо будет на работу ходить». Но не сказал. Сказал другое:
— Прости, Эль, связалась с нами…
— Да чего уж… — и закричала вдруг: — Толик! Толик! Ну стойте! Куда вы?
Малыши остановились. Эльке показалось, что до этого они довольно оживленно и весело беседовали, но теперь Толик смотрел на мать чуть ли не с серьезностью взрослого мужчины.
— Она сказала, что дольше меня не устанет, — сообщил Толик.
— Во как! И долго вы намерены соревноваться?
В ответ Толик пожал плечами.
Возвращались они вчетвером затемно. Дети по-прежнему шли впереди, а Олег с Элькой шли под руку. На ночь опять наддал морозец. Селияры мельтешили впереди редкими огоньками. Варя вдруг отпустила руку Толика и подбежала к Олегу:
— Пойдем быстрее, папа, я замерзла, там, видишь, огни.
Там светлее. И Толик замерз. Ты нам перед сном почитаешь?
Сердце опять куда-то провалилось. Варенька не заметила, а Эля протянула Олегу платок. Навернувшиеся слезы норовили застыть у него прямо на ресницах. Он дождался, когда Варя догонит Толика, и только потом промокнул глаза.
— Я даже не был на кладбище…
— Ты думаешь, это самое важное?
— С тех пор, как все это произошло, я не знал ничего важнее, чем Варюша…
— Ничего важнее и быть не может, — согласилась Элька.
Олег вдруг захотел упрекнуть ее за Толика, которого она оставляла одного, но потом понял, что не имеет на это никакого права. Упрекнуть, может, и стоило кого-нибудь, но только не ее. Выкрикнуть в темный морозный воздух этот упрек, чтобы летел до самых кремлевских стен и там лет десять резонировал. Ровно столько, сколько страну лихорадит. А может, и все сто.
— Ничего важнее быть не может, — повторила сама себе Элька.
— И светлее, — добавил Олег.
— Ты ведь больше не пойдешь на дорогу? — спросил Олег, хотя и без того знал ответ, потому что иначе с сегодняшнего дня и быть не могло.
— Если только вместе с вами, — улыбнулась Элька.
«Как-то просто все, незамысловато получается, — подумал Олег, но на душе от этого „просто“ стало светло и легко, камень оторвался и полетел в свою черную бездну, куда-то под землю, — а может, так и должно быть? Что еще нужно? Что-то еще нужно…»
Утром выпадет снег, мир станет светлее, и нужно будет расчищать тропку от крыльца к воротам…
Горноправдинск, 2000 г.
Как мы выбирали президента
МАРТОВСКИЙ день выдался теплым, и я, посовещавшись со своим расположением духа, взял паспорт и решил выполнить свой гражданский долг. Выборы президента хоть и не каждый день, но на фоне других всевозможных избирательных кампаний примелькались. Поэтому путь к избирательной урне по талому почерневшему мартовскому снегу отнюдь не представляет собой радостное шествие благополучных граждан (которых еще и поискать надо), а больше похоже на вялотекущее стечение усталых зомби с единственной мыслью в голове: хоть мой голос ничего и не решит, но пусть ТАМ кто-нибудь будет, раз так нужно. Авось выживем.
На крыльце избирательного участка, блистающего на фоне общей серятины свежесшитыми триколорами, я встретил друзей детства, обитающих в том же дворе, но где-то в другой жизни. Каждый — в своей. Наверное, я стал тем детонатором, который дополнил боекомплект, потому что, поочередно поздоровавшись со мной, они, не сговариваясь, выпалили терзавший каждого по отдельности вопрос: «Ну, за кого?!».
— Ни за кого, как всегда, — разочаровал их я.
— Зря ты так, Сергей, — с укоризной заметил мне Андрей Бобров, инженер одного из умирающих заводов, — нужно определиться! Страна в развале…
— Я вот, например, за Зюганова! — нетерпеливо отрапортовал бандит Игорь Климин.
Бандит ныне — такая же обыкновенная профессия, как, скажем, менеджер или специалист по лизингу и консалтингу. И как во всякой профессии специалист бывает хорошим или плохим. Игорь являлся хорошим бандитом, в том смысле, что простых и добрых людей не обижал, с соседями жил душа в душу, имел кодекс чести Робина Гуда и так же, как большинство бывших советских граждан, даже от новой «профессии» больших барышей не нажил. Но было все-таки удивительно, что он собирается голосовать за Зюганова, обещающего раз и навсегда покончить с криминализацией страны.
